– Ты обещал, – прошептала она. – Не заводись, сохраняй спокойствие, что бы ни произошло.
– Да понял я, понял, – проворчал он, бледный как стена.
В поезде, по дороге в Сен-Жером, Жасент преподала брату хороший урок, внушая ему, что при отсутствии доказательств доктор Мюррей останется невиновным в разыгравшейся трагедии.
– Пока у нас есть только догадки горничной и спутанный рассказ Пакома, – вразумляла его Жасент.
Накануне, по возвращении на ферму, Жасент и Сидони вместе с Лориком собрались в его комнате.
Тихо, приглушенным голосом, Жасент рассказала близнецам о признаниях слабоумного, решившись наконец показать брату Эммин дневник и копию прощального письма.
– Я вижу только одно объяснение, – заявил Лорик. – Как ты и говоришь, это черновик. Должно быть, через какое-то время Эмма переписала письмо. Неужели ты не понимаешь, Жасент? Она написала это, чтобы кого-то обмануть, чтобы заставить кого-то поверить в то, что она хочет покончить жизнь самоубийством. Возможно, она просто забыла чистовик в кармане жилета, а возможно, его уже прочитал адресат. Зачем ты скрытничаешь, если действительно хочешь узнать правду? Или принимаешь меня за глупца, раз держишь от всего в стороне?
Жасент заверила брата, что он ошибается, а затем, взяв его за плечи, твердо произнесла:
– Я, наверное, схожу с ума. Ты сразу же понял то, о чем я боялась даже подумать. Прости меня, Лорик. Завтра ты должен поехать со мной в Сен-Жером. Я хотела вернуться туда с Пьером, чтобы вновь увидеться с доктором Мюрреем, но у меня нет времени его предупредить. Будет лучше, если со мной поедешь ты. Во всяком случае, тебя это больше касается.
– В таком случае нам нужно предупредить маму… и папу тоже, – сказал Лорик.
– Не сейчас. Позже, прошу тебя.
Жасент не смогла бы объяснить мучавшее ее ощущение того, что это дело неотложно. Лорик не устоял перед прекрасными глазами сестры, полными слез.
– Какой предлог придумать для родителей? Им покажется странным, что мы уезжаем вместе, – нерешительно спросил Лорик.
– Да сгодится все, что угодно! – вспылила Сидони. – Поезжайте, я придумаю что-нибудь правдоподобное. Но только когда вы вернетесь, мы втроем поговорим с родителями. На этот раз они должны знать все, абсолютно все.
Наконец дверь приоткрылась, и за ней показалась полное лицо Девони; узнав Жасент, горничная смутилась.
– Доктор никого не принимает, мадемуазель, он закрыл кабинет. Они с мадам собираются в отпуск. Они уезжают в субботу. Возвращаются в июле, не раньше.
– Мы пришли не на консультацию, мадам. Это важно. Передайте доктору Мюррею, что Жасент Клутье с братом хотят с ним поговорить.
– Если я позволю вам войти, мадам Мюррей это не понравится. Подождите минутку, – вздохнула горничная.
С этими словами она тихо закрыла дверь. Лорик бросил взволнованный взгляд на черный автомобиль, стоявший рядом с домом доктора.
– Думаешь, это та самая машина, о которой говорил Паком? Бедный парень! Мне становится стыдно, когда я только подумаю, что ударил его ни за что. Ведь на самом деле он нам так помогает!
– Не беспокойся, он уже забыл об этом.
– Да нет же! Теперь он убегает, как только видит меня в деревне. Я попрошу у него прощения.
У Жасент снова участилось сердцебиение. От беспокойства у нее кружилась голова.
– Скорей бы он уже вышел! – тяжело вздохнула она. – Я больше так не могу.
Тихий щелчок заставил ее вздрогнуть. Перед ними стоял Теодор Мюррей, но, вместо того чтобы пригласить посетителей войти в дом, он вышел к ним сам и закрыл за собой дверь.
– Я предпочитаю поговорить на улице – моей супруге необходим отдых, она не должна волноваться. Давайте прогуляемся.
– Вы могли бы с нами поздороваться, доктор, – тут же вспылил Лорик. – Воспитанные люди сначала представляются друг другу. Лорик Клутье, брат Эммы и Жасент.
– Очень приятно, – пробормотал доктор.
Он часто слышал это имя. Впервые это произошло во время их очередного свидания с Эммой в снятой им комнате в Альме. Они вели себя очень осторожно. Она поджидала его за школой, на малолюдной дороге, он подъезжал и увозил ее. «Эта комната – наше маленькое гнездышко», – говорила она. Кровать занимала все помещение. Прижавшись к нему, Эмма, полуголая, рассказывала о своем детстве в Сен-Приме, о Лорике, щипавшем ее за щеки, о Сидони, которая шила для нее наряды, об Альберте, образцовой матери, о Шамплене, мужчине старой закалки, суровом трудяге, о Жасент, своей старшей сестре, серьезной и очень красивой девушке.
Словно для того чтобы проверить правдивость слов своей покойной любовницы, доктор Мюррей стал изучать лицо Жасент, которая не сводила с него пристального взгляда своих глубоких бирюзовых глаз. От него не ускользнули ни ее учащенное дыхание, ни напряженное выражение лица.
– Вам нехорошо? – спросил он.
– Все в порядке, всего лишь эмоции.
Все трое шли бок о бок; складывалось впечатление, будто трое друзей вышли на прогулку. Но если бы к ним приблизился внимательный наблюдатель, то наверняка заметил бы душевные мучения, терзающие каждого из них с одинаковой силой.
