Нани Ольшовска начала рассказывать.
В комнате было сумрачно, а слова впитывались в мрак, как влага в черную ткань. Она рассказывала ей про отца, о котором не было никаких известий с тех пор, как он уехал в экспедицию в южноамериканские джунгли. О матери, отчаявшейся до помутнения рассудка во время путешествия, накануне которого она, видимо, получила ужасное известие из Америки. О пани Будзишовой, доброй женщине, об ошибке благородного страшилища Балицкого, о родственниках, живущих во Франции.
— Остальное ты пережила с нами, дорогая моя девочка. Ты знаешь, как мы тебя любим... Бог нам тебя послал, маленькая, и ты останешься с нами столько, сколько захочешь. У нас с дядей одно сердце, и ты знаешь, что оно не изменится к тебе... Может, ты еще о чем-нибудь хочешь спросить, Басенька?
Бася слушала всей душой, внимательно всматриваясь во мрак, словно бы именно там происходили события, о которых ей рассказывали. Усилием памяти она вызвала восковобледное прекрасное лицо матери. Услышала во мраке отчаянный крик, адский грохот и скрежет. Потом все это стерлось и расплылось.
— О, мамочка...— вздохнула она тихонько и с таким чувством, что пани Ольшовска вздрогнула и прижала ее к себе.
Улыбка
кровавого
Ирода
В глазах Баси, всегда веселых, появилась необычная серьезность! Она словно увяла.
— Удар был слишком внезапным,— сказала пани Оль- шовска мужу.
— Бедненькая,— шепнул он— Надо ее отвлечь и занять чем- нибудь веселым.
Бася, однако, сама нашла себе занятие, воспылав неожиданной любовью к географии. Долгими часами она путешествовала по картам, особенно же полюбила поездки по Латинской Америке.
По джунглям, по каменным пустыням, по лесам, пышущим жаром, по вспененным рекам, в одну ночь переполняющимся мутной водой, вели ее книги, старательно подобранные. Она вылавливала из них все сведения о тех «нечеловеческих землях» и чертила на картах выдуманные дороги. Странные мысли, как тропические бабочки, летали над ее сердцем,
— Она ищет отца по карте,— сказал жене Ольшовски — Сердце у меня разрывается... >
Однажды Бася появилась у него в кабинете.
— Дядя, милый,— сказала она тихонько.— Ты знаешь профессора Сомера? > ЯВ
— Знаменитого географа? Знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Ты мог бы написать ему рекомендательное письмо?
— А зачем...— начал Ольшовски, но не закончил — Конечно, детка! — быстро продолжил он.
Со свеженаписанным письмом Бася появилась перед знаменитым ученым. Географ, увидев перед собой хрупкое человеческое существо, наморщил лоб.
Бася подала ему письмо.
— Садитесь, если найдете куда,— сказал он не очень приветливо.
Однако сесть было некуда, так как весь кабинет завален книгами и картами. Если бы наступил конец света и все пропало, пан профессор Сомер, уцелев каким-нибудь чудом, смог бы восстановить весь мир без малейшего труда с помощью своих карт и библиотеки. Так как в этот момент ничто не грозило миру, он занялся чтением письма. Дочитав до половины, он остановился и посмотрел на Басю. Снова начал читать, но уже с большим вниманием. Закончил, снял очки и немного помолчал.
— Бзовски... Бзовски...— он начал говорить, словно сам с собой — Мой лучший ученик... Адам Бзовски... Мило мне, дорогая детка, что я тебя вижу. Я очень любил твоего отца, очень. Он получил бы после меня... Но ладно. Несчастье. О чем ты хотела бы спросить?
— Хочу узнать, пан профессор, куда отправился мой отец и как он погиб,— ответила Бася серьезно.
— Сейчас я тебе объясню.
Ловким движением ноги он отбросил в сторону никому в этот момент не нужную Европу, свалил на кучу какого-то хлама Азию и, наконец, как Колумб, нашел возле печи обе Америки.
— Ты что-нибудь понимаешь в этой карте? — спросил он с > подозрением.
Бася проехалась пальцем по Южной Америке и на одном дыхании выговорила названия всех республик.
Великий географ посмотрел на нее с нескрываемой радостью.
— Замечательно, маленькая женщина! — воскликнул он в восхищении — А сейчас скажи, где находится мой палец.
— В Эквадоре!
— Твоя сообразительность делает честь женскому полу. Восемь женщин из десяти сказали бы, что это Закопане, потому что видны какие-то горы.
— Это Анды,— объяснила Бася знаменитому географу.
— Мне кажется, что истина на твоей стороне,— рассмеялся ученый.
— Я была тут уже десять тысяч раз,— выговорила Бася тихо.
Он посмотрел на нее с искренним изумлением, потом, поняв, каким образом и с какой целью она путешествовала по этим краям, он прогнал улыбку и серьезно сказал:
— Это нижний Эквадор, болотистый, зараженный малярией и лихорадкой... А это верхний, затерянный среди гор и ущелий. По-испански — 1егга Гпа — «холодная земля». За эти вершины и отправился твой отец с двумя французскими учеными.
— Зачем?
— За знаниями. Там, за этими горами, живет индейское племя хибаро, о котором ходит множество легенд. Поэтому они и пошли в эту экспедицию, чтобы целый год изучать этот уголок земли. Один из них должен был записывать речь и песни, второй хотел собрать тойные сведения обо всем, что там живет и растет, а твой отец собирался исследовать саму землю, скалы, горы и реки. Но в это время... Ты сможешь мужественно выслушать все, что я тебе скажу?
