— Да я не знаю! Я хочу быть со всеми, Лен! Мы же все время вместе!
— Он тебя выделяет и не скрывает этого. Я раньше не понимала почему, а теперь ясно, Том. Ты ему стучишь на нас. Ладно-ладно, я понимаю, случайно получилось. — Дятлова вдруг поднимает руки вверх, типа сдается. — Успокойся. Чего дальше-то делать будешь?
— Наверное, надо девчонкам всем нашим сказать. Точно Иваненко и Люське. Они больше других пострадали. Ну и… надо придумать другие способы списывать. Я не ты, Лен. Я сама все не выучу, а по-другому диплом не получу.
— Ты понимаешь, что тебя не простят, если ты все расскажешь? Станешь изгоем, как Туева. Ее вся группа терпеть не может. Я удивляюсь, как она до сих пор не перевелась в другой вуз.
— Я же не специально!
— Специально или нет, но я бы на твоем месте промолчала. Тебе тогда придется рассказать и про твою аллергию на алкоголь. Или как там это правильно называется? Тебе ж теперь каждый будет рад подлить бухло в чай, понимаешь?! Хорошо, не все, но многие. Сама видела, как сегодня все сцепились друг с другом на паре у Холодова. Короче, Скалка, мой тебе совет: молчи и никому ничего не говори. Глядишь, само рассосется.
— Думаешь?
Очень хочу верить Ленке, что говорить не стоит, что все забудется, появятся новые интересы. Вон девчонки утром шептались, что якобы Морозов позвал Дятлову на свидание. Я не слишком прислушивалась, голова другим занята была. Все боялась, что будет неловко смотреть в глаза Холодову после вчерашнего, но он явно не придает этому такого большого значения, как я. Не знаю, чем я думала, когда решила, что нравлюсь ему.
— …Тома?! Ты здесь?! — почти кричит подруга и машет руками прямо перед моими глазами. — Говорю тебе, молчи — и все. Тебе тут еще два года учиться.
Я не знаю, права ли Лена, все-таки я дружу и с Маринкой, да и с Зайцевой всегда хорошо общались. Но мне реально полегчало после того, как я все вывалила Дятловой. Может, она права?
— Кстати, ты не знаешь, еще кто-то смог списать у Холодова на том тесте? Ну… кроме меня?
— Нет, конечно! Почему ты спрашиваешь? — Ленка подозрительно смотрит на меня, явно ждет продолжения.
— Да так…
Не знаю, говорить ли ей про сегодняшний разговор с англичанином, но раз уж призналась в нашей с ним встрече… Поэтому я продолжаю:
— Ярослав сказал, что не только мне дал списать тест, была еще одна студентка в нашей группе…
— Так и сказал? И с каких это пор он Ярослав? Ты же раньше в основном его гадом английским называла?
Да что ж такое! Неужели так всем очевидно, что он мне нравится? Да я сама для себя еще не решила, нравится ли. Ясно только, что бесит он меня до трясучки!
— Не это важно, Лен. Просто я подумала… Если он кому-то дал списать, может, этот кто-то и рассказывает ему про нас? Как он сегодня вопросы задавал, а? Непростые вопросы, как будто точно знал, кому и что говорить.
— Значит, опять Туева, — говорит Ленка с такой убежденностью, что я невольно ей верю, хотя Вика начала мне нравиться. За эти несколько недель, что живем в одной комнате, ничего криминального она не сделала, ведет себя тихо. — Ты же помнишь, что она натворила?
Конечно, помню! Забудешь разве такое.
Это был конец прошлого семестра, отличная погода, солнечно и тепло, первые по-настоящему теплые дни, когда можно снять верхнюю одежду, вылезти из сапог, надеть легкие туфли и погулять по городу, вдыхая ни с чем не сравнимый запах весны. У нас по расписанию стояла последняя пара по экономике, вела у нас бабулька Кононич, божий одуванчик. Идти на нее не хотелось ну вот совсем никому, да мы часто экономику прогуливали, проблем особо не возникало. Кононич всегда автоматом всем зачеты ставила. Вот и в ту пятницу мы решили прогулять. Всей группой. Почти. Только Туева собиралась идти на пару, но это ее проблемы, хочет одна в такую погоду слушать дурацкую лекцию, да и пускай. Вообще, обычно нас соединяли еще с параллельной группой, но у них в тот день, как потом выяснилось, был какой-то семинар, и реально никто не пришел к Кононич. Вот вообще ни одной живой души, кроме Туевой, но и та опоздала минут на двадцать. Вика и нашла в пустой аудитории Кононич. Лежащую на полу без сознания. Она умерла по дороге в больницу. Врачи потом сказали, что ее спасли бы, привези чуть раньше. Если бы рядом с ней кто-то был. Если бы мы пришли на пару…
История была шумной, хотя ректор очень сильно старался ее замять. Конечно же, понадобились крайние. Хотя бы один козел отпущения. И его нашли: все знали, что предложил свалить с пары Дима Нефедов, главный шалопай и любимчик нашей группы. Димку все просто обожали, и именно его отчислили из универа. Потому что Вика Туева пришла в деканат и рассказала, из-за кого все прогуляли лекцию. На Нефедова декан давно зуб точил, а тут такой повод. Официального подтверждения, что именно Вика сдала Димку, у нас нет, но кому оно нужно?! Ее видели выходящей из деканата, а через пятнадцать минут туда вызвали Димку. Вот такая история. Конечно, я ее не забуду. Да и никто в нашей группе. С тех пор с Викой никто не общается, я вообще не понимаю, почему она в общагу переехала, раньше вроде снимала жилье где-то в городе.
