— Здравствуйте, Екатерина Михайловна, — кивнул серьезно Вадим. — Нет, Димы не было. А Настена в комнате, телевизор смотрит.
— Это я слышу. И не звонил?
— Нет, — Вадим явно встревожился. — А он разве не с вами поехал?
— Нет, — Катя оглянулась на стоящего в прихожей Лемехова.
— Ма-ам? — донеслось привычное.
— Настюха, здорово! — гаркнул Лемехов, проходя в комнату. — Чего это ты смотришь?
Катя прошла следом. Настена, завалившись на диван, смотрела очередной кинобоевик.
— Привет. Сделай-ка потише. Разговаривать невозможно.
— Так не слышно же будет ничего.
— Переживешь. Антон, ну-ка, давай выйдем.
— Чего, Катя? — Оперативник сделал округлые глаза, которые почти всегда означали одно: он что-то скрывает. — Я не понимаю, в чем дело? — спросил Лемехов, когда они оказались в кухне.
— Екатерина Михайловна, я на лестнице подожду, — Вадим счел за лучшее не вмешиваться в чужой разговор.
— Где Дима? — подступила к оперативнику Катя.
— Мать, да откуда мне знать? Говорю же, куда-то по делам поехал.
— Лемехов, ты своих подружек разводить будешь, понял? А меня не надо. Где Дима?
— Ну у нас он, у нас, успокойся, — перешел на серьез тот.
— Где «у нас»?
— В ГУВД сидит.
— Что он там делает, в ГУВД? — не поняла Катя.
— Да там… Короче, я Гришу попросил за ним присмотреть.
— Зачем?
— Да ни за чем! — рявкнул Лемехов, теряя терпение. — Ты что, мать, не понимаешь? На тебя насели всерьез. Гриня аж подпрыгивает от нетерпения, так ему посадить тебя хочется. И твои отношения с Димой, между прочим, немаловажную роль тут сыграли. Теперь этот «ствол» еще, чтоб ему пусто было… — Он прошелся по кухне. — С пистолетом-то мы выкрутимся, а вот Диме твоему лучше пока посидеть.
— Лемехов, у тебя с головой все в порядке? Что значит «пока посидеть»? Это что, санаторий? Или дом отдыха? Как ты себе это представляешь?
— Да ладно, Катя, не кричи. Я ж не для себя стараюсь, — поморщился Лемехов. — А представляю я себе это так. Сделали мы твоему Диме «закладку». Чуток травки. Три и шесть, как раз на «личное пользование, без цели сбыта». Посидит пару недель до суда, не сахарный, а там его адвокат вытащит, это уж будьте-нате. Зато от тебя эти крендели из внутренних расследований сразу отвянут. И Грине пасть заткнем.
— Так, — Катя прошла в прихожую, схватила с вешалки куртку. — Настя! Я ухожу! Запри дверь на засов и никому не открывай!
— Ты куда это? — встревожился Лемехов.
— Да пошел ты, — зло выдохнула ему в лицо Катя.
— Катя, погоди! Катя, — оперативник выскочил следом за ней из квартиры. — Совсем, что ль, ополоумела? Ты куда летишь-то?
Охранники и Вадим обернулись. На лицах их читалось удивление.
— Екатерина Михайловна, — доложил Вадим. — Я пытаюсь прозвониться Диме на мобильный, но у него телефон отключен.
— Ну еще бы, — пробормотала Катя.
— Катя, погоди!
Лемехов догнал ее, схватил за плечо. Она резко развернулась, сбросив его руку.
— Лемехов, уйди, по-хорошему тебя прошу. А то ведь не посмотрю, что ты нижестоящий сотрудник, так врежу — до самого ГУВД катиться будешь, как Колобок.
— Катя, да что такого страшного случилось-то?
— А ты не понимаешь, что случилось? Димка же продюсер. Он с иностранцами переговоры ведет, за бугор ездит. После суда его не то что в Америку или Европу — в Африку не пустят. Даже разговаривать не станут. Ты же ему всю жизнь сломаешь судом этим, кретин малохольный.
— Да это ты — кретинка! — окрысился Лемехов запальчиво. — О чем ты думаешь? Какое кино? Какая Америка? Тебе сейчас на работе появляться нельзя! Гриня только этого и ждет. Возьмет под белы рученьки и отправит на медицинское освидетельствование. И весь наш план — насмарку. Поди докажи потом, что ты не верблюд. В лучшем случае с работы вылетишь. В лучшем! Вот о чем бы подумала! А ты про кино мне тут заливаешь! Твоему Диме и без Америки не хреново будет житься. — И, поскольку Катя молчала, он придвинулся ближе, понизил голос: — Пойми, Катя, Гриня такую кашу заварил, что у него пути назад нет. В кои-то веки ему громкое дело подвернулось. Борец с коррупцией, три премии и медалька на грудь. А заодно прямая дорожка в областную прокуратуру. Ему теперь рапорт только победный нужен, понимаешь? Иначе — труба, загнобят и не видать ему повышения, как своих ушей. Подумай, Катя.
Катя посмотрела на него, сказала тихо:
— Гад ты, Лемехов, — и побежала вниз по лестнице.
— Катя! Да постой ты! — Лемехов покатился следом. — Да что ты делаешь-то, ну?
У подъезда Катя чуть замедлила шаг. Только тут ей пришло в голову, что машина-то, ненаглядная «семерочка», так и осталась брошенной на окраинной улице. Поди, разграбили уже, если, конечно, на спецстоянку не отбуксировали сердобольные коллеги из ГИБДД. Так непривычно было передвигаться на своих двоих. До автобусной остановки — квартал с небольшим. Общественный транспорт ходит редко.
