— Я не знаю. Никто ничего не крал. Вам показалось, — говорю, а сама уже мысленно прощаюсь с универом и думаю, что сказать родителям. Они… да у них удар будет.
— Так узнай. У тебя есть время до четверга. Я хочу знать, кто и как. И возможно, ваша троица не вылетит с треском отсюда. По крайней мере, на этот раз. Придешь сюда завтра, в три.
Отдает мне мобильник и кивает на дверь.
Я выхожу из его кабинета и, пока не спускаюсь на первый этаж, даже не вспоминаю о том, что мне еще к социологу и историку надо зайти. А какой смысл теперь? Я без пяти минут отчислена. Вот же гад! Подонок! Красивый бездушный мерзавец! Играет нами как куклами! Сажусь на ступени лестницы, обхватываю руками голову. Что же делать? Что делать? И так жалко себя становится. За что? Вот за что мне все это? Слезы сами льются из глаз. Я редко плачу, но сейчас реву от одной только мысли, что тот, кто мне так понравился, на деле оказался не прекрасным принцем, а обычным шантажистом и манипулятором.
— Скалка! Тамар, ты чего? Что случилось?
Я чувствую сильные теплые руки на своих плечах и буквально через секунды уже утыкаюсь в крепкую грудь Пашки Голубева.
— Это из-за Холодова? Девчонки наехали на тебя?
А я реву, и постепенно напряжение внутри начинает отпускать. Безумный, просто сумасшедший день какой-то. Я не представляю, что делать, кому что говорить, как вести себя. Умом понимаю, что выхода нет никакого, лучше бы Холодов меня выгнал с пары. Да лучше б я с тем маньяком осталась на дороге, а не села к этому гаду!
— Тамар, че случилось-то? — расспрашивает Голубев, сквозь слезы вижу его расстроенное лицо. — Может, пойдем посидим куда? А ты все расскажешь.
— Давай лучше обратно в общагу. Не хочу тут больше находиться.
Пашка поднимает меня со ступенек, обнимает одной рукой, в другую забирает мою сумку.
— Все обойдется, Скалка. Это же всего лишь учеба.
— Это больше чем учеба, Паш. Намного больше. И я… я не справлюсь с этим всем…
Он обнимает меня, стоя на лестнице, говорит что-то и гладит по голове, как маленькую девочку. А я вдруг чувствую себя немного неуютно в его руках. Поднимаю взгляд кверху. На краю лестницы стоит Холодов и зло смотрит на меня и Пашку.
Глава 8
Голубев молчит всю дорогу, сумку мою так и не отдал, закинул ее себе на плечо, а другой рукой меня приобнимает. А я даже не представляю, что делать теперь. Поговорить с Колькой? Узнать, что происходит и как он достал эти чертовы тесты? А дальше что? Признаться ему, всем, что Холодов грозится сдать нас в деканат? Рассказать про то, что я ему выболтала, как мы списываем? Что Колька считает его геем, а Иваненко хочет с ним переспать? Что он и мне сначала понравился? Что делать-то? С Пашкой хорошо, он добрый друг, но он не поможет. Тут никто помочь не сможет. У меня нет никаких связей, я обычная бюджетница, за меня не заступятся. Да, Колька — профессорский сынок, это мой главный блат, но даже он этого Холодова побаивается. Неужели залез к нему в кабинет и украл тесты? Не может быть! У нас такого никогда не было. Чтобы своровать билеты экзамена… Нет, слухи, конечно, ходили, но я всегда считала, что это не более чем россказни и бахвальство.
— Скалка, ты как? Пойдем, нам еще на автобус надо.
Пашка смотрит на меня понимающе, явно ждет ответа, но что я ему скажу?
— Поговори с девчонками. Да просто истерика у них, никто из тех, кто тебя знает, не подумает, что ты могла сдать кого-то. К тому же тебя здесь вообще полтора месяца не было. А Холодов этот… Так он «чистильщик», и ему все тут дозволено. Против него вряд ли кто попрет. Не надо было к нему со шпорами идти, зря вы это.
— Почему все дозволено?
Пашка только плечами пожимает и продолжает:
— Я думаю, даже Колькин отец не стал бы с ним ссориться, и другие местные светила тоже, если им дорога работа здесь.
— С чего это? Он кто вообще?
Голубев не успевает ответить, потому что оборачивается на окрик какого-то парня, не помню, как его зовут, кажется, на курс старше учится. Дальше едем вместе, ребята что-то обсуждают между собой, вроде как футбол, но я не вникаю. Мне до них нет никакого дела. Мир рухнул, когда я вышла из кабинета Холодова.
В автобусе много знакомых лиц, конечная остановка — наша общага, так что…
— Привет! Говорят, ты теперь на особом положении? Скалкина, ты ему борщ свой приготовила или другое что сделала?
— Точно не борщ. Ты его не видела будто. Он явно гурман. И Скалкиными пельменями тоже побрезгует.
Не понимаю, о чем девчонки, но тон и их ухмылки мне совсем не нравятся.
— Ну так как? Не успела выбраться из своей деревни, как уже совратила нашего Яра?
— Кого? — растерянно смотрю на двух подружек с четвертого курса. Они этажом выше жили в нашей старой общаге. Мы как-то не общались. Перевожу взгляд на Голубева, но он меня не видит, стоит спиной.
