рошипел Папа, подходящий все ближе и ближе к ничего не понимающей Скалли. - Ты и есть та самая ведьма, которую обвиняет некто Шпренхер? Он не спеша, обошел молодую особу, обведя похотливым взглядом ее пышные формы: - Что будем делать? - Но я... - прошептала напуганная девушка. - Я, если честно, отец, ничего не понимаю. - А что тут понимать? Шпренхер обвиняет тебя в том, что ты убила при помощи своего колдовства его малолетнего сына... Священник на секунду замолчал, будто подбирая необходимые для разговора слова. - Однажды ты одолжила ему немного денег, но... Он не мог тебе вернуть долг, а ты, воспользовавшись сакральным мастерством Сатаны, погубила его первенца. Говорят, что после похорон ты выкопала труп ребенка и съела его. Это так? - Нет, Святой отец. Посмотрите на меня... Разве я способна на подобное богохульство?! Папа медленно опустил глаза на обнаженные, виднеющиеся в разорванном подоле платья прекрасные ноги девицы. Они, словно магнит поманили бы к себе любого, кто хотя бы раз посмотрел на них. - Да, - вздохнул он, - я думаю, что смогу помочь тебе, если... Но, боюсь, ты не пойдешь на сделку со мной. Скалли недоуменно посмотрела на Папу. - Что вы хотите получить взамен моему освобождению? - робко, почти рыдающе спросила Пеллер. Священник вплотную подошел к девушке. Еще секунда и она, оказалась в его крепких объятиях. - Я хочу, чтобы ты стала на миг моей, дьявольская чертовка! - закричал Папа, срывая остатки платья с вершинообразных плеч Скалли. - Я хочу, чтобы ты, сука, показала мне, как совокупляются с Дьяволом! Обезумевшая от необъяснимой наглости мужчины девушка упала на пол и... Первое, что она услышала, когда открыла глаза - это слова архиепископа Авицонны: - Эта сатанинская стерва набросилась на меня и оцарапала в кровь мою щеку! Девушка слегка приподняла голову. Папа стоял чуть поодаль, держась рукой за окровавленное лицо. Он повернулся в сторону лежащей на полу Пеллер и тут же, почти не раздумывая, быстрым шагом направился в ее сторону. Через пару секунд он сидел на корточках рядом с ней. - Ну что, вельзевулская подстилка, - закричал священник. - Ты у меня будешь совсем скоро гореть на костре. А я буду молиться Господу нашему, чтобы ты обязательно попала в Ад. Посмотри, что ты сделала с моей щекой... Он убрал руку. На окровавленной коже отчетливо виднелся глубокий шрам, оставленный ногтями Скалли. В следующее мгновение Папа встал, вытянувшись во весь рост, и что есть силы, ударил девушку носком сапога в бок. Пеллер тут же почувствовала тупую, ноющую боль в том месте, куда пришелся удар. - Заберите эту суку на лестницу. - заорал Авицонна. Вскоре она, в одной подподольной рубашке лежала горизонтально на спине. Немного осмотревшись, Скалли поняла, что твердая поверхность под ней, ни что иное, как инквизиторская дыба, которую боялись практически все жители Лейпцига. Ее ноги были крепко прикреплены к одному концу дьявольской машины, а руки связаны вместе и вытянуты над головой. После пронзительного выкрика палача: "Поехали!", девушка почувствовала затягивание специального жгута на запястьях своих окоченевших рук и... В следующее мгновение веревка резко сократилась и тело бедной, ни в чем не повинной особы, с неимоверной силой растянулось в воздухе. Она, с головой окунувшись в адское мучение, незамедлительно потеряла сознание...
Скалли открыла глаза от громкого, звучащего прямо над головой звука фанфар и устрашающе-дикого перезвона скорбных колоколов. Эта сумасшедшая музыка от чего-то звучала в глубине ее утомленного сердца... Держа жезл-символ власти перед собой, судья потребовал от чиновников и советников, чтобы суд проводился в соответствии с законом власти. Два бравых солдата силой заставили Пеллер встать с Земли. Они острыми уколами в спину подтолкнули ее к трибуне, на которой восседали величественные особы. Один за другим, чиновники спросили у девушки, за что она осуждена, а потом судья, после короткого совещания объявил свой вердикт. Девица зажала руками уши, но его режущие слух слова все же донеслись до глубин ее подсознания: - Поскольку вы, Скалли Пеллер - Лейпцигская черная ведьма, признаете, что вы, Скалли совершили выше обозначенные преступления так, что я, Скалли Пеллер, находящейся под юрисдикцией саксонских выборных судей города Лейпцига постановляю: вы, за совершенные преступления против отечества и Веры Господней должны быть приговорены к сожжению на костре еретиков... Толпа зевак подхватила последние слова судьи. Девушка опустила руки и скрестила их на груди. Она бросила короткий взгляд на людей, стоящих по периметру обширной площади. Что-то в этой толпе было устрашающее, готовое вот-вот разорвать ее на части еще до того, как она ступит на деревянный помост, застеленный со всех сторон сухими ветками. - Вы, Скалли Пеллер, должны быть тотчас лишены жизни и умерщвлены! закончил судья. Он повернулся в сторону осужденной, преломил свой жезл и незамедлительно приказал облаченному во все черное палачу выполнить его распоряжения. В следующую секунду из глаз бедной девушки рекой потекли горючие, больно обжигающие кожу лица слезы. Она, в этот самый миг поняла, что старуха смерть стоит прямо у нее за спиной... Когда Пеллер была привязана к столбу, послышался последний окрик судьи: - Может быть вы, Скалли, хотите покаяться перед своей смертью? Девушка на секунду задумалась и почему-то вместо слов, молящих о прощении перед Господом, громко вскрикнула: - Я еще вернусь... Вокруг нее запылало адское пламя, постепенно подбирающееся к ее дрожащему от страха телу...
