Внутри лачуги послышался громкий гвалт.
- Что там? - полюбопытствовала Джорджина.
- Мои пациенты требуют есть. Заходите, сами увидите. - Внутри целая стена была занята стеллажами с выстроившимися на них клетками. Примерно четверть из них была занята разнообразными птицами. - Это мой лазарет, пояснил Брайан. - Люди отовсюду приносят мне раненых пташек. Я их выхаживаю, а потом отпускаю. Так мне и Хромуша достался. Лапку залечил, но так ко мне привязался, что теперь и улетать не хочет. Мало того, ещё и всю свою семью ко мне привадил. Мисс Линн - так я мою старуху зову - постоянно ворчит, вот мне и приходится почти все время тут с ними проводить.
- Вы не против, если я ещё раз загляну к вам сегодня вечером? спросила Джорджина.
- Я здесь с утра до вечера, - ответил Брайан. - Приходите, я буду рад.
Так и завязалась дружба между престарелым птицелюбом из буша и молодой женщиной из далекого Лондона.
Келли играла в брошенную жену. Для встречи с Монтэгом она нарядилась во все черное. Мини-платье без рукавов от Шанель с пиджаком, отороченным белой каймой. Волосы Келли уложила на затылке, оставив длинные белокурые пряди лишь по бокам.
Нью-йоркский офис Монтэга выглядел точь-в-точь так, каким Келли его представляла: современным и баснословно дорогим. Первая беседа, состоявшаяся по телефону, носила сугубо предварительный характер, и во время сегодняшней встречи Келли рассчитывала изложить адвокату все свои претензии к Дугласу.
Монтэг встретил её у дверей и, сопроводив в свой кабинет, усадил напротив себя за огромный стол из стекла и металла. На дальнем его конце возвышалась ваза с живыми лилиями. Эти цветы неизменно вызывали у Келли аллергию, и она, не дожидаясь слез, вынула из сумочки от Шанель изящный платочек, украшенный кружевами.
- Простите меня, мистер Монтэг, - пробормотала Келли, - но от этих цветов у меня слезы градом льют. Аллергия какая-то. - В последнее время она много плакала, а потому была рада возможности выдать покрасневшие и распухшие глаза за аллергию. - Давайте сразу перейдем к делу. Я хотела бы покончить со всеми формальностями как можно быстрее.
- Я прекрасно понимаю, миссис Холлоуэй, насколько все это болезненно для вас, - учтиво промолвил адвокат.
- Сомневаюсь, - сухо ответила Келли. - Впрочем, это не имеет значения. К вам я обратилась лишь потому, что вы считаетесь лучшим из лучших. Я не хочу, чтобы пресса упивалась, смакуя подробности моего развода. И я не жадная: я хочу лишь, чтобы финансовые условия были для нас справедливыми.
- Для "нас", миссис Холлоуэй? - переспросил адвокат, вскинув брови. Мое вознаграждение будет оплачено из кармана вашего мужа, пусть это вас не беспокоит.
- Говоря "нас", я имела в виду себя и своего ребенка, - процедила Келли. - Ваше вознаграждение меня совершенно не волнует.
- Извините, - поспешно ответил адвокат. - Я не знал о том, что вы ждете ребенка. Это совершенно меняет дело. Вы ведь хотите, чтобы я затребовал от вашего мужа сумму, достаточную для пожизненного содержания вас с ребенком, так?
- Нет, - сказала Келли. - Я хочу только, чтобы у меня было, где жить, а также хватало денег на воспитание ребенка. И все. Таким образом, чтобы в дальнейшем я могла жить, никогда больше не слыша имени Дугласа Холлоуэя.
- Боюсь, что это будет непросто, - задумчиво промолвил адвокат, откидываясь на спинку мягкого кресла. - Отец по закону имеет право видеться со своим ребенком. Любой суд предоставит ему это право.
Келли посмотрела в окно, из которого открывался завораживающий вид на знаменитые манхэттенские небоскребы. По иронии судьбы, именно такой же вид сопутствовал её знакомству с Дугласом. И вот теперь небоскребы будут свидетелями её договоренностей по поводу развода.
- Учитывая, что муж предлагал мне миллион фунтов стерлингов, чтобы я сделала аборт и избавилась от ребенка, отцовских чувств к нему он питать не станет, - сухо промолвила Келли, прижимая обе ладони к животику.
Несколько минут они молчали, и тишину в кабинете адвоката нарушало лишь мерное жужжание кондиционера да завывание ветра за окном.
Наконец Келли заговорила.
- Я хочу, чтобы вы дали знать Дугласу - развод должен состояться в крайне сжатые сроки и без всякой суеты. Если он станет упираться, то я устрою ему самый громкий и скандальный бракоразводный процесс в истории. Если же он попытается войти в контакт с моим ребенком, - голос Келли зазвенел. - Я его уничтожу. Вы меня поняли?
Пятничный вечер, "Трибьюн-тауэр". Пит Феретти ворвался в кабинет Шарон, громко распевая: "Я влюблен, я влюблен, я влюблен"! И принялся вальсировать по комнате.
Шарон поморщилась.
- Прошу тебя, Пит, только не сейчас, - попросила она. - Я готовлю эту гребаную передовую в воскресный номер.
