– Если бы она сейчас оказалась рядом с тобой, ты бы простил ее, несмотря ни на что, – заверила брата Жасент. – Лично я перестала понимать, какой была наша сестра. У меня теперь такое ощущение, словно мы похоронили незнакомку. Но все оказалось еще хуже. Господи, я была в шоке, когда доктор рассказал нам, что она бросила своего ребенка! Эмме было примерно шестнадцать, ты вообще понимаешь, Сидо? Мы должны вспомнить, что происходило тогда, в 1925 году. Уезжала ли она из дому? И если да, то куда направлялась?
Сидони повернулась к сестре. Выражение ее лица было очень серьезным.
– Я вас предупреждала, нам нужно будет все рассказать родителям. Через час, за столом, нам придется рассказать всю эту кошмарную историю, снова очернить Эммину память. Лорик, ты пойдешь за дедушкой. Нужно, чтобы и он присутствовал. Мы никого не сможем уберечь: ни его, ни маму. Последствия этой истории будут катастрофическими. К нам заявится пресса, в этом я не сомневаюсь. Приедет и полиция, они станут нас допрашивать, собирать сведения у соседей. Вы не находите странным, что в тот вечер, когда Эмму убили, не нашлось ни единого свидетеля? Вода в озере все поднималась, Ирокуа затопила поля Тибо, наши поля… Все заботились о своих землях, садах, домах… даже поздно вечером. Но, несмотря на все это, разве могло так случиться, что никто ничего не видел и не слышал?
– Пусть в этом разбирается полиция, – отрезал Лорик. – А прежде чем рассказать родителям о ребенке, который родился три года назад, да так, что никто не заметил Эмминой беременности, нам нужно хорошенько поразмыслить. Жасент права, она наверняка на какое-то время уходила из дому. И как на это отреагирует мама? Ей придется пережить еще одно тяжелое испытание, когда она узнает, что ребенок ее обожаемой дочери растет неизвестно где…
– А если доктор соврал вам? – предположила Сидони. – Он мог сказать это, чтобы отомстить или же умалить собственную вину.
– Нет, я чувствовала, что он говорил искренне, – возразила Жасент. – Его прижали к стене, он решил сдаться в полицию… зачем же ему придумывать подобное? Идемте, нужно возвращаться на ферму.
Ни на мгновение между ними не вспыхнула искорка нежности, они не обменялись ни единым понимающим взглядом. Возможно, они молчаливо обвиняли друг друга в том, что в последние годы были настолько слепы и невнимательны, что не заметили в своей младшей сестренке самого главного. Возможно, дело в том, что их сестра была слишком изворотливой и искусно скрывала свою истинную натуру. Пока другие проявляли нерешительность, Эмма танцевала; насмешливая, она убегала из дому в то время, когда набожные девушки уже ложились спать. Она была радостной и беззаботной, как бабочка, но отдавала предпочтение ночным сумеркам, обжигая свои крылышки о яркий огонек украденного счастья.
Альберта перебирала чечевицу, разложив зернышки на деревянном столе, чтобы удобнее было очищать их от шелухи. Одетая во все черное, с повязанным на голове платком, женщина немного склонила голову вперед, и на ее тонкие черты падал свет от лампы.
Дочери тихо вошли в комнату и сели рядом на скамейку.
– Где Лорик? – спросила мать, не глядя на дочерей.
– У дедушки – он приведет его сюда, – прошептала Сидони.
– Зачем?
– Так нужно, мама, – сдавленным голосом ответила Жасент; сердце колотилось у нее в груди. – Папа кормил лошадь. Мы попросили его не сильно задерживаться. Наконец я знаю, что произошло с Эммой. Сегодня мы ездили в Сен-Жером, чтобы встретиться с доктором Мюрреем.
Мать прервала свое утомительное занятие. Она сложила руки вместе, словно для молитвы.
– Я так устала, крошки мои! – призналась она. – Временами мне кажется, что меня поджидает смерть, потому что нельзя так страдать и не умереть при этом. Что еще мне предстоит узнать о моей дорогой малышке?
Сестры обменялись растерянными взглядами. В это мгновение в дверях появился Шамплен, бледный, с искаженными чертами лица, его крепкая спина была немного сгорблена.
– Послезавтра, в субботу, я буду стричь овец. Было бы неплохо, если бы Пьер приехал помочь мне и Лорику, как в старые добрые времена… У тебя нет возможности связаться с ним, Жасент?
– Есть телеграф, но я не стану этого делать. Там, где он сейчас находится, у него полно дел. У нас проблемы, большие проблемы, папа.
– Черт возьми, тогда говорите скорее. У вас какой-то странный вид, – удивился отец.
Сидони поднялась. Ей необходимо было чем-то себя занять. Она методично собрала чечевицу и сложила ее в кастрюлю, затем поставила на стол шесть стаканов, кувшинчик с водой, хлеб и масло.
– Мы ждем дедушку с Лориком, – уточнила Жасент.
– Говори сейчас же! – взмолилась мать. – Что за глупая мысль – тащить моего бедного отца на ферму! Зачем впутывать его во все это? Ему и так тяжело.
– У нас нет выбора, мама. А даже если бы он и был – дедушка предпочитает знать.
Альберта и Шамплен выжидающе посмотрели на старшую дочь, пока Сидони собиралась с силами, готовясь к тому, что всем сейчас предстояло пережить.
