Питт сжал письмо в руке. Это было страстное любовное послание, лишенное стыдливой скромности и трепетных ожиданий. Казалось, Лора Энстис была женщиной, сжигаемой страстью, уверенной в себе, своевольной и не допускающей и мысли, что ее любовь может быть безответной.
Теперь Томас понимал, как потрясло женщину то, что Байэм отверг ее, как страшно воздействовал его отказ на психическое состояние Лоры Энстис и в какую тяжелую меланхолию он ее вверг. Получи Байэм это письмо, самоубийство леди Энстис не было бы для него такой неожиданностью.
— Эй, верните письмо. Вы уже прочитали его, хватит.
Неужели Лора Энстис была человеком, живущим в мире своих фантазий? Письмо свидетельствует о том, что они с Байэмом были любовниками, между ними была физическая близость. Любой, кто прочитает это послание, не поставит это под сомнение. Видел ли Энстис письмо и, возможно, другие, похожие на него?
— Нет, — ровным голосом ответил Лайзе Питт. — Это важная улика в деле об убийстве. Пока я подержу это у себя.
— Ах ты, подлый воришка! — Лайза бросилась на инспектора, но тот был выше и сильнее. Сжав свободную руку в кулак, он достойно встретил ее выпад. Со злобным удивлением Лайза отступила. — Оно мое, — процедила она сквозь зубы.
— Это письмо не было отправлено вам почтой, и поэтому оно продолжает оставаться собственностью леди Энстис, — возразил Питт. — Поскольку та мертва, оно предположительно является собственностью наследников.
Губы Лайзы недобро скривились в презрительной усмешке.
— Значит, вы отдадите его лорду, не так ли? И ручаюсь — за деньги. Не очень умно придумано. Думаете, я сама не смогла бы предложить письмо ему, если бы все было так просто? Я знаю его, а вы не знаете. Он никогда вам не заплатит. Скорее хлыста от него дождетесь.
— Я передам письмо в полицию. Я — полицейский, инспектор Питт. Когда расследование будет закончено и вы заглянете к нам на Боу-стрит, можете попробовать получить его обратно.
Сказав это, Питт повернулся кругом и вышел, слыша, как вслед ему несутся нелестные эпитеты и брань.
Питт поспешил протиснуться сквозь возбужденную толпу любопытствующих покупательниц и был счастлив, увидев за углом неогороженный сквер. Тот напоминал ему, что, кроме человеческой алчности и ненависти, с которой он столкнулся в рыбной лавке, существуют такие простые и добрые вещи, как зеленая листва на фоне ясного неба.
Письмо Лоры Энстис позволило ему понять, почему Байэм более двух лет покорно платил Уимсу за молчание. Нет, это не была невинная влюбленность двух молодых людей, как он полагал, — во всяком случае, со стороны Лоры, — и любой беспристрастный человек, прочитав это письмо, тоже убедился бы в этом.
В возможной ненависти Энстиса к Байэму тоже нет ничего странного. Какую нечеловеческую выдержку и всепрощение надо было иметь, чтобы не считать себя преданным, — и кем же? Женой, охваченной неуемной страстью к твоему верному и самому близкому другу и гостю в твоем доме.
Сквер по диагонали пересекала дорожка. Впереди Питта шли две парочки, погруженные в разговор; третья же, остановившись, о чем-то сердито спорила. У мужчины от гнева покраснело лицо, в руке он сжимал трость и, споря, взмахивал ею, разрезая воздух. Женщина тоже была в состоянии крайнего возбуждения, но чувствовалось, что ссора в какой-то степени доставляет ей удовольствие и она намерена и далее сердить своего спутника. Но мужчина вдруг повернулся и пошел прочь. Проходя мимо распустившегося куста, он с яростью одним ударом трости словно срезал цветущую ветку. Его действия были столь неожиданны и непредсказуемы, что Питт остолбенел от удивления.
Перед его мысленным взором внезапно возникла картина. Уимс читает Энстису злополучное письмо Лоры. Энстис стоит перед его столом, слышит произносимые вслух страстные слова, видит презрительную ухмылку Уимса и знает, сколько тот потребует заплатить ему за молчание, и вдруг — в воздух взлетает палка и обрушивается на голову Уимса. Удар, пришедшийся в висок, достаточно силен, чтобы ростовщик на время потерял сознание. Это дает возможность Энстису зарядить аркебузу золотыми монетами и выстрелить.
Хотя это мог сделать не только Энстис, а любой другой, кто носит с собой трость или палку, а спровоцировать наказание могло не письмо, а что-либо другое. Но мысль о письме упорно не покидала Питта, как и не шло из памяти лицо Энстиса.
Неужели после двухлетнего шантажа Байэма Уимс решил попробовать, не удастся ли то же самое проделать с Энстисом? Но здесь он встретился с совсем другим человеком. Лорда не мучила совесть, но была жива память о нанесенном оскорблении, об унижении и глубоко запрятанном чувстве ненависти.
Но зачем ему было скрывать свою ненависть, если она так переполняла его? Дружба умирает, друзья расстаются, и для этого не надо никаких объяснений. Такой человек, как Байэм, все понял бы. Ведь он никому не раскрыл истинную правду. Это было как в его интересах, так и в интересах Энстиса.
Питт ускорил шаг.
