Но даже сейчас, мечтая о бездумном облегчении, Эолейр знал, что возненавидит его результат: плоды насилия не всегда достаются справедливым или мудрым.
Эолейр обогнул западные посты Эрнисдарка и постарался держаться как можно дальше от крупных лагерей риммеров Скали, которые разместились на лугах вокруг столицы Эрнистира. Сейчас он ехал по гористому району Диллати, исполнявшему роль бастиона между побережьем Эрнистира и возможным вторжением с моря. Да, Диллати стал бы непреодолимым препятствием для любого завоевателя, но враг, оказавшийся роковым для Эрнистира, пришел с противоположной стороны.
Горцы всегда отличались подозрительностью, но за последний год привыкли к многочисленным беженцам, поэтому по дороге Эолейру удалось найти приют в нескольких домах. Те, кто соглашался его принять, гораздо больше интересовались новостями, чем тем, что перед ними объявился сам граф Над-Муллаха. Наступили времена, когда слухи стали лучшей разменной монетой в стране.
Вдалеке от городов люди и прежде мало знали о принце Джошуа, не говоря уже о его борьбе с Верховным королем, каким-то образом имевшей отношение к несчастьям Эрнистира. В Диллати никто понятия не имел, жив или мертв брат Элиаса Джошуа и где он может находиться. Но горцы слышали о смертельной ране своего короля Ллута от солдат, уцелевших после сражения у Иннискрича. И люди, дававшие приют Эолейру, обычно радовались, когда узнавали, что дочь короля Ллута цела и невредима и двор Эрнистира, хоть и в изгнании, но все еще существует. До войны они особенно не думали о том, что сказал или сделал король в Таиге, но он оставался частью их жизни. Эолейр понимал: мысль о том, что хотя бы тень прежнего королевства жива, казалась людям утешительной, словно присутствие семьи Ллута – не важно где – каким-то образом гарантировало, что со временем риммеры будут изгнаны.
Спускаясь вниз от Диллати, Эолейр обогнул Краннир, самый странный островной город Эрнистира, и направил лошадь в сторону Эбенгеата, выстроенного в устье реки Баррейлеан, где без особого удивления обнаружил, что здесь эрнистирийцы нашли способ жить под присмотром Элиаса и Скали; впрочем, они всегда славились гибкостью. В других частях страны нередко этот портовый город в шутку называли «Очень северным Пердруином», из-за любви горожан к прибыли и ненависти к политике – во всяком случае, той, что мешала бизнесу.
Именно в Эбенгеате Эолейр получил первую реальную подсказку о возможном местонахождении Джошуа, причем самым типичным для города способом.
Эолейр разделил ужин со священником из Наббана на постоялом дворе, расположившемся на набережной. Выл ветер, дождь барабанил по крыше, и помещение гудело, как барабан. Под взглядами бородатых риммеров и надменных эркинландеров – новых покорителей Эрнистира – добрый святой отец, который выпил на кружку эля больше, чем следовало, рассказал Эолейру не слишком связную, но завораживающую историю. Священник только что прибыл из Санцеллана Эйдонитиса и клялся, что там ему кто-то поведал – по его словам, самый важный священник в Санцеллане, – что Джошуа Однорукий, сумевший уцелеть после падения Наглимунда, вместе с соратниками в количестве семи человек отправился на восток, через луга, в поисках безопасного места. Все это священнику сообщили при условии строжайшего соблюдения тайны.
Как только перебравший спиртного собеседник Эолейра закончил свою историю, он тут же принялся умолять графа поклясться хранить тайну – не вызывало сомнений, что он уже просил об этом и других слушателей. Эолейр с исключительно серьезным лицом пообещал никому ничего не говорить.
В этой истории было несколько мест, которые особенно заинтересовали Эолейра. Точное число спасшихся спутников Джошуа могло указывать на истинность слов священника, хотя следовало признать, что его рассказ невероятно походил на начало легенды: Однорукий принц и Отважная Семерка. Но раскаяние священника, нарушившего клятву, показалось ему искренним. Он разболтал то, что знал, не для того, чтобы подчеркнуть свою значимость, скорее, походил на человека, неспособного помалкивать даже ради спасения собственной души.
И тут, разумеется, возникал вопрос: почему человек, занимавший высокое положение в Матери Церкви, во всяком случае, так утверждал священник, доверил столь важные сведения глупцу, на раскрасневшемся лице которого легко читались его ничтожные качества? Ведь никто в здравом уме не стал бы рассчитывать на то, что веселый пьяница будет хранить такую восхитительную тайну на раздираемом войной Севере?
Эолейр был смущен и заинтригован. Когда над Фростмаршем прогремел гром, граф Над-Муллаха начал размышлять, не стоит ли отправиться в Страну Лугов, которая начиналась за Эркинландом.
Позднее, тем же вечером, вернувшись из конюшни, – Эолейр никому не доверял заботу о своей лошади – привычка, которая множество раз его выручала, – он остановился возле входной двери на постоялый двор. Яростный ледяной ветер гнал по улице снег и стучал в закрытые ставнями окна. За доками о чем-то тревожно бормотало море. Казалось, все обитатели Эбенгеата исчезли. Полуночный город походил на призрачный, оставшийся без капитана корабль, плывущий под луной.
