— Послушай, твой отец… То есть я имела в виду, может быть, тебе, случайно, конечно, известно, кто они? В смысле, может быть, у тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?
Ей было крайне неловко. Лемехов был убежден, что Дима тянет из нее информацию, а получалось наоборот.
— Я не имею никакого отношения к отцовскому бизнесу, — спокойно ответил Дима. — Он, возможно, о чем-то догадывается. Я — нет.
— Ч-черт, — Катя слегка качнула головой. — Полный ноль.
— А что они от тебя хотели?
— Кто?
— Эти двое, в машине?
— Ну-у… Одним словом, чтобы я не слишком усердствовала в расследовании. Насчет ночного происшествия на «Палермо», — ответила Катя.
Она сказала почти правду. Почти. Однако Дима уловил легкую заминку.
— А им есть чего бояться? Вы далеко продвинулись?
— Смеешься? За два-то часа? Ни на шаг. Да и куда тут двигаться? Ни свидетелей, ни «стволов», ни гильз, вообще ничего. Явный «глухарь».
— Тогда зачем они засветились?
— Понятия не имею.
— Занятно, — пробормотал Дима. — Очень занятно.
Его вопрос озадачил Катю. А действительно, подумала она. С чего бы это Козаку с Корабышевым понадобилось ее о чем-то предупреждать, угрожать, демонстрируя свои пусть и не подлинные документы, но подлинные физиономии? Что такого она нашла на месте происшествия, что напугало этих двоих? И почему они насели именно на нее, а не на, скажем, Гришу Панкратова, который входил в состав опергруппы? Пули? Так тут от нее, Кати, ровным счетом ничего не зависит. Либо аналогичные проходят по картотеке отстрела, либо нет. Что напишут эксперты в заключении, то и будет. Она, Катя, тут ничего изменить не может. Выкрасть или подменить заключение? Так Козак этого не требовал. Значит, не пули их интересовали, а что-то другое. Картотека отстрела ФСБ? Но, опять же, Катя к ней никакого отношения не имеет и повлиять на заключение не может. Им достаточно было зажать Америдзе втихую. Она, Катя, об этом даже не узнала бы. Но Козак все проделал демонстративно, работая явно на нее. Почему?
От всех этих вопросов голова у Кати разболелась еще сильнее. Совсем уж тошно стало. Она откинулась на подушку и прикрыла глаза, ощущая пульсирующие толчки в висках. Дима что-то сказал, но она не расслышала.
— Что? — переспросила, не открывая глаз.
— Тебе нужно поспать, — повторил Дима. — Я оставлю пару ребят в холле на всякий случай, а сам смотаюсь по делам, по дороге куплю тебе новый телефон. Ага?
— Ага, — Катя улыбнулась.
— Через пару часов вернусь.
— Хорошо.
Катя почувствовала усталость. Сутки на ногах, да еще по голове ее угостили здорово с утра пораньше, что излишней бодрости не способствует. Не самое лучшее начало дня. Она слышала, как Дима поднялся, слышала, как он набирает номер на мобильном, слышала первую фразу: «Седой? Это Дима Мало. Мне нужно срочно с вами увидеться…» Она еще почувствовала неприятный укол: ее жених при ней, сотруднице оперативного отдела ГУВД, звонит смотрящему и договаривается о встрече. Затем хлопнула дверь, а после этого Катя почти мгновенно погрузилась в сон.
Когда Вадим вышел из тамбура, Кроха поманил его.
— Ну? — спросил он, нависая над советником громадным телом. — Что он сказал?
— Ничего, — ответил Вадим. — Попросил ребят в школу отправить да еще пару чёловек сюда прислать.
Врать ему было нелегко. Все-таки он начинал свою «карьеру» именно у Крохи. «Поднялся» и долго был в «первом круге». Мало-старший знал своих людей достаточно хорошо и легко мог отличить, когда те полностью откровенны, а когда темнят, чего-то недоговаривают.
— Вадим, — Кроха смотрел советнику в лицо, взгляд его был тяжелым и острым. — Не надо меня грузить. Когда меня начинают грузить, я понимаю, что человек меня не уважает. Что он сказал?
— Папа, — тот замялся. — Ничего важного, так, по работе, ну и насчет охраны распорядился. — Кроха продолжал смотреть на него, не отводя глаз. Вадим не выдержал, отвернулся. — Ну, дал бумагу с парой фамилий, сказал пробить.
— Каких фамилий? — вкрадчиво поинтересовался Мало-старший.
— Да там два каких-то упыря. Я не знаю, папа. Димка же мне не сообщает. Еще номер и описание машины.
— Дай мне эту бумагу, — Кроха протянул могучую ладонь. — Мои люди все сделают. Через пару часов получишь свою писульку обратно. С адресами и прочей байдой, как положено.
— Папа, я не могу, — Вадим поднял взгляд, но тут же отвел его снова. — Дима строго сказал, ни о чем тебе не сообщать.
— Вадим, ты что, в попы заделался, что я тебе три раза, как молитву, повторять должен? — Кроха медленным, кошачьим движением сгреб советника за лацканы пиджака, скомкал их в пятерне так, что пиджак едва не лопнул на спине, притянул: — Сказано, я все улажу и с Димой эту проблему решу сам, тебя отмажу. Так что давай бумагу.