Или случилось так, что Энстис, слушая, как Уимс читает письмо, вдруг, как никогда, понял, как глубока вина его жены перед ним? Возможно, до тех пор его вполне удовлетворяли утверждения Байэма о невинности этого флирта и о том, что лишь впечатлительная Лора приняла его за любовь…
Никто пока не удосужился спросить Энстиса, где он был в тот вечер, когда убили Уимса. Его никто не подозревал, ведь он был пострадавшей стороной.
Пострадавшая сторона?
Питт непроизвольно замедлил шаги, решительность и энергия в его походке исчезли. Это так, Энстис пострадал более всех. Он не сделал ничего, что говорило бы о его ненависти к Байэму, о стремлении навредить ему. В нем было сильно одно желание — все забыть. Он не похож на человека, способного в гневе совершить такой поступок, как убийство.
Нет, если он ударил, а затем застрелил Уимса, то для этого должны были бы быть более веские мотивы, чем нежелание платить несколько гиней в месяц шантажисту, грозящему предать гласности письмо, которое изобличало его давно умершую жену в измене.
Питт давно покинул сквер и теперь быстро шел по улице к перекрестку, где надеялся сесть в омнибус. Было еще достаточно рано, и ему вдруг захотелось вернуться домой и поговорить с Шарлоттой.
Омнибуса долго не было, а когда он наконец подъехал, то был переполнен. Питт опять сидел на скамье, зажатый на этот раз между двумя крупными женщинами с кошелками на коленях. По привычке он, не обращая на них внимания, снова предался мыслям о лорде Энстисе и его уязвленной изменой гордости. Да, это было страстное и откровенное письмо. В нем сквозило что-то своенравное, даже властное. Письмо решительно меняло представление Питта о Лоре Энстис. Томас представлял ее хрупкой, женственной, загадочно красивой, а ее самоубийство — свидетельством страданий замкнутой и страшно одинокой женщины. Письмо же было полно здоровой радости чувств, почти повелительное, словно она и помыслить не могла о том, что ей могут отказать; более того, она не допускала этого. Неужели она действительно была просто избалованной светской красавицей? Питт подумал, что, наверное, Лора не понравилась бы ему.
Возможно, Байэм, однажды поддавшись физическому влечению, потом испугался и довольно грубо прервал эту связь. Этим, очевидно, объясняется его чувство вины, не покидающее его уже столько лет. Он предал доверие Энстиса, вступив в любовную связь с его женой, а когда узнал ее ближе, то резко и неожиданно порвал с ней.
Когда Питт наконец добрался домой, эти мысли по-прежнему донимали его. Открыв дверь, он громко окликнул Шарлотту, объявляя о своем приходе. Когда же ответа не последовало, прошел через кухню в сад.
— Томас! — удивленно воскликнула Шарлотта, повернувшись; она обрезала увядшие цветы с розового куста. — Что случилось? Ты здоров?
Питт оглянулся вокруг.
— А где дети?
— В школе, где же им быть. Сейчас всего три часа пополудни. В чем дело, Томас? — Она протянула ему плетеную корзинку для цветов, и он покорно взял ее. — Так что же произошло?
— Лорд Энстис.
Шарлотта по голосу мужа поняла, что он расстроен. Ее рука застыла над увядшим бутоном, и она внимательно посмотрела на мужа.
— Ты думаешь, за твоим секретным обществом стоит он? — Она решительно положила садовые ножницы в корзинку, давая понять, что более розами заниматься не будет. — Возможно, ты прав. Давай вернемся в дом и все хорошенько обсудим.
— Нет, не думаю, — честно признался Питт и, сказав это, вдруг сам засомневался. — У меня есть подозрение, что он мог убить Уимса, но я еще не уверен, что мне известна причина, почему он мог это сделать. Есть детали, но ни одна из них не может быть достаточно серьезным мотивом.
Шарлотта нахмурилась. Она все еще стояла у розового куста.
— Конечно, он не стал бы убивать кого-либо ради того, чтобы дать возможность полиции найти список, порочащий Карсуэлла и офицеров полиции, даже если бы ему хотелось забрать бумаги, бросающие тень на лорда Байэма, его друга и к тому же полезного члена секретной организации. Лорд Энстис достаточно умен, чтобы для решения этой проблемы найти лучший выход. — Она покачала головой. — Менее опасный для него самого и не заставляющий его прибегать к крайностям. Все это кажется мне какой-то истерической выходкой. А Энстису не свойственно впадать в панику, в этом я уверена больше, чем в чем-либо другом. Я считаю его человеком хладнокровным и умеющим владеть собой при любых обстоятельствах. А как ты считаешь?
— Пожалуй, я о нем тоже такого мнения. Но мы можем ошибаться. Иногда спокойное лицо и отличные манеры умело скрывают бурю страстей.
Томас последовал за женой в дом. В кухне он поставил корзинку на стол. Шарлотта молча налила чайник и поставила на огонь, затем достала чашки и фарфоровый чайник для заваривания чая.
— Лорд Байэм может впасть в панику, — продолжила она размышлять. — А Энстис — нет. Я в этом уверена. Но ничего бесспорного, увы, не бывает, это я хорошо знаю. Однако, чтобы решиться на такой безумный шаг, нужны очень веские мотивы.