– Что случилось? – обеспокоенно спросила она. – Фелиция, тебе ведь еще рано рожать? Срок настанет только в конце августа… А где Теодор?
Валлас поднялся с кресла и увлек сестру в соседнюю комнату, служившую их отцу библиотекой и рабочим кабинетом. Там он описал Эльфин всю ситуацию. Девушка была огорошена.
– Эмму? Он убил Эмму Клутье? Господи, я не могу в это поверить! Бедная Фелиция! Она, должно быть, в полном отчаянии!
Эльфин очень остро реагировала на все, после того как пережила любовное разочарование. Она тихо, прерывисто заплакала, и ее очаровательное личико исказилось своего рода ребяческим ужасом.
– Это так нелепо! – пробормотала она, укрывшись в объятиях брата. – Теодор обладал всеми качествами блестящего доктора: он умен, обходителен, компетентен, но оказался преступником… Валлас, сколько же людей вокруг нас кажутся безобидными, превращаясь затем в бандитов или убийц?
– Не так уж много, сестренка, – прошептал Валлас в ответ. – И все же я потрясен не меньше твоего. Я не думал, что Теодор изменял нашей кузине. Тем более – с Эммой Клутье.
– Но в газете писали, что она утонула. Значит, это он? Он убил ее таким образом? Какой ужас!
Эльфин поднесла руку к горлу, словно задыхаясь. Внезапно она осознала, какая у нее замечательная судьба – у нее есть жизнь, здоровье, молодость и богатство.
– Когда Клутье узнают об этом, то будут страдать еще сильнее, – заметила она.
Валлас, который как раз думал о Жасент, без труда представил себе, какую боль придется вынести прекрасной медсестре и ее семье.
– Ну же, наберемся мужества! – вздохнул он. – Вернемся в гостиную. Я не поддерживаю полностью ни позицию наших родителей, ни позицию Фелиции, но мы должны там присутствовать. Предупреждаю тебя: наша кузина считает, что бо́льшая часть вины лежит на Эмме. Я с этим абсолютно не согласен, и я сказал ей об этом.
Однако вечер выдался не таким уж и тягостным. Корали как старательной хозяйке дома удалось создать теплую атмосферу. Об ужасающей драме, поразившей семью в самое сердце, больше не говорили ни слова.
Эльфин поиграла с малышом Уилфредом в детскую карточную игру, после чего уложила мальчика спать в своей комнате.
Фелиция имела право на всеобщее сочувствие. Она ела свой десерт, вытянувшись на диване, словно страдая от смертельной болезни.
– Вы все такие милые! – сказала она, потягивая липовый чай. – Как мне вас отблагодарить? Теодор посоветовал мне укрыться у моих родителей, но я не поеду туда, пока не увижусь с ним.
– Не беспокойся: Карден, начальник полиции, мой давний друг, – заверил ее Люсьен. – Я добьюсь предварительного слушания. Я предпочел бы, чтобы ты вычеркнула из своей жизни Теодора, за которого вышла замуж, не считаясь с опасениями матери, но катастрофа уже произошла. Мы должны разработать план действий, чтобы избежать худшего. Для этого надо ознакомиться со всеми составляющими дела.
– А ты должна отдохнуть, – настаивала Корали. – Если ребенок появится на свет слишком рано – в этом ничего хорошего не будет.
– Лично я навещу семью погибшей, – вдруг заявил Валлас. – Да, семью Клутье из Сен-Прима. Их дочь убили, тогда как они думали, что она умерла вследствие несчастного случая.
В ответ прозвучала лишь глухая тишина, а в светлых глазах своей кузины Фелиции Валлас увидел искорку гнева.
Прижавшись друг к другу, словно выжившие в смертельном кораблекрушении девочки, Сидони и Жасент делили одну постель. Их освещало пламя свечи, бросающее на соседнюю стену фантастические тени.
– Я думала, это будет более тягостно, – прошептала Сидони.
– Да, но нас с Лориком просто парализовало полное признание Мюррея, – сказала Жасент. – В самом деле, когда эмоции слишком сильны, мы находимся словно под действием анестезии. Можно сказать, разум блокирует чувства. Мы не способны ни кричать, ни плакать. И все же был «плач и скрежет зубов»[20]. Ты помнишь эту притчу, где злодеев низвергли в адский огонь?
– Мы проходили ее на уроках катехизиса, но сегодня вечером плакали и скрежетали зубами как раз таки хорошие люди. Дедушка, мама и Лорик.
– Ты относишь папу к разряду плохих людей?
– Да. Сначала, когда мама запретила ему переступать порог дома, мне было жаль его. Но потом я стала его презирать. А сегодня вечером в моей голове пронеслась жуткая мысль.
– Скажи мне, Сидо!
– Возможно, Эмма больше походила на папу… От него она унаследовала свою развращенность и постыдные желания. Ты хоть представляешь себе, что он сделал с мамой? Он изнасиловал ее, чтобы она принадлежала ему, тогда как она любила другого. Я бы убила после такого, не знаю, каким образом, но убила бы. В мире столько зла… Я бы никогда не связала свою жизнь с таким отвратительным мужчиной. Однако в моих жилах течет его кровь, и я до сих пор люблю его. Все-таки он мой отец.
Жасент вздрогнула – ледяной тон сестры привел ее в замешательство.