Выпроводив Хорька, Шарон закурила очередную сигарету и призадумалась. Ждать ей оставалось уже недолго. Смертоносное досье на Дугласа было уже закончено, она сама сняла с него копию. Теперь ей нужно было только набраться терпения. Ровно две недели оставалось до следующего заседания Совета директоров - судьбоносного дня для Шарон. Дуглас споет свою лебединую песню, а Джорджина в последний раз сядет в кресло главного редактора.
А в портфеле "Дейли" была самая сенсационная бомба последних лет. Идеальное время, чтобы нанести удар.
- Ну, хорошо, давайте начинать, - нетерпеливо скомандовала Шарон. Что там у вас?
Они собрались вокруг небольшого стола в её кабинете. Стол был загроможден фотографиями Эммы, а на диванчиках были разложены многочисленные фотоснимки Дианы и её отца, графа Спенсера. Вся история хранилась в строжайшей тайне, посвящены в которую были лишь присутствующие: Дейв Лейбер, редактор отдела новостей, Стив Дейнсон, его заместитель, и Фил Платтман, художественный редактор. Ну и, разумеется, сама Шарон.
- Пока все факты подтверждаются, - сказал Лейбер. - Нам удалось отыскать старого чудака, который в молодости служил у графа Спенсера загонщиком на охоте. Он помнит красавицу Стеллу. Подтвердил также, что она в то время служила официанткой в пабе "Надежда и якорь". Похоже, он и сам был в неё влюблен, как и все окрестные мужики. Красотка была просто писаная: потрясающий бюст, бедра и все такое, но только никого она к себе на пушечный выстрел не подпускала. Намекала, правда, что с графом они "дружат", но далее на сей счет не распространялась. А потом вдруг таинственно исчезла. До него только слухи дошли, что она от кого-то понесла и живет с дитем в Бирмингеме.
- Отлично, - похвалила Шарон. - Что-нибудь еще? - От возбуждения она раскраснелась и курила одну сигарету за другой.
- Фамилия отца в свидетельстве о рождении её дочки не проставлена, продолжил Дейв Лейбер. - Нам посчастливилось разыскать одну дамочку, которая жила по соседству со Стеллой в Бирмингеме. Она подтверждает, что та приехала с грудным младенцем на руках и в течение нескольких лет работала в каком-то баре. Говорила, что муж умер, оставив их с ребенком без средств к существованию. Родственников у неё нет, родители давно умерли. Как и местный викарий. Иными словами, никаких документальных подтверждений её рассказа у нас нет, но и никаких противоречий найти не удалось.
- А что насчет писем? - спросила Шарон.
- Это скорее записки, а не письма. Мы вручили их графологу, а для сравнения дали автограф покойного Спенсера. Графолог не может сказать ни да, ни нет. Оригиналы, с которых снимали ксерокопии, были давно старыми и помятыми, поэтому за достоверность выводов он не ручается. Вдобавок подписаны записки были только заглавной буквой С, так что и подпись нам сличить не удалось. Но один вывод можно сделать совершенно определенно: записки писал влюбленный в Стеллу мужчина.
- А что говорит Эмма?
- Она впервые услышала обо всем этом от матери лишь два года назад, когда застала мать плачущей с фотографией графа Спенсера в руке. Прежде Эмма полагала, что её отец погиб в автомобильной аварии. Она подтвердила, что Стелла была буквально помешана на королевской семье, и поначалу Эмма думала, что мама просто огорчена из-за смерти отца принцессы Дианы. Но лишь когда погибла сама Диана, мать раскололась и открыла Эмме тайну её происхождения.
- Превосходно, - воскликнула Шарон, потирая руки. - Я хочу побольше подробностей о том, как Эмма обожествляла Диану, как она, затаив дыхание, следила по телевизору за её брачной церемонией, вырезала и бережно хранила все газетные сообщения, а потом, после смерти Дианы, ездила в Кенсингтонский дворец и присутствовала на похоронах.
- Но Эмма вовсе не говорила всего этого, - возразил Лейбер.
- Скажет, - отрезала Шарон.
- Нашим юристам это не понравится, - предупредил Лейбер.
- Чихать я хотела на этих юристов! - процедила Шарон. - Если бы всегда обращали на них внимание, то наша газета не напечатала бы ни единого эксклюзива. У вас все?
- Нет, - ответил, качая головой, Лейбер. - Стелла и Эмма хотят получить все деньги до публикации материала. Двадцать пять тысяч по подписании договора...
- Как, черт побери, они ещё договор не подписали? - взвизгнула Шарон. - Ах вы, ублюдки хреновы! Чтоб сегодня же все было подписано, мать вашу! Вы поняли?
Лейбер лихорадочно закивал.
- А остальные деньги они хотят получить накануне публикации, закончил он. - В противном случае, пригрозили отдать материалы в "Сан". Что делать?
- Как что? - завопила Шарон. - Договор пусть подписывают, и немедленно! Если ты облажаешься, Дейв, то вылетишь отсюда так быстро, что даже пикнуть не успеешь. Прими все их условия. Это - первая бомба, которую ты раздобыл за все время, и ты за неё головой отвечаешь. А теперь, выметайтесь отсюда, оба, а я пока решу с Филом вопросы о фотографиях.
Фил Платтман был одним из редких сотрудников, которые пользовались доверием Шарон. Они проработали вместе немало лет и знали друг друга как облупленного.
- Ну как, Фил, что тебе чутье подсказывает? - осведомилась она, когда дверь за Дейвом и его заместителем закрылась.