Переглядываюсь с мамой. Это больная тема, и очень интимная. Примерно как спросить у малознакомого мужчины о его личной жизни.
— Мне нужна нормальная профессия, Ярослав Д… — запинаюсь, когда ловлю на себе его насмешливый взгляд. — Да, я думала об этом, но нет.
— Вы себе не представляете, какой тяжелый труд у повара, — подключается мама к разговору, и я тут же замолкаю. — Все время на ногах, а это хронические боли в спине, варикоз, да еще и производственные травмы. Вы бы такое желали своему ребенку?
— Ни в коем случае, — тут же соглашается гад. А мог бы и поспорить. Да миллионы людей этим занимаются! И ничего, живут себе. — Тогда уж, конечно, лучше нормальная профессия. Рад, что у Тамары будет именно такая.
Он издевается?! Знает ведь, как я учусь, сам меня донимал недавно вопросами, на фига мне сдался универ! Может, пнуть его под столом ногой? Гад ведь! Зато как рукой сняло всю неловкость за мамины вопросы. Сам тоже хорош!
Ему кто-то звонит по телефону. Ярослав, извинившись, встает из-за стола. Ну надо же, какие манеры! Раньше за ним такого не замечала. Мама провожает его цепким взглядом, и я подозреваю, что выскажет она мне прямо сейчас все, что о Холодове думает, совершенно не стесняясь.
— Тамара, он очень взрослый, а ты еще ребенок. — Вот так всегда, без подготовки, с места в карьер. — Так что даже не думай!
— Мам! Мне двадцать! Ты в моем возрасте уже за папу замуж вышла. И с чего ты вообще решила…
— Не ври мне. Даже не думай, — перебивает на полуслове, и я снова затыкаюсь. — Он мне не нравится.
— А мне Валерик твой не нравится! И ему, кстати, двадцать пять! Он всего на три года младше Ярослава.
— Ты как мотылек на огонь летишь, — вздыхает мама, мгновенно растеряв весь боевой настрой. — Не по зубам тебе этот Ярослав. Смазливый слишком, самоуверенный, такие одинокими не бывают. Вижу ведь, как ты на него смотришь, вся красная сидишь.
Она замолкает, отворачивается к Сеньке, который, оказывается, отложил свой планшет и, похоже, с любопытством слушал наш разговор.
А я оправдываться не буду, да и спорить тоже. Если она еще узнает, что он мой преподаватель…
— Мам, я не хочу, чтобы ты расспрашивала ребят про Ярослава. Ведь собралась уже, да?
— У тебя с ним?..
— Ничего мам, совсем ничего. — Почти ничего, кроме обещанных дополнительных занятий по английскому. — Просто не хочу, чтобы болтали. Ты понимаешь?!
— А ребята могут мне что-то такое рассказать про этого Ярослава, что мне совсем не понравится? Точно ничего нет?
Как вспомню его руки у себя на груди, так все замирает внутри.
— Точно, мам. Просто не хочу сплетен.
— Неужели нельзя было найти сверстника? Паша Голубев к тебе точно неравнодушен. Жаль, что худенький слишком.
Я ничего не отвечаю. Даже не знаю, помиримся мы с Голубевым или нет. Я себя виноватой совсем не чувствую.
— Но этот Ярослав не такой противный, как первый, — неожиданно примирительным тоном заявляет мама, и я снова улыбаюсь.
В такие моменты мы понимаем друг друга с одного взгляда. Потому что мама — это мама, никого роднее и ближе у меня нет. Я даже не сразу заметила, как Ярослав вернулся.
— Спасибо за беседу, Валентина Алексеевна, но мне пора. Всего доброго.
Мне лишь улыбнулся, Сеньке кивнул. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся в толпе. Ломать комедию перед мамой смысла нет. Она, видимо, лучше знает, что у меня в душе.
Да и нам пора, подзываем официанта, но, оказалось, Холодов уже оплатил счет. Мне приятно, а мама недоверчиво хмыкает.
В общаге маму явно ждали. В нашей квартире, на кухне и в коридоре толпится человек пятнадцать. Самых голодных, наверное. Козлов и Реня тут как тут, а Пашки нет.
— Валентина Алексеевна! — Первой на мамину обширную грудь бросается Ленка. — Как же здорово, что вы приехали! Мы так соскучились.
Оставила их всех обниматься, а сама повела Сеньку в нашу комнату, на кухне его бы затоптали.
У нас пусто, Вики Туевой нет. Она и вчера ночевать не пришла, скинула мне сообщение, что вернется лишь в понедельник и сразу на пары. Я ее не спрашивала, кстати, она сама написала.
Расположила ребенка на своей кровати, пусть отдыхает. Какой-то он квелый сегодня. И так не слишком разговорчивый, весь в папу, но сейчас как-то особенно.
Интересно, пока меня не было, маме уже рассказали про Холодова? То, что сольют, не сомневаюсь. Буду все отрицать. То есть, да, мне он нравится, не спорю, но ничего у нас нет и быть не может.
Народ разошелся, наобнимавшись с мамой и убедившись, что ужин сегодня в нашей квартире будет просто супер. Рядом с ней остались лишь Ленка да Козлов.
— А где мой любимчик Пашка? — доносится мамин веселый голос. — Я ему пирог отдельный привезла, специально для него.
— Будет, Валентина Алексеевна, обязательно будет.
— Как тут моя Томочка поживает? Никто ее не обижает?
Я остаюсь в коридоре, откуда прекрасно слышно, как мама приступает к допросу.