Они давно оставили позади дом священника и участки с зажиточными домами. Теперь они шли мимо кленовой рощи с молодой ярко-зеленой листвой. Лорик остановился первым. Его примеру последовала Жасент.
– Здесь нет свидетелей! – воскликнула она. – Нет смысла идти дальше, доктор. Вам прекрасно известно, зачем мы пришли.
– Снова Эмма, ваша сестра, – ответил Мюррей. – Господи, на что же вы надеетесь? В прошлый раз я вам все рассказал, больше я ничего не знаю.
Доктор прикурил сигарету. Его жесты выдавали неподобающее ситуации волнение. Лорик, обладающий хорошей интуицией, сразу понял, что как раз о главном доктор умолчал.
– Не смейтесь над нами! – воскликнул он. – Заслуживающие доверия люди рассказали нам другую версию ваших с Эммой отношений. Вы сильно ее любили и были ее любовником. К тому же она почему-то «болела» именно в то время, когда ваша дражайшая супруга отлучалась: об этом свидетельствуют выписанные вами справки. Что касается вас, то вы на какое-то время закрывали свой кабинет и куда-то исчезали. Это правда?
Несмотря на матовый цвет кожи Теодора Мюррея, видно было, как он побледнел. Он бросил сигарету на землю и раздавил ее каблуком.
– Черт возьми! Кто осмелился рассказать обо мне подобную мерзость? Это все сплетни, клевета! – пытался защищаться он из последних сил.
– Записи моей сестры в дневнике достаточно ясны. В них она сообщает о своем новом возлюбленном, некоем М., и я уверена, что это вы, – отрезала Жасент. – Я и моя семья – мы хотели бы узнать правду, понять, что произошло с Эммой. Есть еще одно обстоятельство, более серьезное: один человек из Сен-Прима видел, как какой-то мужчина увозил ее на машине в тот самый вечер, когда Эмма умерла.
Доктор принялся отчаянно жестикулировать.
– Еще лучше! И, конечно же, это был я! По-моему, я здесь не единственный мужчина с автомобилем! Послушайте, молодые люди, я сочувствую вашему горю, но оно лишает вас разума!
– Прекрасно. Если вам не в чем себя упрекнуть, зачем отводить нас на безопасное расстояние от вашего дома? – спросил Лорик холодным тоном.
– Моя супруга на седьмом месяце беременности, у меня маленький сын. Я не хотел, чтобы вы закатили скандал в моем доме. И правильно сделал, раз уж вы осмеливаетесь говорить обо мне подобные глупости.
– Доктор Мюррей, – воскликнула Жасент, – если у вас с Эммой была связь, вам стоит в этом признаться! Наша сестра тоже была беременна, и я думаю, что вам это было известно, но, несмотря ни на что, вы порвали с ней, доведя ее этим до полного отчаяния. Вы настаиваете на обратном, но в последний раз, когда я видела Эмму, она прямо сказала мне, что отец ребенка не может на ней жениться и что ей необходимо найти какой-нибудь выход.
Теодор принялся бесцельно прохаживаться перед Лориком и Жасент; взгляд его был затуманен, губы сжаты. Он изображал из себя охваченного гневом, негодующего мужчину, но его мимика и прерывистые движения выглядели слишком театрально. У Лорика было впечатление, что перед ними – загнанный зверь, у которого нет возможности убежать.
«Кто мог рассказать? – лихорадочно спрашивал себя доктор, прикуривая вторую сигарету. – И самое главное: кто мог видеть меня в Сен-Приме? Эти двое не стали бы приезжать без доказательств. Возможно, они всего лишь пытаются разведать обстановку; они хотят вывести меня из себя. Мне нужно избавиться от них, чтобы защитить Фелицию, своего сына и свою репутацию».
Вот уже ровно неделю доктора Мюррея мучила тревога. Прочитав в газете Le Colon статью о гибели в результате несчастного случая юной преподавательницы родом из Сен-Прима, он решил, что его неприятности закончились. Благодаря нечеловеческому усилию воли ему удалось взять себя в руки и принять спокойный вид.
– Вам попался под руку только я, – заявил он, стараясь изобразить на лице сострадательную улыбку. – Но поразмыслите немного, вы, мадемуазель, и вы, молодой человек. У меня почитаемая должность, я хороший супруг и хороший отец. Зачем же мне вести себя столь безумно, чтобы ставить тем самым под удар все, что мне дорого? Я хотел бы покончить с вашими измышлениями. Я не первая жертва пересудов. Эмма Клутье была одной из моих пациенток, однако я не несу ответственности за ее поступки. А потому с этой минуты я попросил бы вас оставить меня в покое.
Он кивком головы попрощался с ними и уже хотел было уйти. Но Лорик поймал его за локоть жесткой хваткой.
– Одну минутку, доктор! Вы разве не слышите? Нам достоверно известно, что вы спали с моей сестрой, да, с Эммой! Черт возьми, мне надоело ваше вранье!
Выйдя из себя, Лорик схватил доктора за ворот куртки и с силой встряхнул.
– «М» – это Мюррей! – кричал он. – Я тоже читал Эммин дневник! Она пишет про какого-то типа, который, будучи женатым, встречался и приятно проводил с ней время! И я знаю: этот тип – вы! Более того, это видно по вашей виноватой физиономии, по вашему бегающему взгляду! Смотрите-ка, доктор, да с вас пот градом! Ты это видишь, Жасент? Он от страха вспотел!