— С кем ты разговаривал?
— С Вадимом.
— Случилось что-нибудь? На тебе лица нет.
— Отец погиб.
— Господи, какой ужас… Как это произошло?
Катя прикрыла рот ладонью. Она никогда не считала себя впечатлительной и, в общем, не питала особых симпатий к Крохе. А если уж быть до конца откровенной, вообще недолюбливала Диминого отца, но известие о его гибели ее ошеломило. По-настоящему.
— Его машину расстреляли на трассе. Час назад. — Дима говорил бесстрастно и энергично, словно бы речь шла о совершенно постороннем человеке. — Боксер говорит, что это сделали люди Манилы.
— Ты ему веришь?
— Трудно сказать, — уклончиво ответил Дима.
— Я могу чем-то помочь?
— Да. Нам придется уехать. Вам с Настеной сегодня, мне — через пару дней. Ты мне очень поможешь, если не станешь возражать.
Катя несколько секунд молчала, затем кивнула:
— Хорошо. Если тебе это необходимо, мы уедем.
— Спасибо, — искренне произнес Дима. Откровенно говоря, он думал, что Катя станет возражать. — Вам с Настеной придется уехать сегодня. Свете тоже. Я похороню отца и приеду.
— Ладно. Куда мы едем, ты уже решил?
— Еще нет. Я бы предпочел заграницу, но у вас же нет паспортов. Придется куда-нибудь поближе. В Ялту или в Сочи, неважно. Главное, подальше отсюда.
— Хорошо. — Катя откинула одеяло, села на кровати. — Нам надо идти сейчас?
Дима только вздохнул. Наверное, ей тоже было непросто. Уезжать, бросив все, тяжело. И речь не о квартире и шмотках, денег у Димы достаточно, он смог бы купить любую квартиру, любой дом в любой точке мира, любые шмотки, но… Катя оставляла любимую работу и коллег — единственных друзей в ее жизни. Не считая Димы, конечно.
— Ты выйди, я оденусь, — попросила Катя.
Дима уже видел ее без одежды, не монахи же они, но в больнице акт одевания выглядел как-то особенно паскудно. Один нервничает, второй торопится и не попадает ногой в штанины, в общем, то еще зрелище.
— Ладно, я пока с врачом поговорю, может быть, нужны какие-то лекарства.
— Ой, Дима, какие лекарства, я тебя умоляю, — поморщилась Катя. — Можно подумать, первый раз меня бьют.
— Поэтому и поговорю.
На самом деле Диме нужно было сделать пару телефонных звонков, и желательно без посторонних ушей.
Охрана все еще была здесь, хотя Боксер и Вадим уже уехали. Дима вышел на лестницу, достал из кармана сотовый, набрал номер. В этот момент ему в затылок уперся ствол пистолета. Щелкнул взводимый курок.
— Руки на затылок, живо, — приказали тихо и жестко. — Пальцы в замок. Учти, дернешься — пристрелю.
Дима послушно поднял руки, положил на затылок вместе с трубкой.
— Здравствуйте, Антон, — сказал он. — Пальцы я сцепить не могу, уж извините. Трубка в руке.
— Вижу. — Лемехов забрал у него трубку. — Кому это мы звонили? — Пискнули клавиши. — Гриша, запиши номерок на всякий случай. Потом пробьем. И обыщи этого деятеля.
Панкратов обшарил Димины карманы, достал документы, бумажник, визитки.
— Тох, он чистый.
— Это дело поправимое, — заметил Лемехов. — Поворачивайся, Дима. Поговорим.
— О чем? — Дима повернулся, собрался опустить руки, но Лемехов качнул стволом пистолета.
— Ты руки-то подержи, а то мы ненароком разнервничаемся, стрельнем еще. Катя где? — серьезнея, спросил он, глядя Диме в глаза.
— В палате, — мотнул головой Дима.
— Что с ней?
— Все нормально. Сейчас выйдет.
— Я тебя не про это спрашиваю, — окрысился оперативник. — Что произошло утром?