– Эмму убили. Это сделал доктор Мюррей, – тихо произнесла Жасент. – Он сдался полиции.
Наступила гнетущая тишина. Каждый участник этой немой сцены был не в силах пошевельнуться, задыхаясь от жестокости сказанного.
В течение всего нескольких минут прочный фундамент семьи достопочтенного Ганье треснул, как от настоящего землетрясения; фундамент семьи, которая была обязана своим богатством долгим годам торговли и биржевым вложениям, ставшим возможными, после того как их предок открыл золотоносную жилу.
В семь часов вечера Фелиция с сыном Уилфредом приехала к дяде Люсьену. Они добирались на такси; шофер отнес два чемодана на крыльцо с колоннами из белого камня. Встретив племянницу с широкой улыбкой, Корали Ганье отметила, что планы гостьи несколько поменялись со вчерашнего дня.
– Ах! Добрый вечер, Фелиция! Наверное, ты хочешь поехать в Шикутими отсюда? Но Эльфин еще не сложила чемодан.
– Нет, тетушка, я уеду не так быстро. Останусь у вас на несколько дней.
Не вдаваясь в объяснения, молодая женщина направилась в гостиную, где ее дядя и кузен играли в шахматы.
– Папа уехал далеко! – вдруг жалобно заявил малыш Уилфред.
Слова ребенка предвещали конец относительному спокойствию семьи, которое и так было нарушено любовными переживаниями Эльфин. Как ни странно, никто не обманывался насчет того, что мог означать такой отъезд, – по-видимому, причиной тому была написанная на лице Фелиции трагедия.
– Как это так – уехал? – все же спросила Корали, в надежде каким-то образом исправить неловкость ситуации.
– Если Валентина накормит Уилфреда на кухне, я расскажу вам, что произошло, – ответила ее племянница, едва сдерживая слезы.
Корали позвонила. Горничная сразу же прибежала и занялась мальчиком. Фелиция все рассказала. Она справилась за четверть часа. История, рассказанная ею, тихо, с надрывом, ввела всех в ступор и обескуражила.
– Господи, это невозможно! – пробормотал Люсьен. – Больше тебе ничего не известно?
– Нет. Я даже не знаю, где Теодор находится сейчас. Вероятнее всего – в тюрьме. У меня не хватило смелости остаться одной в Сен-Жероме. Уилфред видел меня в слезах, это пугало его. Он даже требовал к себе Девони, но я уволила эту глупую толстуху!
Ошарашенный Валлас прикурил небольшую сигару. Люсьен последовал его примеру. Они едва решались продолжить разговор.
– Тебе следует немедленно подать на развод, – категоричным тоном произнесла Корали. – Убийца в семье! Наше имя будет запятнано; скандал затронет твоего дядю и кузенов. Боже мой, подумать только – еще вчера Теодор ужинал с нами! Да, это было вчера, и он умело прятал свои карты.
– Прошу тебя, Корали, хватит уже причитать! – вмешался ее супруг. – Лучше попробуем поразмыслить. Моя дорогая племянница, ты должна предстать в качестве главной жертвы и, естественно, развестись с мужем. Это послужит доказательством того, что тебя приводит в ужас содеянное им преступление, и будет свидетельствовать о том, что ты ничего не знала о его связи с этой… девкой.
– Можешь не стесняться сказать – с этой шлюхой, – тихо выругалась Фелиция. – Мне стоило остерегаться. Я прекрасно видела ее кокетничанье, ее все более частые визиты в кабинет мужа, ее манеру измерять меня взглядом, когда мы с ней сталкивались в прихожей… Теодор попал в ее сети, в ее коварную паутину.
– Не строй из себя жертву опытной соблазнительницы! – возмущенно отрезал Валлас. – Эмме Клутье было девятнадцать, твой супруг на пятнадцать лет старше ее. На ком в таком случае лежит ответственность? Как по мне – на мужчине. Это он должен был усмирять ее и свои порывы, установить между ними границы допустимого.
– Ты разочаровываешь меня, когда становишься на сторону противника, – парировала кузина. – А ты бы смог устоять, если бы какая-нибудь красивая девушка, юная нимфа, как говорится, приставала к тебе и всячески давала понять, что у тебя есть все шансы?
– Да, и я в этом уверен. Особенно если бы я был женат. Я придаю огромное значение таинствам Церкви.
– Ты хорошо воспитан, Валлас, – холодно заявила Корали. – О Теодоре Мюррее этого не скажешь: его отец был рабочим, а мать – горничной.
Взволнованная Фелиция поднесла руки к животу. Казалось, она чего-то выжидает, но вскоре женщина успокоилась.
– Малыш активно шевелится, в такси у меня были спазмы, – призналась женщина.
– Это совсем не удивительно, моя бедняжка, после подобного шока – узнать, каков твой муж на самом деле! Сначала он тебе изменил, потом убил свою любовницу! – возмутилась ее тетя.
– Слава богу, у меня есть деньги, – ответила молодая женщина. – У Теодора будет лучший адвокат. Отныне я сообщаю вам: я не хочу развода. Я люблю этого мужчину, люблю всей душой.
При этих словах ее нервы дали сбой. Она еле смогла сдержать рыдания, вновь дотронувшись до своего раздавшегося живота. Такая странная картина предстала глазам Эльфин, которая как раз вернулась к ужину.