На широкой ладони богача снова блеснул брелок.
– Вот, универсальный ключ от всех дверей Кристал Пэлас! Удобная штучка, скажу тебе, экономит массу времени. На этот махоньком кусочке металла тончайшая гравировка. Фотомеханическим способом нанесён портрет вашего покорного слуги, – хохотнув, он взял будущего зятя под руку и быстро зашагал по коридору. – Сейчас я покажу вам зрелище, которое меня поражает каждый раз. Такое величие!
Они вошли в небольшую кабину, Джейкоб тронул рычаг. Под потолком зажглась мертвенно синяя лампа.
– Тоже автоматика, – пояснил провинциал. – Как только что-то, весом более тридцати пяти фунтов, оказывается в кабине, запускается процесс хемолюминисценции и кабина летит вверх. О, мой мальчик, вижу тебя раздражают мои пояснения… А знаешь, дружок, что мне нравится в вас – аристократах? – Задал он вопрос и сам же на него ответил: – Вы слишком вежливы, чтобы послать к чёрту, – с хитрой физиономии простолюдина не сходила довольная ухмылка.
Лифт, слегка качнувшись, пришёл в движение. После прохождения каждого этажа раздавался щелчок, и на табло менялась цифра. На двадцать пятой отметке кабина замерла, передняя стенка плавно отъехала – и Айвен замер, не в силах дышать. Такой красоты даже представить не мог – захватило дух, в глазах появились слёзы восторга! Так получилось, что дирижаблем он никогда не летал. Железной дорогой пользовался, но она пролегала не так высоко над землёй, и не давала того впечатления, что возникло сейчас. Перед взором открылась панорама Лондона, сильно разросшегося в последние годы к югу. На горизонте зубцами высились высотные дома, построенные на месте вынесенных за пределы столицы промышленных комплексов, чуть ближе сады и парки, унизанные яркими каплями искусственных прудов, пронзённые струями фонтанов. Переплетения многочисленных эстакад приковывали взгляд совершенством переплетений. Машины, будто кто командовал ими, двигались и останавливались одновременно.
– Вот, дорогой друг, ещё одна разработка учёных. Гигантская аналоговая машина, рулит всем Лондоном. Под дорожными покрытиями улиц в Лондоне проложены газовые трубы. Датчики давления в них реагируют на количество повозок – неважно, механических или на конной тяге. Они связаны с большой аналитической машиной, – да, собственно, они и есть аналитическая машина… – а там уж дело секунды. Гигантский искусственный мозг отдаёт приказ – включить или выключить светофор, чтобы понизить, или повысить давление. И старик Джейкоб, ваш покорный слуга, тоже приложил к этому руку, пусть немного, но капает на счёт, – он рассмеялся, и Айвен отметил, что пожилой человек ни разу не закашлялся, как это было на кладбище или в доме миссис Пайн. Толстяк же посмотрел на спутника слегка смущённо.
– Я могу вас утомить своими рассказами, да вы и сами знаете, как устроена наша жизнь – вы инженер. Я это помню, помню, голубчик, помню! Но, дорогой мой Айвен, хоть я и сам понимаю, что веду себя навязчиво, а вот остановиться не могу. – Он раскинул в стороны руки – так, будто хотел обнять всё, что открылось взору, и, продолжая говорить, быстро двинулся к спиральному спуску. – Тут уж ничего не поделать, вы уж потерпите стариковскую болтовню. Для меня все эти стимеры, паровозы, дирижабли – игрушки. Я, словно мальчишка, загораюсь при виде каждой новой штучки, наверное, потому, что в детстве мало играл.
По крытому пандусу, обнимающему внешнюю стену, они спустились этажом ниже. Айвен вцепился в поручни, проклиная спутника, решившего пустить пыль в глаза. Толстяк же скакал как горный козёл, куда делась его деревенская нелепость и скованность. На ум пришло сравнение: эдакий карикатурный «Джон Буль» в современном варианте. Баронет смог перевести дыхание, только оказавшись в лаборатории, к счастью, без панорамных окон, с глухими стенами, уставленными стеллажами с различной аппаратурой.
– Познакомьтесь с инженером Стефенсом, – Джейкоб представил высокого, подвижного человека со всклоченной чёрной шевелюрой. – Он глава местных клакеров. – Увидев, как удивлённо взлетели брови будущего зятя, Браун пояснил:
– Так называют на сленге программеров аналоговых машин. Стефенс разработал ту самую миниатюрную крошку, что управляет моим стимером. Прогресс остановить невозможно!
– Это всё чепуха, мистер Браун, – пренебрежительно махнул рукой учёный. – Вся аналоговая техника, все эти паросиловые установки – всё это тупик. Мы должны овладеть универсальной силой, которая может превращаться и в тепло, и в свет, и в механическое движение. Я имею в виду электричество. И даже шире – электромагнетизм. О, если бы нашли записные книжки Фарадея, это дало бы совсем другой толчок развитию нашего общества!
– Электрические эффекты пренебрежительно малы, – вступил в разговор Айвен. – Силы электричества не сравнятся с механическими силами. Особенно теперь, когда мы научились аккумулировать механическую энергию с помощью энерцоидов. А электричество – все эти вольтовы столбы и лейденские банки… даже очень большие… не сохранят такого количества энергии.
– Хорошо. А электростатика? – Возразил Стефенс, исподлобья взглянув на оппонента.