— Какие-то люди заставили Катю сесть к ним в машину, отвезли за город, оглушили и бросили на шоссе.
— Что за люди?
— Понятия не имею, — покачал головой Дима.
— Врешь, — усмехнулся Лемехов. — По глазам вижу, что врешь. Ладно, оставим на потом. За что Ляпу работнули?
— Спросите тех, кто работнул. Я не при делах.
— Опять врешь. Чего ж ты врешь-то все время?
Лемехов ударил Диму под дых. Профессионально ударил. Тот не успел уклониться, а руки опустить не мог. Упал на колени, ловя ртом воздух. Лемехов присел на корточки, пригнулся, заглядывая в лицо.
— Имей в виду, Дима, старшим врать нехорошо. Некрасиво. Гриша, — он выпрямился. — Отвези-ка этого кренделя к нам.
— Нет проблем, Тох. Повернись-ка. — Панкратов ухватил Диму за воротник пиджака, вздернул, одновременно разворачивая спиной, ловко защелкнул на запястьях наручники. — Вот так. Мне спокойнее, да и тебе на пользу пойдет.
Снова развернул, припечатал спиной к стене.
— И знаешь еще чего, Гриша, — глядя Диме в глаза, добавил Лемехов. — Посмотри, может, у парня наркота в кармане отыщется. Немного, лет на восемь общего.
— Конечно, отыщется, если надо, — согласился Панкратов.
— Только ты уж постарайся, чтобы всё как положено. Понятых, протокол об изъятии.
— А как же, — подмигнул Диме Панкратов. — Все сделаем.
— И смотри там, чтобы Гриня не знал, — предупредил Лемехов. — А-то опять начнутся старые песни о главном.
— Хорошо, — Панкратов мотнул головой в сторону лестницы. — Ну что, Дима, пойдем, что ль?
— Вы бы отпустили меня, Антон, — попросил Дима почти смиренно. — Все равно ведь придется.
Лемехов засмеялся негромко.
— Гриша, ты видал? Молодец, пацан. Фасон четко держит.
Панкратов тряхнул Диму за плечо.
— Пошли, пошли. Раньше сядешь, раньше выйдешь.
Лемехов проводил их взглядом, дернул дверь отделения, вошел в холл.
— Здорово, бандиты, — гаркнул он.
— Куда? — двинулся ему навстречу один из охранников.
— Чего кудахчешь-то? — весело спросил Лемехов.
Он умел обращаться с «быками» вроде этих, никакой неприязни к ним не испытывал и потому чувствовал себя в своей тарелке.
— Куда, я спрашиваю? — охранник положил широченную ладонь ему на плечо.
— Ну ты чего бузишь-то?
Лемехов легко, играючи, положил свою ладонь поверх его, сжал, повернулся слегка, выворачивая «бычку» кисть, заставляя локтевые связки натянуться, а затем ударил свободной рукой охранника точнехонько в локтевой сустав. Прием немудреный, но эффективный.
Тот охнул. И тогда Лемехов, все так же беззлобно, пнул противника в голень. «Бычок» рухнул на колено. Тут-то и следовало бы свалить его окончательно, рубанув по почтительно подставленному затылку, но… чего зря руками-то махать? И так настроение резко пошло вверх.
Оставшиеся охранники двинулись на оперативника. А тот с улыбкой поднял перед собой руку.
— Ребята, ребята-а, — почти пропел Лемехов. — Не делайте глупостей. Я из милиции.
Охранники остановились, нерешительно переглянулись. С ментом связываться им не хотелось.
— Ну вот, сразу бы так.
— Антон? — из палаты вышла Катя. — Ты что здесь делаешь?
— Как это что, Катя? — округлил глаза тот. — Спешил на помощь боевой подруге. Мы тебя полдня ищем. Все посты на уши поставили, весь город перерыли. Ребята, концерт окончен, расползайтесь по домам, — махнул он охранникам.
Те, однако, остались на месте.
— А где Дима? — Катя оглянулась.