Вадим вздохнул. С одной стороны, чувство долга, с другой… Кроха сумеет пробить этих лосей магаданских быстрее и чище, тут базара нет. Да и для Димки, ясен пень, так было бы безопаснее. Все-таки он держал путевую структуру, в мутные дела не лез, не косячил перед ментами. Напряги ему, понятное дело, без надобности.
Вадим полез в карман, достал блокнотный лист, протянул Мало-старшему. Тот сгреб листок широкой, как совковая лопата, пятерней.
— Иди. Побеспокойся насчет охраны. А через пару часов подгребай сюда. Боксер тебе все подвезет.
Вадим кивнул:
— Хорошо, папа.
Кроха отпустил его, едва ли не заботливо оправил пиджак, сказал негромко:
— А надумаешь еще раз перечить — пеняй на себя. Не посмотрю, что ты Димкин советник.
Вадим поджал губы, кивнул еще раз. Стоящий в трех шагах Челнок отвернулся. Как ни старался Кроха говорить тише, а слышно его было хорошо. Благодаря огромной грудной клетке Мало-старший при нужде без труда мог бы переорать мегафон.
— Боксер, — позвал Кроха, направляясь в холл.
— Да, — тот поспешил навстречу.
Мало-старший протянул ему бумагу.
— Свяжись с нашими людьми в ментовке, пусть пробьют.
— Хорошо.
— Только скажи, срочно надо.
— Скажу…
Боксер направился к дверям, доставая на ходу из кармана мобильный телефон.
Глядя ему вслед, Кроха подумал о том, как же быстро теряется влияние. Зарабатывается капля за каплей — уходит полноводным потоком.
Разве еще год назад Вадим посмел бы ему перечить? Нет. Такое и представить себе было невозможно. А теперь… Тот же Вадим ценит слово сына больше, чем его, Крохино. Завтра, глядишь, и остальные отвернутся, начнут разговаривать через губу, словно делая ему одолжение. А там и пришлет ему кто-нибудь из молодых да прытких «черную метку» в виде автоматной очереди или тротиловой шашки.
А ведь он всех их поднял из простых бойцов, подтянул к себе, заботился о каждом. Это его стараниями была создана мощная и хорошо отлаженная структура, в которой всем им было сытно и безопасно. Настолько сытно и безопасно, насколько вообще могло быть при их роде занятий.
Или прав Димка? Совсем он сдал? Как там? Стал старым, слабым и глупым?
Кроха усмехнулся, но тут же нахмурился, посерьезнел. Оглядел Челнока, Пестрого, троих бойцов, мотнул тяжелой башкой.
— Все, поехали. — И добавил для охраны: — Вы пока оставайтесь здесь. Скоро замена приедет, а пока смотрите в оба.
— Базара нет… — пробасил тот, что стоял у окна.
Кроха вышел на лестницу, свита потянулась за ним.
Прежде чем последовать за остальными, Челнок оглянулся на Вадима, подмигнул, улыбнулся.
— Не тушуйся, братан, — сказал совсем тихо. — Папа нервничает за мальца, сам понимаешь.
— Да ладно, — махнул рукой советник. — Челн, ты там Боксера поторопи, если чего. А-то ведь папе по болту, а Димка на меня наедет конкретно.
— О чем базар, братан. Потороплю, конечно, — кивнул тот и скрылся за дверью.
Вадим подождал еще несколько секунд, пока не стихли шаги на лестнице, оглянулся на оставшуюся в холле охрану, отошел в сторону и, достав из кармана мобильник, принялся набирать номер.
К обеду жара отяжелела и заполнила город влажной духотой, необычной даже для ранней осени. Небо посмурнело тучами, но ненадолго. Дождь был хотя и обильным, но коротким. Город перенес его терпеливо. За городом же мгновенно развезло и без того непросыхающие дороги. Громадные, глубокие, мутные лужи заполнили придорожные канавы, подмыли откосы, затопили выбоины.
Машины сбавляли ход, но, несмотря на осторожность, редко кому удавалось остаться чистым.
Белый «Форд Сьерра» не стал исключением. Сперва его крылья были белыми, на трассе они приобрели характерный окрас серой пыли, а уж после поворота на проселок и погружения в первое дождевое «озеро» и вовсе приобрели оттенок сочной ржавчины.
Пассажиры «Форда» матерились. А кто бы на их месте не матерился?
— Во, дорожка, прости господи, — бормотал сидящий за рулем Корабышев. — Г…о — не дорожка.
— А чего ты хотел? — отозвался из-за его спины устроившийся на заднем сиденье Козак. — Если вся страна — одна сплошная выгребная яма, откуда тут бриллианты возьмутся?
— Не, ну Рижскую трассу-то сделали? Или вон Кольцевую в столице. Нормально, как в Америке.
— А ты давно из Америки-то? — засмеялся сидящий рядом Тощий. — Ну и помолчи тогда. Нашим дорогам до американских, как нам до Луны раком.
Корабышев чувствовал себя уязвленным. В Америке он и правда не бывал. О европейских дорогах судил только по рекламным фотографиям да по телепередаче «Обзавидуйся Михаилу Таратуте».
— Но подъезд нормальный сделать можно?
— Да кто его делать-то будет, нормальный? — усмехнулся Козак. — Кому он нужен?
— Старшой сделал бы.
— А ему на кой? Чем меньше дураков тут ошивается, тем лучше.
«Форд» нырнул в следующую яму, да так ловко, что грязная вода окатила окна. Днище проскрежетало то ли по камням, то ли по железу. Мутные капли поползли по капоту и стеклам.
— … твою мать, — дружно выдохнули попутчики.