– Здравствуйте, мадам. Ребенок уже родился?
– Нет, мальчик мой, пока нет, но до наступления ночи он появится на свет. Ты можешь сказать мне, где и как можно нагреть воду? Мне понадобятся миска и большой таз.
Жюль озабоченно почесал свою темную шевелюру.
– Ну… печка внизу. Утром ее не растапливали, кухню затопило. Мама думала, что получится быстро уехать отсюда. А потом у нее начались боли.
– У вас есть спиртовка?
– Да, я спущусь поискать ее, заодно возьму миски.
– Большое спасибо. И не волнуйся, с твоей мамой доктор, а я медсестра.
– Хорошо, мадам, я побегу.
Пьер находился всего в нескольких шагах от фермы Плурдов. Он все не мог решить, как ему поступить. Отец с дедушкой на первом этаже упаковывали троих дедушкиных котов в ящик. Им помогал Дави: парень очень хотел быть полезным. Боромей Дебьен наконец согласился пожить какое-то время у сына.
«Ох уж этот дедуля! – думал Пьер. – Он не соглашался только для видимости, хотел, чтобы его хорошо попросили, строил из себя храбреца! Теперь он будет рад помучить папу своими капризами».
От этой мысли он расплылся в улыбке. Пьер посмотрел на лодку отца, мерно колышущуюся на воде у крыльца. Он сгорал от желания увидеть Жасент, попытаться с ней поговорить, но боялся помешать ей. Не понимая до конца, что она делала в компании доктора из Сен-Метода, он пришел к выводу, что она сопровождала его в качестве медсестры. «Все-таки странно, что она не осталась в Сен-Приме с родными», – подумал он.
Однако он видел в этом хороший знак: это значило, что они могли бы встретиться в деревне и он попытался бы заговорить с ней, доказать ей свои добрые намерения.
– Мсье? – окликнул его женский голос.
Пьер отбросил сигарету и поднял голову. Мимо дома шла журналистка, которая пять минут назад фотографировала их. Женщина присела на одну из лавок лодки.
– Пожилой господин решился наконец уехать? – спросила она, мягко посмеиваясь.
– Да, но нам нужно взять с собой еще его котов.
– Я это сразу поняла. Он так за ними убивался.
– Не волнуйтесь на этот счет… Впрочем, в вашей профессии нужно быть любопытным, всегда находиться в состоянии готовности.
Журналистка восприняла замечание Пьера как упрек. Ее большие зеленые глаза с золотым отливом потемнели.
– Люди имеют право на информацию, особенно те, кто страдает от несправедливости, – вздохнула она.
Пьер нашел ее очень красивой. Мысленно он сравнивал ее с Жасент: это было его манией. Со своей стороны Мари-Кристин видела перед собой привлекательного мужчину, наделенного редкостным обаянием в силу своего мечтательного взгляда и приятного голоса.
– Когда я сюда приехала, в мэрии я узнала, что в Сен-Приме уже есть первая жертва наводнения, – сказала она. – Молодая девушка девятнадцати лет. Я думаю, эта ужасная трагедия ляжет в основу моей статьи.
– Нет, я не советую вам этого делать! – воскликнул Пьер. – Я хорошо знаю эту семью. Я знал и девушку. Не стоит спекулировать на ее смерти.
Ошеломленная такой внезапной вспыльчивостью мужчины, Мари-Кристин раздраженно ответила:
– Какая же это спекуляция, мсье? Вы плохо осведомлены: вчера вечером отец девушки позвонил моему главному редактору. Он желает, чтобы эта информация распространилась, ибо убежден, что его дочь стала жертвой поднятия воды в озере.
Пьер удивился – из слов журналистки он заключил, что Шамплен Клутье не знал ничего о настоящей причине смерти Эммы. Необходимость разговора с Жасент стала еще более острой.
Появление Дави положило конец их беседе. Друг Пьера настолько был нагружен деревянными ящиками, из которых раздавалось жалобное мяуканье, что почти на ощупь пробирался к крыльцу.
– Стой, иначе свалишься в воду!
Следом вышел Ксавье, в руках у него был чемодан. Боромей показался последним; на нем были пальто и шерстяная шапка.
– Беру вас в свидетельницы, красавица! – воскликнул старик, чрезвычайно бойкий для своих восьмидесяти четырех лет. – Меня силой увозят из дома.
– Дай человеку спокойно работать, папа, – проворчал Ксавье. – Не будем мешкать. Пьер, иди-ка сюда, помоги мне. Этот чемодан весит целую тонну.
– Желаю вам удачи, мсье. До свидания! – прокричала им журналистка.
– Не переживай, Боромей! – добавил мужчина из лодки. – Ты еще тут не самый несчастный.
– Сен-Фелисьену тоже грозит опасность! – негодовал Ксавье. – Не знаю даже, смогут ли мои ученики прийти завтра на занятия.
Мужчины обменялись еще несколькими фразами, но Пьер уже ничего не слышал. Он думал только об одном: ему хотелось встретиться с Жасент, сказать ей, как он ее любит, заверить в том, что, если понадобится, он будет ждать ее не один год. Эльфин Ганье ничего для него не значит, он мог свято поклясться в этом Жасент.
– Что будем делать дальше? – осведомился Дави.
– У меня есть еще вещи, которые нужно увезти, – ответил Боромей. – Пьерро, поднимись наверх, забери мой аккордеон. Еще я хочу забрать с собой кресло-качалку. Всегда курю в нем свою трубку. Тащите в лодку и его, ребята.