Странные отсветы полыхали на северном небе: желтый и цвет индиго, а еще фиолетовый, словно след сверкнувшей молнии. Горизонт пульсировал разноцветными яркими лентами – прежде Эолейру не доводилось видеть ничего похожего – пугающими и одновременно наполненными необычной энергией. По сравнению с тихим Эбенгеатом Север казался поразительно живым, и на какое-то безумное мгновение граф подумал: а стоит ли за него сражаться. Того мира, который он знал, больше не существовало, и ничто уже не могло его вернуть. Быть может, лучше принять…
Эолейр хлопнул руками, одетыми в перчатки, звук разнесся глухим эхом и стих. Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от тяжелых мыслей. Далекий свет производил сильное впечатление.
И куда ему теперь направиться? До Луговых земель, расположенных за долиной Асу, о которой говорил священник, путь составит несколько недель. Эолейр знал, что он мог проехать вдоль побережья, мимо Мермунда и Вентмута, но тогда ему, одинокому всаднику, придется двигаться через Эркинланд по землям, хранившим верность Верховному королю. Или позволить мерцавшей заре увлечь себя на север, к своему дому в Над-Муллахе. Замок заняли грабители Скали, но люди, что живут в деревнях, дадут ему приют и расскажут последние новости, и он сможет снова запастись провизией на последнюю часть длинного путешествия. А оттуда свернет на восток и минует Эрчестер севернее, скрывшись в тени великого леса.
Эолейр смотрел на призрачное сияние северного неба и размышлял. Лившийся оттуда свет показался ему невероятно холодным.
Море вспенивали тревожные волны, по темному небу неслись рваные зловещие тучи, на почерневшем горизонте мерцали вспышки молний.
Кадрах вцепился в поручни и застонал, когда «Облако Эдны» взлетел вверх, а потом резко ушел вниз, во впадину между волнами. Над головой Кадраха под порывами сильного ветра хлопали паруса, и резкие звуки напоминали ему громкие удары хлыста.
– О, Бриниох Небесный, – взмолился монах, – отведи от нас эту бурю!
– Разве это буря? – насмешливо сказала Мириамель. – Похоже, ты никогда не был в море во время настоящего шторма.
Кадрах с трудом сглотнул.
– А я никогда и не хотел, – проворчал он.
– К тому же зачем ты молишься языческим богам? Я думала, ты эйдонитский монах.
– Я весь день молился Усирису и просил его вмешаться, – ответил Кадрах, лицо которого было бледным, как рыбья плоть. – И постепенно пришел к выводу, что следует попробовать что-то другое.
Он приподнялся на цыпочки и еще сильнее наклонился над поручнями. Мириамель отвернулась.
Через несколько мгновений монах выпрямился и вытер рот рукавом. Брызги дождя с громким стуком отскакивали от палубы.
– А вас, леди, – спросил Кадрах, – неужели вас ничего не тревожит?
Мириамель проглотила насмешливый ответ. Монах выглядел по-настоящему жалким, остатки волос прилипли к голове, возле глаз залегли темные круги.
– Многие вещи, – сказала Мириамель, – но только не то, что я нахожусь на корабле в море.
– Тогда вы можете считать, что на вас снизошло благословение, – пробормотал Кадрах и снова склонился над поручнем.
Неожиданно его глаза округлились, он отскочил назад и сел на палубу.
– Клянусь костями Анаксоса! – закричал он. – Спасите нас! Что это такое?!
Мириамель шагнула к поручням и увидела подрагивавшую в седле волн серую голову, которая смутно напоминала человеческую, только без волос. У существа было гладкое тело без чешуи, как у дельфина, и красный беззубый рот в форме круга, как будто оно собралось запеть, глаза напоминали гниющие ягоды ежевики. Отвратительное существо издало странный булькающий крик и скользнуло в волны, только мелькнули ноги с длинными перепончатыми пальцами. Через мгновение голова снова появилась, еще ближе к кораблю. Чудовище за ними наблюдало.
Внутри у Мириамель все сжалось.
– Килпа, – прошептала она.
– Он ужасный, – сказал Кадрах, продолжавший сидеть у планшира. – У него лицо как у проклятой души.
Пустые черные глаза следили за Мириамель, шагнувшей к поручням. Она прекрасно поняла, что имел в виду монах: килпа был ужаснее любого другого животного, даже дикого, – и невероятно напоминал человека, но лишенного любых человеческих свойств.
– Я не видела килп уже несколько лет, – медленно проговорила Мириамель, не в силах оторвать взгляд от морского чудовища. – И мне не приходилось смотреть на них с такого близкого расстояния.
Ее мысли обратились к детству, к путешествию, в которое она отправилась вместе с матерью Иллисой из Наббана на остров Винитта. Килпа то появлялся, то исчезал в кильватере корабля, и юной Мириамель он казался забавным, как морские свиньи или летучие рыбы. Теперь, когда она увидела килпу вблизи, она поняла, почему мать поспешно оттащила ее от борта, и ей стало не по себе.