— Значит так, ты пока помалкивай, — дает указания Ленка, — и поменьше с Холодовым общайся. Сама знаешь, это никому в нашей компании не нравится. Да и в группе его фанатов нет.
— Угу, — соглашаюсь, а сама думаю: как будто Холодову важно, хочу я с ним общаться или нет. Он же из-под земли достанет, если ему в голову взбредет.
Я послушалась Дятлову и не стала ничего говорить девчонкам, даже Кольке с пацанами не рассказала.
Ужинаем сегодня все вместе, Колька в очередной раз говорит, что Холодов «та еще сука» и не надо идти у него на поводу. Да кто спорит, но, с другой стороны, если бы в нас самих не было обид друг на друга, разве бы удалось гаду сегодня нас всех стравить?
— Тома, у меня завтра свидание намечается. Я вечером надену твою узкую юбку, ну вишневую такую, хорошо?
Ого! У Маринки кто-то есть? Вроде не говорила, что собирается с кем-то встречаться.
— Конечно! Бери, как всегда. Можешь и не спрашивать.
Иваненко чуть стройнее меня, и мои вещи на ней даже лучше смотрятся, чем на мне, но ведь это не повод не давать ей свою одежду.
Уже засыпая, я вдруг подумала, что все обязательно должно наладиться. Мы столько времени дружим, и никакой английский гад со своими провокациями ничего не разрушит.
Телефон вдруг пищит новым сообщением. Интересно, кто это?
«Спокойной ночи. Блины завтра не забудь».
Сон как рукой сняло. Я даже села на кровати. И дело даже не только в самом сообщении. А в том, что у меня высветился не номер, а… God. Чего? Бог?! Гад он, гад! Никакого покоя от него нет!
Глава 13
— Ты чего в такую рань вскочила? — с вопросом на кухню заглядывает сонная Маринка, она еще в пижаме.
— Да я тут оладьи решила приготовить. Будешь, кстати?
— У меня вечером свидание с парнем из магистратуры, какие оладьи, Скалка?! Я неделю к этому готовилась, два последних дня на кефире сижу…
Голос возмущенный, а глаза голодные такие! Бедный парень, да она сама его съест вечером. Но я лучше промолчу. Может, соли больше сыпануть в миску? Или перцу?
— А что за парень? Ты не рассказывала.
— Классный парень, квартиру снимает в центре. Нас Дятлова познакомила. А ты когда уже? Или… — Маринка вдруг замолкает, а потом вдруг выдает: — Неужели правда на Холодова нацелилась? Все-таки он к тебе явно по-особенному относится.
Закатываю глаза куда-то под потолок в надежде, что Иваненко поймет степень моего возмущения. Не поняла, потому что продолжает давить на больное.
— А он хорош, очень хорош. Я бы не отказалась… хоть разок, — мечтательно говорит подруга, и это мне совсем не нравится. — К тому же такие бабки…
— Чего? Какие бабки? — Я уже передумала кормить Холодова оладьями с перцем, а вот парочку таких для Иваненко, пожалуй, испекла бы.
— А то ты не знаешь? Хотя… откуда тебе? Ты же на кухне вертелась у Соньки, когда девчонки рассказывали.
— Что рассказывали?
— Задолбал он филологичек, они тотализатор соорудили, типа кто переспит с Холодовым и доказательства предъявит, тому сто тысяч отвалят. Ну… это слухи только, я точно не знаю, — смущенно спохватывается Маринка, как будто выболтала что-то не то.
— Бред какой-то! Зачем? — недоумеваю я, даже сковороду на плиту не поставила, так и застыла на месте.
— Во-первых, он ходячий секс, вон как ты вчера в него вцепилась, но тебя никто не винит. — Подруга понимающе кивает, а я сразу же отворачиваюсь к плите. Не очень хочется, чтобы она заметила мое смущение. — А во-вторых, он мерзавец, каких поискать. Плохие парни… их всегда так хочется перевоспитать. И на девок не смотрит, да ты знаешь, сколько к нему в сентябре подкатывало… А он всех обломал, сволочь.
Маринка говорит об этом с какой-то непонятной досадой, а я с опозданием вспоминаю, как они с Люськой в сентябре слюной по Холодову исходили. Точно, еще Козлов их подкалывал в чате… Как я могла забыть об этом?
— И главное, — продолжает Иваненко, при этом все-таки утаскивает оладушку с тарелки и быстро отправляет ее в рот, — это же такой компромат. Если все узнают, что он спит со студентками… Ну если и не выгонят, то спесь с него точно собьют.
Я помалкиваю, пеку себе оладьи, ко мне слова Марины никакого отношения не имеют. А если он… мама таких бабниками называет, а бабушка — кобелями блудливыми. Да мне-то что?!
— Скалка! У тебя там что? Подгорело?
Маринка вообще любит повизжать, дай только повод, но вот сейчас и правда… Нет, сковородка не дымит, пожара не наблюдается, но три оладьи безнадежно испорчены с одной стороны. Хотя…
— Да выкидывай их, есть все равно нереально. Первый раз вижу, чтобы у тебя что-то подгорело.
— Марин, у тебя же свидание вечером. Какие оладьи?
Отбираю из-под носа Иваненко тарелку, да там пару штучек всего и осталось! Мне не жалко еды, Маринке особенно, все знают, что у нее вечные проблемы с деньгами, то есть с их отсутствием. Вот только хочу, чтобы она поскорее ушла из кухни, не знаю даже, почему вдруг на душе противно стало.