— Все никак себе жениха не заведет…
Мам! Ну вроде договорились же! Сама напрямую про Холодова спрашивать не хочет, ждет, что ребята сами расскажут. Да они и расскажут, если не потороплюсь! Захожу в комнату и тут же слышу Ленкин смех:
— Да какие женихи, Валентина Алексеевна? Сессия на носу и у Томы тоже.
— Никого нет на горизонте, — важно добавляет Козлов. — Все спокойно.
Они не видели меня, точно не видели, когда я зашла. Так почему не сказали правду? Особенно это Ленки касается. Мы ведь уже почти не друзья. Хотя в последние дни она молчала, почти не доставала подколками. Даже Иваненко и та больше не выступает с истериками.
— Так, Тамара! Посмотри за мясом и помоги потом с салатом, — дает распоряжение мама. — А я пока телефон из сумки возьму. Ты ее в вашу комнату отнесла?
— Ага, — отвечаю и посматриваю на Козлова с Дятловой. — На кровати рядом с Сеней оставила.
— Чего это про Холодова не рассказали? — спрашиваю, едва мамины шаги стихли. — Вы же ей все про меня всегда рассказывали.
— Ты… Мы просто не хотим, чтобы ты волновалась, — объясняет Ленка. — И так с нами последние дни не общаешься, парни вон голодные ходят. Том, мы друзья.
Обнимает меня крепко и продолжает:
— Что бы ни произошло, мы на твоей стороне.
Верится с трудом, но я им благодарна за молчание. Мне только ругани с мамой сейчас не хватало. А вот и она вернулась!
— Коля, отвези нас обратно в гостиницу. — У нее встревоженный голос, и мое сердце замирает от дурного предчувствия. — У Сени, кажется, температура, а нам завтра к врачу надо.
Но вроде все обошлось, через час мама позвонила и сказала, что брату получше и он спит.
— Наверное, просто устал с дороги. Ребенок ведь. Ты тоже не напрягайся особо, отдыхай.
Ага, отдыхай. У меня еще мясо не до конца готово. Про салат я решила благополучно забыть. Есть еще хлеб, кетчуп и даже пара соусов. Не оголодают. И все-таки, почему они ничего не сказали маме?
Я весь вечер и полночи ждала хоть одно слово от него. Мне так важно знать, что он думает, как воспринял нашу неожиданную встречу, знакомство с мамой… А если вообще больше ничего не напишет? От маминого напора кто угодно сбежит. Хотя Ярослав не выглядел напуганным. Напротив, я увидела его немного другим. То есть он был вроде и такой, как на парах, — собранный, внимательный, ничего мимо него не пролетит и не проскочит, но в то же время не такой язвительный, как обычно. Да я ни разу не видела, чтобы Ярослав спустил кому-то из студентов грубость, пошлую шуточку или просто неудачную реплику. А сегодня с мамой он был вроде и вежливым, чего от него я не ждала, если честно, но и вопросы задавал такие… Как будто в голове у него какой-то план и Холодов по нему действует. И я понятия не имею, что это за план.
До двух ночи гипнотизировала трубку — бесполезно. Не позвонил и не написал. Несколько раз сама порывалась ему послать сообщение, но каждый раз одергивала себя. Он вообще-то мой преподаватель. И я даже в мыслях редко себе позволяю быть с ним на ты. Глупо, конечно, но ничего пока поделать с собой не могу. Мне и так непросто принять внутри, что самый противный и злобный препод в универе, которого как огня боится вся наша группа, на самом деле не такая уж и сволочь и безумно мне нравится. Разве может настоящий гад так целовать? А когда он нежно шепчет мое имя… Я так хочу верить, что именно в такие моменты он настоящий и искренний. Вот и сейчас при одном воспоминании у меня мурашки по телу пробежали.
— Ты как спала? — сквозь зевоту спрашивает Ленка. Она тоже поздно заснула, готовилась к сегодняшней паре по социологической теории. И мне бы надо было подготовиться, но английский гад (вот на этот раз именно гад, а не Ярослав), сам того не зная, вскрыл рану, которая, как мне казалось, уже зажила. И вот на тебе! Конечно, я ничего не забыла. Слезы мамины, и мои, и бабушкины. Как мы не разговаривали три дня друг с другом, первый и последний раз в жизни…
— Ты чего задумалась, Скалка? Том, ты меня слышишь вообще? — Вздрагиваю от командного Ленкиного голоса. Вот маленькая, метр с кепкой, а сколько энергии в ней. Даже Козлов иногда перед ней тушуется.
— Слышу, нормально спала. — Отворачиваюсь от нее быстро, делая вид, что ищу щетку, чтобы еще раз волосы расчесать. — Как обычно.
— В том-то и дело, что обычаи меняются, — фыркает Дятлова. — Одеяло тонкое, я прекрасно вижу свет от экрана телефона в темноте. Даже спрашивать не буду, с кем ты в ночи переписываешься.
И не спрашивай, все равно не скажу!
Она постояла еще минуту-другую в комнате, а потом пошла из ванной выгонять Маринку. Про Ярослава никому не хочу рассказывать. Дело даже не только в том, что мы стали меньше общаться с Леной, просто неправильно, все неправильно, что мы с Ярославом делаем. Он мой преподаватель, и у нас с ним точно не любовь до гроба. Я вообще не очень понимаю, что у нас с ним происходит. Встречаться официально он мне не предлагал. Да я вообще не уверена, что это возможно в нашем универе. Если только тайком… Как я во все это вляпалась?!