Зная, что Пьер попытается ее остановить, Жасент выбежала на улицу и поспешно осмотрелась по сторонам. Старик Жозюэ помахал ей рукой из своего укрытия под Красным мостом. Жасент различила его жест благодаря огоньку от зажигалки: тот наверняка собирался закурить.
– Я мигом! – громко крикнула она, направляясь в сторону церкви. Скромный колокол угадывался в свете почти полной луны, преодолевшей половину пути к зениту.
«Слава богу, на небе ни облачка! Ночь будет ясной, – подумала она. – К тому же Анатали жива и здорова, и уже через час я вырву ее из когтей этих людей. Да, через час!»
В это мгновение до нее донесся чей-то приступ кашля, за которым последовал залп громких ругательств. Этим звукам вторил тоненький, но довольно звонкий голосок.
– Господи, где же они? – спрашивала себя Жасент, вглядываясь в окружающий ее полумрак.
Внезапно она увидела, как из-за угла какого-то здания показалась странная парочка: какой-то великан в меховой шапке и широкой куртке, пошатываясь и все еще выкрикивая ругательства, короткими жестами отгонял от себя маленькую фигурку, ловко уклоняющуюся от его ударов.
– Остановитесь, мсье! – приказала молодая женщина; опьянев от смешанного чувства ярости и ликования, она бежала к ребенку.
Девочка широкими от удивления и непонимания глазами смотрела на незнакомку, которая, едва не плача, бросилась прямо к ней. Малышка остановилась, пораженная необычайностью этой неожиданной ситуации. Откуда эта незнакомка? Кто она? Что ей нужно? Почему она протягивает к ней руки? Все эти вопросы теснились в ее головке, однако трехлетний ребенок, с которым на протяжении всех его прожитых лет жестоко обращались, не мог ответить на них.
Под тусклым светом зимней луны девочка и ее тетя изучающе смотрели друга на друга.
«Эта дама очень красивая! Я никогда прежде ее здесь не видела», – думала одна. «Бедная кроха, на ней одно лишь старое пальто, нет даже шапки. Господи, какая она хорошенькая! У нее уже длинные волосы», – умилялась другая.
Мельник Сильвестр резко остановился, продолжая покачиваться. Растерянный, немного протрезвев от присутствия прекрасной незнакомки, он стоял раскрыв рот.
– Я – тетя этой девочки. Мы выплатим вам всю сумму, которую задолжала моя сестра, но предупреждаю – я забираю Анатали.
– Это еще кто? – прорычал он. – Здесь нет никакой Ана… чего-то там.
– Меня зовут Мари, мадам, – прозвучал звонкий голосок девочки. – Это правда, мадам? Вы пришли забрать меня? Мне нужно забрать Мими с мельницы…
Застыв от услышанной новости, Жасент едва сдержала слезы. Она уже никогда не узнает, назвала ли так девочку мать, бросая своего ребенка, или же имя «Мари» дала ей акушерка, назвав девочку в честь Девы Марии и пытаясь тем самым, без сомнения, наделить младенца защитой свыше.
– Дорогая, твоя мама хотела назвать тебя Анатали, – прошептала Жасент. – Может быть, она добавила второе имя во время крещения… Мне кажется, Анатали – это очень красиво. И я так рада тому, что наконец нашла тебя! У тебя есть семья: бабушка, дедушка, прадедушка, две тети и дядя. Всем не терпится поскорее тебя увидеть. Ты уже взрослая, ты хорошо разговариваешь!
Все это было похоже на настоящее чудо, как Жасент вспомнит чуть позже. Она протягивала ребенку руки, когда вмешался мельник:
– Сначала, черт возьми, нужно показать денежки! – завопил он. – А Мими останется у нас, будет расправляться с проклятыми грызунами, которые пожирают хлеб моих покупателей.
Храбрость девочки улетучилась, и она расплакалась при одной мысли о разлуке с четырехлапым другом, согревающим ее на плохоньком соломенном тюфяке, где ей доводилось спать. Жасент сразу же сообразила, что речь идет о котенке.
– Не плачь, мы заберем твоего Мими.
Жасент твердым тоном обратилась к мельнику:
– Мсье, я уверена, что с теми деньгами, которые будут у вас на руках сегодня вечером, вы быстро забудете об этом животном. Я знаю, что моя сестра задолжала вам круглую сумму за содержание девочки, но вы, как мне кажется, почти ничего не потратили! Хоть, по-видимому, кормите вы ее и хорошо, но на малышке одни лохмотья.
– Черт подери, мы сделали все, что могли! – проворчал он, почти протрезвев.
Час спустя Жасент могла вдоволь насмотреться на Анатали при свете яркого пламени печи. Она только что искупала девочку в большой лохани, за натянутым между двух стульев покрывалом. Из комнаты доносились резкие голоса Одноглазого Жозюэ и его приятеля Элуа. Слышен был и голос Пьера, более низкий, мелодичный.
– Какая же ты хорошенькая, Анатали! – прошептала Жасент, вытирая девочку большим клетчатым полотенцем.
Она была немного разочарована тем, что не нашла в чертах лица девочки явного сходства с Эммой. У девочки были довольно прямые темные волосы и здоровый цвет лица. Ее глаза казались светло-карими, с зеленым оттенком. Ее небольшой носик, высокий лоб и круглые щечки могли достаться девочке от матери, как, впрочем, и ямочка на подбородке. И все же она выглядела крепкой, плотно сбитой, тогда как мать малышки была самой миниатюрной из всей семьи Клутье.