– Не будем ворошить прошлое; настоящее и так причиняет нам достаточно боли, – сказала она сестре. – Уверяю тебя, папа выглядел очень подавленным и разбитым.
– К счастью! Иначе каким бы он был отцом? Он хотя бы не сможет теперь спекулировать на гибели Эммы: уж точно она – не жертва наводнений. Вот увидишь, завтра он станет заботиться о нашей репутации. Он будет поджидать посетителей, чтобы отправить их всех к черту.
– Сидо, ради бога! Может быть, нам стоит разыскать ребенка Эммы?
– Никто в него не верит. Зачем же тогда думать о том, чтобы его найти?
– Но как только мама о нем услышала, она тут же преобразилась! – заверила Жасент. – Я прочитала в ее глазах надежду. Признай это.
– Я не заметила ничего подобного – я все время успокаивала дедушку. Несчастный, он стал совсем неузнаваем, все рыдал и требовал отмщения.
Сестры замолкли, мысленно вернувшись назад, в те мрачные часы, когда члены семьи в полном сборе спорили о трагедии, которая, подобно разбушевавшимся водам озера, постигла их, чтобы сорвать со всех маски, пошатнуть чувства, разоблачить ложь и раскрыть все секреты.
Шамплен много выпил, Лорик тоже, чтобы набраться воодушевления и дальше проклинать доктора Мюррея, которого все они называли ничтожным соблазнителем, жаждущим крови негодяем и другими бранными словами, чередуемыми с крепкими ругательствами. Альберта только вздыхала, из ее груди вырывались короткие стоны, но наконец и она пришла к робкому опровержению обвинений доктора.
– Этот негодяй свалил все на Эмму, – бормотала она. – Моя детка не была такой.
Фердинанд Лавиолетт вместе с внуком и зятем стали разрабатывать дальнейший план действий. Необходимо было пресечь неизбежные пересуды, презрительные взгляды, порицание честных жителей Сен-Прима. Для выигрыша в этой битве у них был идеальный союзник – кюре. Начиная с воскресенья, когда святой отец будет подниматься на свою кафедру, он должен будет рассказывать прихожанам о случившемся с точки зрения Клутье, а не редакторов газет.
Оторвавшись от этого воспоминания, Сидони нащупала лежащую на одеяле руку сестры и сжала ее в своей.
– Может быть, ты и права насчет ребенка. Ведь эта трехлетняя малышка – наша племянница. Завтра попробуем подумать об этом. Сегодня, я уверена, никто не поверил в эту историю. Даже Лорик в конце концов засомневался. Но как ее найти? Это как искать иголку в стоге сена!
– У меня хорошее зрение и бесконечный запас терпения, – ответила Жасент. – Если эта малышка еще жива, я найду ее.
Глава 13Потрясения
Альберта из осторожности задернула льняные занавески цвета слоновой кости. Вследствие мрачных предположений, высказанных Лориком накануне, она опасалась нежелательного визита полиции или журналистов. Молодой человек убирал во дворе, все еще заваленном светло-коричневой грязью. Так он немного успокаивал свои расшатанные нервы, заодно наблюдая за окрестностями. Шамплен, надев черный костюм и воскресную шляпу, отправился поговорить с кюре.
– Сегодня нам следует отдохнуть, мама, – сказала Сидони за мытьем посуды после завтрака. – Хоть теперь нам еще тяжелее, мы должны вернуться к привычной жизни.
– И как это сделать? – ответила ей мать, меряя шагами просторную комнату. – Мне хочется выть; я мечтаю о том, чтобы броситься в озеро!
– Мама, умоляю тебя, не говори так! – воскликнула Жасент, которая только что вернулась из деревни. – Подумай о нас, о дедушке!
На рассвете она побежала к Матильде, чтобы поведать ей правду о гибели Эммы. Но внезапный визит какого-то соседа помешал ей рассказать больше, в частности, о ребенке, якобы брошенном покойной сестрой.
– Ты должна набраться мужества, – добавила Жасент, – и я согласна с Сидони: даже спрятавшись от всего мира, мы можем заниматься обычными домашними делами.
– Мне уже давно нужно погладить белье, – уступила мать.
– Я займусь этим к полудню, как только лучше разгорится печь, – пообещала Сидони. – Еще мы испечем блины. Лорик обрадуется.
Сидони устало улыбнулась. На ней было темно-зеленое платье, поверх которого был повязан домашний передник. Ее каштановые волосы были собраны на затылке, высокий лоб оживляли непослушные кудри; из-за ярко-розовых губ и красивых зеленых глаз, обрамленных черной бахромой ресниц, создавалось впечатление, что она накрашена.
– Какая ты сегодня красивая, детка! – вздохнула Альберта. – У тебя такие утонченные черты лица! У Эммы был не такой точеный нос, как у тебя, но цвет кожи был более румяный… Господь побаловал меня: он подарил мне троих красавиц дочерей и красавца сына.
Жасент устроилась за столом, подготовив перо и бумагу. Она хотела написать Пьеру, чтобы рассказать ему о том, какой печальный четверг ей довелось пережить. Ее потрясение было слишком велико. Перед тем как увидеться с Пьером, девушка хотела сначала прийти в себя, немного отойти от этого кошмара. «Как безболезненней объяснить