– Электростатика? – инженер скривился. – Согласен, это хорошо для проведения забавных опытов. Что-то вроде искусственных молний на забаву публике. Я слышал, что такие аттракционы в парках пользуются большим успехом.
– Но ведь русские – Ломоносов и Риман исследовали силу молний ещё в восемнадцатом веке и даже создали искусственную шаровую молнию! Жаль, что с тех пор, особенно после преждевременной смерти Майкла Фарадея и вследствие его знаменитой рассеянности это направление заглохло.
– Вы сами застыли в восемнадцатом веке, а сейчас середина двадцатого. Смею напомнить вам, Стефенс, что в том же восемнадцатом русский Иван Ползунов создал универсальный паровой двигатель и прототип машины различий, – баронет высокомерно поднял брови.
– И где? Где?!! В дебрях Сибири! – Воскликнул Джейкоб, поддерживая его.
– Да, воистину, Россия – родина гениев, с этим нельзя не согласиться, – кивнул учёный. – Чем была бы наша цивилизация без них?
– Только правительство их не ценит, – вставил Джейкоб. – Поэтому Россия и прозябает во втором разряде стран и от неё сейчас отваливается область за областью. Вначале Сибирь, потом Польша, теперь вот и Финляндия потребовала независимость. А какие денежки могла бы делать страна, будь руководство поумнее!
– Царь там слаб умом, – заметил Айвен. – И вообще у русских полностью прогнила система. Менять надо.
– Поддерживаю вас, – Стефенс согласно кивнул.
– Вот и поезжайте в Сибирь, – предложил мистер Браун. – Поможете северным социалистам свалить прогнивший царский режим. Хе-хе-хе! Если вас до этого не съедят голодные сибирские медведи, – он хохотнул, достал платок, вытер выступившие на лбу капли пота. – И вы Стеффенс тоже езжайте. С такими энтузиастами там сразу начнётся золотой век! Впрочем, это шутка. Я не для того плачу вам приличные деньги, чтобы вы устраивали революции где-то в дебрях Азии. Давайте-ка, Стефенс, покажем барону Чемберсу новую модель аналоговой машины. И постарайтесь произвести впечатление на этого господина – всё-таки ваш будущий хозяин, – толстяк похлопал Айвена по плечу, в очередной раз, покоробив той быстротой, с которой определил ему место в своём мире. Не самое плохое место, подумал молодой человек, но всё равно неприятно чувствовать зависимость. Снова мелькнула мысль о поездке в Сибирь…
– О, дорогой мой зять, – воскликнул Джейкоб Браун, увлекая баронета к двери, – а сейчас я покажу вам сердце моего бизнеса: самую современную аналого-цифровую гибридную машину. Такого нет во всём мире!..
***
– Сэр! – воскликнула девушка, сердито нахмурив бровки. – Я сгораю от нетерпения услышать историю вашей любви, а вы мне рассказываете про политику и аналоговые машины. Да сейчас каждый ребёнок пользуется ими для игр!
Она раскрыла сумочку и достала небольшой плоский футляр. Нажав неприметную кнопку сбоку, Кэтрин открыла крышку. Хемолюминисцентный дисплей засветился, на нём медленно проявилась фоновая картинка – старинная фотография молодожёнов. Жених был серьёзным, торжественным, а невеста лучилась счастьем.
– Вот! Ваша свадебная фотография! И не надо мне ничего другого. Я сама могу многое рассказать об урановом инерцоиде, который является сердцем вот этого маленького вычислителя. Я хочу услышать про любовь! Про вашу любовь, которая разгорелась из маленьких искорок, несмотря на огромное приданое бабушки и твой неприкрытый расчёт.
– Ну, зачем же так строго, девочка, – улыбнулся Айвен Джошуа Чемберс, с любовью глядя на внучку. – Иногда то, что выглядит расчётливостью, на самом деле является безвыходными обстоятельствами, которые служат толчком, и судьба порой иронично маскирует свою волю под неприкрытый людской расчёт. Но та же судьба никогда не закрывает за человеком двери – он может сказать «нет», может повернуть назад или пойти по другой дороге и с другим человеком…
– Джипси? Я правильно догадалась? Ты полюбил цыганку?
– Если бы цыганку, дорогая моя, если бы… Джипси – это прозвище, на самом деле её звали Кэтрин. Тебя я назвал в её честь, но ты другая, совсем другая Кэт…– старик умолк, горестно вздохнул и продолжил рассказ:
– Итак, толстый Джейкоб уже давно был дома…
***
Толстый Джейкоб уже давно был дома, а карета всё ещё катилась по лесной дороге. Иногда Айвен приказывал кучеру остановиться у придорожного трактира и проводил там день-другой. Он говорил себе, что после долгой езды ему просто необходимо поваляться на мягкой кровати и хорошенько отдохнуть перед следующим отрезком пути. И отдыхал – подолгу лежал в постели, заигрывал с горничными, вечерами пил кофе в компании хозяина заведения. Но где-то в глубине души понимал, что не готов к встрече с невестой, и все эти легкомысленные развлечения ни что иное, как попытка отсрочить неизбежное. Однако количество трактиров на лесной дороге ограниченно, и колёса новой кареты неумолимо сокращали расстояние между ним и его будущим, которое с каждым поворотом колеса становилось всё более непонятным и странным.