На этот раз полицейские сочли нужным представиться. Альберта присутствовала при этом, но в висках у нее стучало, а взгляд был затуманен. Она почувствовала себя униженной высокомерным, слегка презрительным тоном Альфреда Кардена: словно она подарила жизнь какому-то лживому, похотливому существу. Материнское сердце отказывалось принимать Эмму такой. Внезапно все голоса и звуки внешнего мира, начиная отдаленным шелестом озера и заканчивая блеянием овец, перестали для нее существовать. Окружающая обстановка заволоклась дымкой, и Альберта проваливалась в сладостное небытие.
– Мама? Скорее, маме плохо! – крикнула Сидони, поддерживая мать за талию.
Лорик с Жасент бросились к матери.
– Ее нужно уложить, ноги приподнять немного кверху, – командовала Жасент. – Отнесем ее к тебе в мастерскую, Сидо, положим на диванчик.
Придя в дурное расположение духа, Шамплен обрушился на непрошеных гостей с бранью:
– Моя супруга не в силах оправиться от всего этого ужаса. Мне кажется, своими расспросами вы только провернули нож в ее ране.
– Мы всего лишь делаем свою работу, мсье, – сухо отрезал Карден. – Прошу вас, давайте выйдем.
Голова Альберты покоилась на плоском матрасе; под ноги ей подложили две подушки. Она все еще была невероятно бледной. Ее веки оставались закрытыми, дыхание еле прослушивалось. Проворно, как и подобает прилежной медсестре, Жасент измерила пульс матери, сожалея о том, что у нее с собой не было тонометра.
– Думаю, дело в упадке сил и резком падении давления, – сказала Жасент, тщательно осмотрев Альберту. – Она ничего не ест и мало спит. Сидони, принеси стакан теплой и хорошо подсахаренной воды, добавь примерно одну чайную ложку водки. Лорик, ты мог бы сходить к Матильде, попросить ее прийти?
– Мне не нравится эта старуха, Жасент. Я предпочел бы сходить за доктором Фортеном, – проворчал он.
– Ты не прав. Матильда поможет. Я думаю, мама нуждается именно в ней.
– И все-таки что с ней, как думаешь?
– Горе, стыд, страх – этого достаточно для того, чтобы отнять у человека желание жить. Мама лишь делает вид, что справляется.
– Бедняжка! Хорошо, я пойду.
В соседней комнате, отделенной от мастерской коридором, Сидони выполняла указания сестры. По всей видимости, Шамплен Клутье с Альфредом Карденом вышли на улицу, как и юный полицейский с необыкновенным голосом. Она увидела, как подошел Лорик, печальный, готовый расплакаться.
– Боже милостивый, надеюсь, маме не хуже? – взволнованно спросила Сидони.
– Нет, она словно уснула. Мне нужно в деревню. Возьму твой велосипед. Я скоро вернусь.
Расстроенный брат поцеловал сестру в лоб, как часто делал раньше. Она печально улыбнулась в ответ. Едва брат вышел, как в комнату вошел Журден Прово.
– Мадемуазель, ваш отец проведет нас к тому месту, где было обнаружено тело вашей сестры, – объяснил молодой человек. – Вашей матери лучше?
– Пока нет, но Жасент – медсестра, и она знает, что делать.
– В таком случае я спокоен, – сказал он, перед тем как выйти.
Сидони удивила заботливость полицейского, которая, как ей показалась, была искренней. Она добавила в стакан нужное количество алкоголя и пересекла коридор. Помощник Альфреда Кардена возбуждал ее любопытство. Однако в его чертах не было ничего примечательного. Среднего роста, стройный, с ровным цветом лица, с очень коротко подстриженными каштановыми волосами, светло-коричневыми глазами и хорошо очерченным под тонкими усиками ртом – его приятное лицо, казалось, излучало нежность. Хотя для Сидони он казался менее привлекательным, чем Лорик.
«Я и представить себе не могла, что полицейский может так выглядеть! – подумала она. – А вот его начальник, с такой-то миной высокомерного человека, очень соответствует должности!»
Поднимающийся ветер гнал в небе когорту пушистых, искрящихся, белых облаков. На поверхности озера рождались новые волны, все более резвые, и их рокот становился более отчетливым, более навязчивым. Альфред Карден озадаченно изучал темно-голубую воду. Шамплен стоял рядом с полицейским; волосы его были взъерошены.
– Значит, тело нашли здесь, мсье? – спросил Журден Прово.
– Да! – проворчал фермер. – Участок принадлежит моему соседу, Жактансу Тибо. Моя дочь лежала в этом месте, и это было жуткое зрелище.
– Установили ли вы конкретное место, где некто по имени Паком Пеллетье обнаружил тело? – спросил начальник полиции безразличным голосом.
– Послушайте, неужели теперь это имеет значение? – рявкнул Шамплен.
– Мсье, я пытаюсь составить картину пройденного доктором Мюрреем пути; он подробно описал свои поступки и действия, предшествующие преступлению, в котором, по его словам, оказался виновен потому, что находился в состоянии нервного помешательства.