– Теперь нужно, чтобы меня звали по-другому? – неожиданно с любопытством спросила девочка.
– Только если ты не против. Но позволь мне тебе объяснить. Анатали – это имя, которое выбрала для тебя мама; я думаю, она была бы рада, если бы ты носила именно его.
– А где моя мама?
Жасент предпочла сразу рассказать правду:
– В раю, с небесными ангелами.
– Значит, нужно сделать ей приятно.
– Я привезла тебе теплую одежду, которую купила вчера в Сен-Приме, деревне, где ты будешь жить. Это далеко, по другую сторону озера.
Анатали никогда не покидала скромный приход Сент-Жан-д’Арк. Предоставленная самой себе, малышка часто гуляла в лесу, радуясь диким ягодам в начале лета и собирая грибы осенью. Суровое воспитание четы мельников дало толчок развитию девочки, вместо того чтобы ему препятствовать. Не по годам сообразительная, она казалась взрослее сверстников. Жасент подсчитала, что скоро, в марте или апреле, племяннице исполнится четыре.
– Мы проведем ночь у мсье Элуа, который любезно согласился нас приютить. Завтра утром перед отъездом мы проведаем одну женщину. Она должна знать дату твоего рождения.
– Я ее знаю, это двадцать пятое марта, – похвасталась девочка. – Мне рассказала об этом крестная. Она видела, как я родилась.
Конечно же, речь шла об акушерке. Навостривший уши кузнец громко уточнил:
– Малютка говорит о бедняжке Батистин, повитухе, которая прошлой зимой отправилась на тот свет. Батистин упала замертво – ее сердце остановилось мгновенно.
Эта новость привела Жасент в уныние. Акушерка, о которой рассказывал ей кюре, могла приоткрыть завесу над важной страницей короткой Эмминой жизни: так можно было бы узнать больше о рождении Анатали и о том, как мать оставила девочку столь недостойным людям. Отказываясь на что-либо роптать, Жасент покачала головой. Прошлое не имело значения.
Жасент испытала знакомую, щемящую радость, помогая племяннице натянуть хлопчатобумажные штанишки, майку, льняные чулки и прямое красное фетровое платье с длинными рукавами.
– Я собирала твою маму в школу, когда мы были детьми. Я была на четыре года старше.
Разволновавшись, Жасент обняла малышку, приголубила ее, расцеловала в обе щеки. Это вызвало у Анатали приступ безудержного смеха.
– Щекотно! – закричала она, извиваясь. – Еще, еще!
Свидетелем этой сцены был белый полугодовалый котенок с сапфировыми зрачками. Величественно устроившись на стуле, котенок жмурился.
– Теперь я могу войти? – спросил Пьер, устав слушать болтовню двух старых друзей, – пинта джина явно подняла им настроение.
– Подожди, мы сейчас выйдем, – ответила молодая женщина.
Держа свою племянницу за руку, преисполненная гордости Жасент подняла покрывало и шагнула вперед. Трое мужчин издали восторженный возглас.
– Какая красивая куколка! – прорычал Жозюэ Одноглазый.
Пьер тихонько присвистнул. Анатали было не узнать: старательно заплетенные косички, чистая одежда, умытое веселое личико.
– Аллилуйя! – напел Элуа. – Нелегко мне было видеть, как малышка разгуливает в ужасных лохмотьях, с посеревшей от грязи мордашкой. – Тебе здорово повезло, Мари!
– Теперь меня зовут Анатали, – серьезно сказала девочка. – И у меня есть красивая тетя.
Жасент наградила мужа, столь же взволнованного, как и она сама, торжествующим взглядом. Несмотря на суровую школу первых лет своей жизни, Анатали, казалось, обладала крепким здоровьем и веселым нравом.
«Как счастливы будут родители и Сидони, когда познакомятся с этой прелестной крохой! – мечтала Жасент. – Лорику мы пришлем фотографию. Может быть, это заставит его вернуться раньше, чем он планировал».
Анатали уснула, положив голову на живот своей тети. Девочку убаюкал равномерный бег собак старика Жозюэ. Пьер взволнованно разглядывал девочку. Это был ребенок, рожденный от плоти Эммы, той Эммы, к которой он поначалу относился как к младшей сестре, а затем на протяжении нескольких месяцев – как к своей любовнице. Он не переставал горько об этом сожалеть. «Я буду заботиться о твоей девочке, Эмма! Пусть это будет моим искуплением! – думал он. – И я обещаю тебе никогда не причинять страданий твоей сестре, моей драгоценной супруге…»
Жасент ему улыбалась. Правой рукой в толстой варежке она указала ему на колокол Сен-Прима, крохотной точкой виднеющийся на горизонте.
– Мы скоро приедем, Пьер, – прошептала она. – Наверное, все с нетерпением ждут нашего возвращения.
Ночь с воскресенья на понедельник они провели в гостинице Перибонки. С утра они единодушно приняли решение отправить Сидони телеграмму:
Нашли Анатали. Скажи родителям и дедушке. Ждите нас у меня.
Когда депеша была отправлена, Жасент со слезами на глазах бросилась на шею Пьеру.