— Да по делам поехал. Попросил, чтобы я тебя до дома подвез.
— Дима тебя попросил? — нахмурилась Катя. — Антон, а ты, часом, ничего не путаешь?
— Чего мне путать, Катя? — «искренне» изумился тот. — Дима твой так и сказал: «Подвези, мол, Лемехов, будь другом». Я говорю: «Об чем базар? Подвезу, мне не трудно». — И тут же добавил серьезно: — Поболтать бы нам, мать. С глазу на глаз.
— Давай поболтаем, — согласилась Катя. В голосе ее прозвучало напряжение. — Здесь?
— Пошли на улицу. Тут народу многовато.
Охранники направились было следом за ними, к лестнице, но Лемехов остановил их.
— Ребята, вам же сказано: по домам. Что не ясно-то, я не пойму? — Охранники топтались на месте. — Катя, отправь их куда-нибудь.
— Поезжайте, — кивнула Катя.
— Так ведь Дмитрий Вячеславович…
— Я все улажу, — перебила она. — Не волнуйтесь.
Катя с Лемеховым вышли на улицу, направились к лемеховской «восьмерке».
— Так о чем ты хотел поговорить? — спросила Катя, когда оперативник распахнул дверцу.
— Неприятности у тебя, мать, — ответил тот, садясь за руль и поворачивая ключ в замке зажигания. — Серьезные неприятности. Да и вообще, поганый нынче денек выдался.
Утверждение Лемехова соответствовало действительности на сто пятьдесят процентов. Никита Степанович Гукин мог бы добавить: денек выдался не просто поганый, а совсем из ряда вон. И дело даже не в войне, которую затеяли местные авторитеты, — это начальник ГУВД как-нибудь пережил бы, — а в тех неприятностях, которые возникли в его ведомстве.
Он всегда вступался за своих, старался выгородить их, если начальство вдруг начинало проявлять гнев, но все прежние проблемы меркли перед тем, что происходило сегодня.
Сидящие по другую сторону стола Гринев и Вдовин молча смотрели на него, ожидая ответа, а Никита Степанович Гукин боролся с желанием снять фуражку, бросить ее на стол и сказать: «А пошло оно все. Делайте, что хотите, но только без меня».
Конечно, жест был бы красивым. Жаль только, что абсолютно невыполнимым. Он никак не мог повлиять на ситуацию. Гринев мог, а он нет. Более беспомощным Гукин не ощущал себя ни разу в жизни.
— Никита Степанович, так каково же будет ваше решение? — напомнил о своем присутствии Гринев.
По лицу его было видно, что он упивается собственной значимостью, возможностью распоряжаться судьбой другого человека, раз уж ситуация ему это позволяла.
— Вообще-то, Светлая у нас на хорошем счету. Оперативник она толковый. Ни в каких темных делах никогда замечена не была… — пробормотал Гукин, подумал и добавил: — Иначе не стала бы она начальником отдела. Мужиков вон сколько, а назначили ее.
— Никита Степанович, так и мы факты не с потолка взяли, — нажимал Гринев. — Вон, товарищ подтвердит, — он указал на Вдовина. — А факты, я должен заметить, очень настораживающие. Вы смотрите, как все одно к одному ложится. Жених — сын авторитета. В прошлом году, когда вся эта история с Козельцевым началась, они с Лемеховым поехали якобы брать Смольного, а наткнулись на «яму» и взяли груз в двести с лишним килограммов наркотических веществ. — Гринев говорил напористо, горячо, а Гукину ничего не оставалось, кроме как кивать, соглашаясь. — Они говорят — случайность. А я вот подумал, может, и не случайность вовсе? Может быть, Светлая таким образом конкурентов убирала? В свете рассказа товарища Вдовина подобная версия выглядит вполне убедительно. А уж последние события так и вовсе… Товарищи из ФСБ приезжают в наш город, чтобы разыскать лабораторию по производству сильнейшего наркотика. При этом им доподлинно известно, что кто-то из наших сотрудников контактирует с крим