Катя выбежала на улицу, взмахнула рукой. Проезжавшая мимо «Волга» тормознула, прижалась к тротуару.
— До ГУВД, срочно.
— Это на Октябрьский, что ль? — молодой водитель прищурился. — Семьдесят устроит?
— Устроит, поехали.
Катя забралась на заднее сиденье. До Октябрьского от силы полтинник, но она не стала торговаться. Так вообще можно не уехать. Да и Лемехов уже топал за спиной бодрой рысью.
Водитель нажал на газ, и «Волга» рванула с места с такой скоростью, что Катю вжало в кресло.
— Стой! Шеф, стоять, говорю! Милиция!!!
— Врет, — предупредила Катя. — Он такой же милиционер, как я — балерина.
— Катя!!! Погоди!!! Мне нужно тебе еще кое-что сообщить… — Лемехов бежал следом, покуда дыхания хватило, но в конце концов отстал.
— Муж, что ли? — спросил водитель.
— Любовник, — отрубила Катя.
— То-то я и смотрю, ломится, как скаковая лошадь, — усмехнулся водитель. — Мужья так не бегают.
— Только побыстрее, пожалуйста.
— Да мы и так восемьдесят идем. На проспекте, правда, сбросить придется. Там сегодня ментов туча. На каждом перекрестке торчат.
— Ничего, — отмахнулась Катя. — С ментами договоримся.
— С ними договоришься, пожалуй, — снова усмехнулся водитель.
— Договоримся. Я — начальник оперативного отдела ГУВД.
Водитель присвистнул изумленно.
— Чего ж сразу-то не сказали?
— А вам-то какая разница?
— Меньше запросил бы.
— Не опоздали еще.
— Понял. Сороковка не напряжет?
— Не напряжет.
— Договорились.
«Волга» выехала на проспект. Ментов и правда хватало, Но то ли после суточного дежурства притомились, то ли просто плевать им было на отечественные тачки, не остановили «Волгу» ни разу.
С таким пассажиром водитель осмелел и подъехал к самому крыльцу ГУВД. Катя достала из кармана куртки несколько купюр, протянула и тут же выбралась из машины.
— И вам до свидания, — пробормотал водитель, перегнувшись через сиденье и закрывая за Катей дверцу.
Катя вбежала в дежурную часть. Сидящий за консолью скучающий сержант поднял голову.
— Вы куда, девушка?
— Сюда должны были привезти задержанного. Примерно час назад. Молодой парень. Наркотики у него нашли.
— Не Дима случайно зовут?
— Дима? Он здесь был?
— А вы ему кто?
— Я ему невеста.
— А-а, — уважительно протянул сержант. — Тогда понятно. Выпустили вашего жениха. Минут двадцать назад.
— Под подписку?
— Да не, совсем. Он наркотики добровольно сдал, его и выпустили.
Катя едва успела перевести дух, как за спиной послышалось энергичное:
— Сержант, тут надо ориент… Кого я вижу! Светлая! На ловца, как говорится, и зверь бежит.
— Черт! — Катя обернулась и увидела торжествующую улыбку Гринева. И что бы ему не задержаться на пару минут в своем кабинете? В туалет бы не зайти по дороге или, скажем, к начальству. Шнурки перевязать, наконец? — Добрый день, Павел Васильевич. Ребята сказали, вы меня разыскивали?
— Правильно сказали, Екатерина Михайловна. — Гринев не стал подходить, держался на расстоянии. — С самого обеда вас ищу, никак только найти не могу. Вот, — он тряхнул зажатыми в руке бумагами, — даже в розыск собрался объявлять.
— Что же я такого натворила, что вы так усердно меня ищете? — Катя попыталась изобразить улыбку.
— А вы, Екатерина Михайловна, подозреваетесь в совершении убийства.
У Кати появилось ощущение, что ее ударили по голове. Она была готова к чему угодно, кроме того, что услышала.
— И кого же я убила? — через силу поинтересовалась Катя, стараясь удержать на губах натянутую улыбку, не показать, что она растеряна и совершенно сбита с толку.
— Некоего полковника Америдзе. Руслана Рубеновича. Слыхали о таком?
— Слышала.
Мысли понеслись вскачь, но были они профессионально четкими, логичными. Значит, Тощий догнал-таки Америдзе? Догнал и убил из ее пистолета. Впрочем, нет. Пистолет Козак забрал позже. Но в Америдзе должны были стрелять утром, поскольку в противном случае у Кати будет жесткое алиби. Врачи подтвердят, в какое время она поступила в больницу. Минус время на дорогу. Иначе говоря, Тощий и Козак должны были встретиться сразу после того, как бросили ее на шоссе. Если стреляли в труп, экспертиза это легко установит. Значит, им пришлось оглушить Америдзе, усадить в машину, привезти на место и там застрелить. Не годится. Слишком много «но». Тощий мог Америдзе не догнать — раз. Не справиться с ним физически — два, не суметь оглушить — три. Любой из этих промахов — и весь их план пошел бы насмарку. Впрочем… чего сейчас гадать? Эксперты дадут заключение — тогда и станет понятно, что да как.
Наверное, любому сотруднику милиции присуща определенная доля безразличия к смерти. Катя не думала об Америдзе как о погибшем человеке. Или как о сотруднике ФСБ, застреленном бандитами. Это он вчера был сотрудником ФСБ, а сегодня стал значком в уравнении. Для нее, Кати. Наверно, и Лемехов не стал ей говорить все, надеясь сам выгородить Катю из этой ситуации.