Наше время, примерно 200... год от Рождества Христова... "Ну вот, прощайте мои каникулы". - промелькнуло молнией в голове у студентки Светланы. Сидя в поезде, уносившем ее из родной, знакомой до боли в сердце Москвы, в глухую вымирающую деревню, находящуюся где-то в Ивановской области, она молча смотрела на пробегающие за окном деревья. - Угораздило же родную бабку руку сломать. Вот так, однако, бывает, ты не знаешь, где найдешь, где потеряешь... А ведь, ба-а-а-бу-л-л-ля, прошептала девушка, - Какая-то упертая, наотрез отказалась к нам, в Москву переезжать. Теперь мне, однозначно, придется полоть эти дурацко-дурацкие, многочисленные грядки на ее, безумно большом огороде; таскать воду в алюминиевых ведрах из колодца, и самое тяжелое - ежедневно выслушивать ее бесконечную трескотню-нудятину... А наши ребята в это время будут балдеть под горячим Сочинским солнцем. Жуть... Они будут кайфовать у бочки, переполненной сухим вином. А мой Сережка, наверняка, увлечется какой-нить загорелой блондинкой, облаченной в умопомрачительное бикини с... открытыми ягодицами... Когда девушка оказалась уже на месте, ей и в самом деле досталось. Практически все домашние хлопоты целиком легли на ее хрупкие плечи. Бабушкина травма упорно не поддавалась никакому лечению. Лунными ночам она от острой, ноющей боли частенько просыпалась и своими истошными стонами будила Свету. Внучка же не раз ей прелагала отвезти ее в городскую клинику. Но упрямая старушка твердила одно: что со дня на день она ожидает визита некоего знатного знахаря. Хваленый знахарь Петр, высоченный, широкоплечий мужчина, лет сорока от роду, с удивительно запоминающимся шрамом на щеке, намазал вонючей мазью ладони своих рук и потер ими травмированное место. В этот момент он что-то еле слышно нашептывал себе под нос. Девушку, наблюдающую за его странными манипуляциями, он почему-то старался не замечать. Когда же Светлана предложила Петру деньги в качестве оплаты за его труд, он как-то осторожно обвел ее презрительным взглядом и... Встряхнув темными кудрями шевелюры, ни слова не говоря, молча удалился из дома. - Н-да-а-а... Петруха-то, - прокряхтела бабушка, медленно поглаживая быстро зажившую рану, - лесничим, поди, работает. Живет, бобыль бобылем, у себя в лесной сторожке. Она там, в чащобе одна стоит, посреди старых деревьев. На людях почти никогда не показывается. Хотя... Бабуля почесала затылок, будто что-то вспоминая, а затем продолжила: - ...если кто заболеет, то обязательно прибежит и поможет. Надо только заранее посылать за ним того, кто похрабрее, да и попроворнее. Светлана заметно удивилась последним словам своей родственницы и шепотом спросила: - Почему похрабрее-то? Он что... того... - Ан нет! С головой-то у Петруши все в полном порядке, любого профессора за можай загонит. Наши-то, деревенские, его сильно побаиваются, говорят чернокнижник он. Девушка, прекрасно понимая, что это не более чем байки, все равно где-то глубоко в душе испугалась. - А появился он в наших краях, - продолжала бабушка, - лет пятнадцать тому назад. Появился... даже не помню, как, но он сам говорил, что пришел сюда откуда-то из далекого прошлого... А, точно, из страны мрака! У него никогда ни бабы, ни родни, ни друзей-приятелей не было. Что и говорить-то, бобыль, он и есть бобыль... Прошло некоторое время и когда здоровье старушки окончательно окрепло, Света, наконец-то, засобиралась домой, обратно в Москву. Она никак не могла дождаться момента, чтобы взять, да и рвануть к сокурсникам в жаркий город солнца и моря - Сочи. Наконец нормально оттянуться по полной программе, а главное, отвадить от своего молодого человека обворожительных девиц, путано подобного вида. Прямо перед отъездом девушка пошла в лес, находящийся прямо за бабусиным огородом: грибков на дорожку пособирать. И вот... Наполнив полную корзину подберезовиков и подосиновиков, и в конец, проголодавшись, она повернула назад, но ее главный ориентир - солнце неожиданно скрылось за налетевшими не весть откуда тучами. Светлана, ничего не подозревая, не спеша, направилась в противоположную сторону. Но когда вместо привычной лесной опушки перед ней возникли, тесно прижавшись одна к другой, мрачноватые темно-бурые ели, она неожиданно поняла, что заблудилась. Сильно испугавшись, девушка попыталась забраться на торчащую поблизости из Земли елку, для того, чтобы определить свое местонахождение, но только сильно ободрала руки в кровь. Спрыгнув с дерева, она, надеясь, все же выйти на дорогу, побрела куда-то наугад. Но однообразный, дик