Бася серьезно кивнула головой.
— А в это время, когда они переходили через горы, на большой высоте обвалилась тропа. Один из французов уцелел, второй же и твой отец... Господи, упокой их души...
— Пан профессор,— сказала Бася глухо.— Это все верно?
— Так рассказал тот, кто уцелел. Ему удалось добраться до человеческого жилья, до поселка Луи. Оттуда он вернулся в Париж. Французское географическое общество опубликовало его сообщение в своем официальном бюллетене. Это все, что я знаю... Конечно, еще долго после катастрофы шли поиски. Но не нашли никаких следов. Пропасти прожорливы. Какие-нибудь жуткие ливни погребли трагедию в скалах и камнях. А сейчас... Сейчас прошло уже десять лет... Выше голову, девочка! Твой отец погиб на посту, как солдат. Солдат науки — это самый геройский герой. Он никого не убивает, ищет источники жизни, хочет расширить мир и освещает дорогу тем, кто идет за ним. Гордись своим отцом... Подожди, детка, я сейчас еще что-то тебе покажу.
Он снял со стены большую фотографию, на которой возле него сидели шестеро молодых людей.-
— Вот твой отец,— сказал он сдавленным голосом.— Вот этот, слева...
Бася впилась взглядом в светлое, открытое, веселое лицо. Она вглядывалась в него так пристально, что это лицо начало расти, увеличиваться, и вот уже светлые глаза заглянули ей прямо в душу.
— Папочка! — выговорила Бася отчаянным шепотом.
Профессор Сомер мягко взял фотографию из ее рук.
— Не надо, маленькая, не надо... Лучше улыбнись ему.
Светлое лицо отца вошло ей в душу и закрепилось там, как на фотопластинке.
В этот вечер она молилась:
— Сделай, Боже, так, чтобы ему не было холодно и в той пропасти... Пусть минуют его камни, летящие с обрыва... Пусть его могила будет спокойной в этой далекой, страшной, чужой земле... Смилуйся над моим бедным отцом, Господи!
Ольшовским Бася сказала:
— Я знаю все!
Она спрятала атласы и карты, потому что по эквадорским плоскогорьям уже могла путешествовать с закрытыми глазами.
Ее ждала еще одна обязанность, очень срочная: надо было навестить могилу матери и побывать у пани Натальи Будзишовой, своей первой опекунши.
Обе долго стояли на коленях возле могилы, старательно ухоженной и обсаженной цветами.
— Это вы помните о ней...— сказала Бася взволнованно — Как мне вас благодарить?
Она взяла обе ее руки и прижала их к своему лицу*
— Оставь, детка! — защищалась пани Будзишова — Никакая это не заслуга. В нашем отвратительном городке нельзя ни о чем говорить с живыми, вот человек и ищет хоть немного отдыха на кладбище... Ну, посадила я тут несколько цветов, ну и что? По крайней мере, мне есть чем заняться.
— Но ведь пан доктор...— проговорила Бася.
— Пан доктор всегда больше радуется тифу, чем мне. Кроме того, он играет в пикет с аптекарем, неплохая компания, да? А болеть за них приходит владелец склада похоронных принадлежностей. Ну, ну... Но раз уж речь зашла о смертельных делах, скажи мне, что с тем вампиром, актером, который пугает людей?
— С паном Валицким? — улыбнулась Бася.— Он каждое воскресенье приходит к бабушке на обед, и они скандалят до вечера. Он очень постарел.
— А зубами скрипит? ’
— Уже не очень. Только-по воскресеньям.
Бася провела три солнечных дня у благородной Будзишовой, которая, однако, была кисловатой, как перебродившее, но когда-то благородное вино. Пора было возвращаться.
— Теперь ты доедешь одна до Варшавы? — улыбнулась Будзишова во время нежного прощания— Не нужно тебе больше таблички с адресом?
В Варшаве Басю ожидала печальная новость.
— Валицки тяжело болен! — сообщил ей пан Ольшовски.
— О Боже,— искренне опечалилась Бася.— Я только что разговаривала о нем с пани Будзишовой. Что с ним?
— Он сильно простудился где-то во время своих актерских странствий. Воспаление легких. Его положили в больницу.
— А можно его навестить?
— Не только можно, но и нужно, Бася! Этот несчастный человек все время спрашивает о тебе. Может, ты не помнишь, но, когда ты болела девять лет назад, он волосы на себе рвал и приходил каждый день.
— Я помню... Он еще смешно кричал, чтобы меня развеселить. Бедный, бедный Ирод!
Она поскорее побежала к бабушке, чтобы поговорить о нем. Пани Таньска была потухшей,
как факел, и дымилась плохим настроением.
— Я ему говорила: носите осенью рейтузы! одевайтесь теплее! Я ему десять раз говорила, и ты думаешь, что он меня послушался? Ты знаешь, какие у него ботинки? Один раз он пришел, а я смотрю - на ковре лужа... Рыбу можно было ловить... Я ему говорю: что такое? почему вы не вытираете ноги у дверей? «Я вытираю, вытираю, — бубнит этот бандит,— но это мне не удается. Эта вода не снаружи, это вода подкожная, она вытекает из самих ботинок!» Поднимает ой нахально сначала одну ногу, а потом другую и хвастается, что в подошвах у него дыры. Я уж хотела заскрежетать зубами, но он меня опередил, а я с ним конкуренции не выдержу. «Я разбогател на искусстве! - начал он кричать - Это мне награда за героизм! Так я за ней гонялся, что продрал эти смешные башмаки!» Ты слышала что-нибудь подобное?