— Да растрепали уже твои товарки, как сегодня тест сдавали. Говорят, ты списывала прямо перед его носом, а он тебя не выгнал. Да он Юльку с филфака на прошлой неделе обещал к экзамену не допустить, а она на красный диплом идет, одна из лучших на курсе…
Мне нет никакого дела до какой-то Юльки, я ее и знать не знаю, но теперь уже понимаю, о чем речь.
— А потом, говорят, Холодов велел тебя позвать к себе. В кабинет. Ну так как? Скалкина? Отработала тест?
Вот теперь я понимаю. И тут же вспыхиваю, вспоминая, как он прижимался ко мне, как почти шептал, обжигая дыханием мою кожу!
Девчонки снова смеются, а меня досада берет, и не знаю, что ответить. Обидно так.
— Ну и как? А, Скалка?
— Шикарный! — ляпаю, не подумав. — Просто супер! Сходите к нему в кабинет и сами все почувствуете! Не завидуйте, девочки!
Ловлю на себе недоуменный взгляд обеих четверокурсниц, но куда важнее для меня Пашка, который озадаченно меня разглядывает. Вот елки-палки, теперь точно придется объяснять.
Сплетни, конечно, сейчас разлетятся по общаге, если уже не разнеслись. Не ожидала, что Люська с Иваненко расскажут все. Не верю просто, ну а кто, кроме них? Два года вместе, и только из-за одного теста… Неужели и правда поверили, что я их сдала? Лучше бы и меня выгнал, чем теперь вот так вот.
— О чем они, Тамар? Ты к этому… он тебя…
— Что он меня? Паш?! Он… он хотел узнать, откуда мы знали задания теста, — шепчу ему в ухо. — Оказалось, что он только для нас его составлял и ни одна группа его не писала.
— И что ты ответила?
Пашка, понятное дело, знает все, часто даже больше, чем мы.
— Да ничего не ответила. Что я могла сказать? Что Козлов откуда-то его натырил? Вряд ли украл. За такие вещи вышвырнут на раз-два и не посмотрят, что папа профессор. А Холодов явно зол, что кто-то получил доступ к его тестам раньше времени.
Мы чуть подотстали от основной толпы, народ уже, толкаясь, подходит к общаге, а мы идем медленно с Пашкой. Он снова молчит, все понимает и явно не знает, как мне помочь. Мне даже кажется, он слегка напуган, хотя вообще ни при чем. А я, если б могла, еще медленнее бы шла. Так и не знаю до сих пор, что сказать.
В квартире тишина, кто-то копошится на кухне, но это не мои девчонки. Мои все в комнате. Пашка сказал, что одну меня не оставит, и вот сейчас стоит у меня за спиной. А я смотрю на всех.
— Это правда, что он тебя вызывал, Тамар? — Колька первым нарушает тишину. Девчонки молчат, Иваненко так вообще в окно взглядом уперлась, ничего и никого не видит.
— Правда.
Бессмысленно скрывать. И без этого завтра услышу про себя такое, что даже гад английский не придумает. Два года тихо-спокойно жила, ни в какие истории не попадала, а сегодня реально мир перевернулся и рухнул.
— Зачем? — это уже Дятлова спрашивает. Ленка улыбается, вроде успокоилась немного. Хотя она одна из нашей компании не пострадала, просто вызубрила все, что нужно, и написала нормально.
— Он хотел узнать, откуда тесты. Сказал, что кто-то из нас их выкрал и теперь нас всех отчислят, если не скажу ему. Дал до пятницы время, — заканчиваю уже совсем похоронным голосом.
— Вот сука! — Колька изо всей силы бьет кулаком по столу. — Подонок!
— Откуда у тебя эти тесты, Коль? — Ленка поглядывает на Козлова и явно хочет знать правду. А вот он скажет ли? — Ты их выкрал из кабинета Холодова?
— Я, …, с дуба рухнул, что ли?!
Морщусь, слыша мат. Не выношу нецензурщину, у нас дома никто никогда не позволяет себя так выражаться, но здесь, в общаге, уши каждый раз вянут. Не могу никак привыкнуть.
Колька возмущенно объясняет:
— Это ж мгновенное отчисление… Если поймают.
— Тогда откуда, Козлов? — повторяет Ленка, обводя взглядом комнату, а я чувствую огромное напряжение. У всех. Маринка так и смотрит в окно, но по застывшему взгляду сразу понятно: она ловит каждое слово. Люська даже не пытается притворяться, да она Дятловой в рот заглядывает. Колька волнуется, мечется по комнате, как зверь загнанный. И только Голубев сидит на стуле, подперев ладонью лицо, и внимательно посматривает на Козлова.
— Да … его знает! Извини, Скалка. — Колька виновато на меня оглядывается, но продолжает выражать свои эмоции исключительно матами. — У нас… короче… Нет. Все, что я могу сказать: я не знаю, кто мне слил тесты. Так что Холодов просчитался…
Козлов вдруг замолкает, в его глазах… может, мне кажется, но он вроде догадался, чего хочет препод. Только от этого совсем не легче. Мне остается или сдать Кольку, обеспечив ему крупные неприятности как минимум, и получить клеймо стукача на веки вечные, или промолчать, лишив себя, Маринку и Люсю самых призрачных шансов доучиться и получить диплом. Что мне завтра говорить Ярославу Денисовичу Холодову?
— Можно же что-то придумать. Не мы первые, кто попался, не мы последние.
Вечер, одиннадцатый час, все уже устали, сил нет никаких, как и нормальных идей. От Кольки мы так ничего и не добились. Пообещал, что разберется. И ушел кому-то звонить. А чего там разбираться-то?