После короткого затишья снова полил дождь. Зеленоглазая журналистка уложила свой фотоаппарат в дорожную сумку и раскрыла зонтик, в то время как лодка, на которой она приплыла в Сен-Метод, все удалялась.
– Дави, – прошептал Пьер на ухо другу, – ты мог бы поехать с моим отцом? Я догоню вас чуть позже. Я хотел бы подождать возвращения доктора: так у меня будет шанс перекинуться с Жасент парой-тройкой слов.
– Ну ты и чудной! Если там проходят роды, доктор вернется еще не скоро.
– Иногда все происходит быстро. В худшем случае я проедусь на лодке к ферме Плурдов, предложу им свою помощь. Они же не оставят там эту женщину с новорожденным!
– Поступай, как считаешь нужным, – миролюбиво ответил Дави. – Но договорись для начала с отцом. Я думаю, ему твоя затея совсем не понравится.
В шесть часов вечера Антуанетта Плурд произвела на свет чудного мальчика; роды прошли довольно быстро и без осложнений.
– Мой муж будет очень доволен, – радовалась роженица; ее лоб был влажным, в глазах светилась гордость. – Он хотел еще одного мальчика.
– В таком случае ему было бы неплохо поторопиться, – отрезал доктор Ланжелье. – Мадам, я не могу оставить вас здесь. Будет лучше отвезти вас в мой кабинет.
– Но муж не будет знать, где я нахожусь!
– Я скажу ему, мама! – прозвенел голос Жюля, который с восхищением смотрел на розовое тельце своего светловолосого младшего братика. – Я подожду его. К тому же я не могу бросить нашу лошадь, вода в амбаре уже по колено!
– Ты не можешь остаться один, Жюль, – заявила Жасент. – Это опасно, некоторые здания уже рушатся из-за потока воды.
– Нам это не грозит, – ухмыльнулся подросток. – Папа построил очень крепкий дом!
Доктор сокрушенно вздохнул – он думал о мадемуазель Ортанс, продавщице галантереи, разбившей лоб, – нужно было зашить ей рану. Естественно, о роженице нужно было позаботиться в первую очередь, но и о торговке, шестидесятилетней и весьма сварливой женщине, тоже не следовало забывать.
– Лошадью займется твой отец, когда вернется домой, – отрезал он. – Перевезти твою матушку на лодке – уже нелегкая задача. Слава богу, что ее состояние это позволяет.
Жасент поддержала доктора. Ассистируя ему и умело успокаивая при этом роженицу, Жасент на какое-то время смогла отвлечься от сумятицы, царящей в ее душе. Однако передышка оказалась короткой: крики младенца остро напомнили ей о трагедии, случившейся с ее сестрой. Эмма носила в себе ребенка, невинное существо, которое она принесла в жертву на алтарь неразделенной любви.
«Как же это замечательно – дарить жизнь! – размышляла она. – Рождение ребенка всегда очаровывает меня: тело женщины оживает, порождая новую жизнь, концентрирует все свои силы на таинственной работе и наконец разверзается, чтобы эта новая жизнь увидела свет! Чудесный младенец, полностью зависящий от взрослых… Он подрастает, и вот это уже обворожительный мальчик или очаровательная девочка, глядишь – и уже взрослый, готовый любить и заводить своих детей, или же наоборот, человек, подверженный пагубным страстям…»
Она вспомнила, как ее мать, лежа на кровати, баюкала маленькую Эмму, прижимая девочку к своей полной груди. По щекам Жасент текли слезы, но она не чувствовала этого. Жюль протянул девушке носовой платок сомнительной чистоты.
– Почему вы плачете, мадемуазель? – тихо спросил мальчик.
– Жюль, такие вопросы задавать невежливо, – вмешалась Антуанетта Плурд.
Доктор успел рассказать роженице о несчастье, постигшем семью Жасент: он воспользовался моментом, пока медсестра спускалась вниз вылить содержимое тазика.
– Мне просто грустно, – ответила Жюлю Жасент, – и я очень растрогана. Мадам, как вы назовете мальчика?
– Почему бы не назвать его Моисеем? – предложил Ланжелье. – Это было бы очень символично – Моисей, спасающий народ от потопа.
– Да, красивое имя! – обрадовалась мать. – Но, доктор, мне очень неловко находиться у вас! Мне нужно перевезти белье и вещи малыша! Когда Казимир вернется, он будет очень разочарован моим отсутствием.
– Разочарован? – воскликнул доктор в нетерпении. – Но почему? Потому что у него родился долгожданный сын, потому что вы хорошо и бодро себя чувствуете? Вы не можете оставаться здесь, мадам Плурд. Как же мне вас в этом убедить? Скорей всего, уже завтра у вашей лестницы будет полно воды! А вы сейчас нуждаетесь в отдыхе и теплой еде!
– Но куда же нам податься? Поблизости у нас нет никого из знакомых. Казимир купил этот участок более десяти лет назад. Раньше мы жили недалеко от Квебека. Мой муж так тяжело работал, чтобы вырубить лес и обработать землю! Он построил дом своими руками. Поначалу мы с ним спали под холщовым навесом, как дикари!
– Мне очень жаль, мадам, но я думаю, что пострадают многие фермы, расположенные вблизи озера Сен-Жан. С тех пор как построили плотины, тысячи гектаров земли стали непригодными под пахоту.