– Вы только посмотрите! Если все чокнутые разгуливают на свободе, нам стоит запираться в домах! При всем уважении к вам – этот подлец не более безумен, чем вы или я!
– Если бы вы обладали информацией о том, где находилась ваша дочь до того, как ее тело перетащили сюда, у нас появился бы незначительный шанс зацепиться за улику, – спокойно объяснил Прово.
– Зачем вам, черт возьми, нужны улики, если убийца сдался и признался в преступлении? – нетерпеливо воскликнул Шамплен. – Ладно, я полагаю, выбора у меня нет. Идемте!
В этот момент за спинами мужчин раздался чей-то оклик, остановив всю троицу. К ним быстрыми широкими шагами направлялся Жактанс Тибо, подавшись своим высоким тощим телом немного вперед.
– Эй, Клутье! Нужно было меня предупредить! – крикнул он. – Это землемеры от правительства? Они приехали оценить ущерб?
Ошибка Жактанса была вполне понятна: полицейские носили черные костюмы и шляпы, из-за чего походили на горожан, с виду занимавшихся осмотром почвы.
– Десятки акров моей земли превратились в болото! – продолжать вопить Жактанс. – А я засеивал их ячменем и пшеницей!
– Попридержи язык, Тибо, – ответил Шамплен, когда сосед похлопал его по плечу, словно чтобы показать незнакомцам, что они с Шампленом солидарны. – Эти господа находятся здесь по гораздо более серьезной причине, чем твои затопленные акры. Возвращайся-ка домой. Готов поспорить, что сегодня до наступления вечера тебе не избежать допроса.
Жактанс недоверчиво воткнулся взглядом в Альфреда Кардена, который, как ему показалось, был наделен бо́льшими полномочиями.
– Нет никаких причин оказывать помощь, начиная с Клутье, я могу доказать, что мои убытки больше, – пробормотал он.
– Мсье, – ответил Карден, – мы приехали в Сен-Прим для расследования уголовного дела о преступлении. Мой помощник пройдет с вами и возьмет у вас показания касательно гибели Эммы Клутье.
– Что же, давайте, скажите же ему, наконец! – яростно прорычал Шамплен. – Жактанс и его Артемиз – главные сплетники этого края! Эй, Тибо! Если уж ты такой любопытный, то тебе стоит узнать: да, Эмма была убита. Сволочь-доктор удерживал ее голову под водой; моя крошка утонула не сама. Затем он дотащил ее сюда.
– Какое горе! – промямлил Жактанс. – Если бы я мог предположить! Мне жаль, Шамплен. Ах да, мсье, на своей лодке я отвозил старшую сестру на то место, где была обнаружена утопленница. Я могу вам показать.
Трое мужчин удалились под пристальным взглядом черных глаз Шамплена. Временами полицейские в уличной обуви по лодыжку застревали в насыщенной влагой и покрытой увядшей растительностью земле. «Пусть они будут хоть по колено в грязи, эти идиоты, – думал Шамплен, охваченный горечью и злостью. – Колеса их мнимого правосудия уже завертелись».
Он стоически выжидал, но мало-помалу бурное негодование взяло верх над его добрыми намерениями. В его сердце снова закралась обида на Жасент. «Если бы не она, у нас бы не было столько проблем. Ей не следовало совать свой нос в жизнь сестры! – пронеслось у него в голове. – К тому же я настойчиво советовал ей мне повиноваться».
Жасент ни на минуту не отходила от изголовья маминой постели. Чтобы составить сестре компанию, Сидони принялась за неоконченное ранее шитье. Лучи солнца освещали шторы из белого кретона, украшенные кружевной лентой. Раньше эта комнатка, которая по размеру была меньше кухни и гостиной, в праздничные дни превращалась в столовую. Теперь же, когда из нее сделали мастерскую, она могла похвастаться причудливым оформлением, делающем ее уютной и милой. Внутренние дощатые стены из ели были покрашены в розовый и бежевый, тогда как дверь и окно были обрамлены полотнами цветастой ткани. Вырезанные из журналов мод иллюстрации были прикреплены к стенам кнопками, вместе с букетиками засушенных цветов и исчерченными пометками и замерами выкройками.
Знаменитый «Зингер» покоился под большой лампой на столе прямоугольной формы, застеленном красной хлопчатобумажной тканью. Напротив платяного шкафа из легкой древесины, где висели платья и блузы, стоял узенький диван с пестрыми подушками, пошитыми Сидони. Чтобы передвигаться по комнате, приходилось протискиваться между мебелью. Так пришлось делать и Матильде, когда та, поздоровавшись с обеими сестрами, захотела подойти к Альберте поближе.
– Мама пришла в себя около полудня. До этого, как по мне, она спала слишком глубоким сном, – объяснила Жасент. – Спасибо, что пришла.
– Увы, я не смогла прийти раньше, – сокрушалась Матильда. – Что, красавица, устала?
Вопрос был адресован больной; Альберта облокотилась о гору подушек, ее ноги были укрыты одеялом.
– Если бы дело было только в усталости, бедная моя подруженька! – еле слышно ответила Альберта. – С тех пор как похоронили Эмму, я делала что могла. Теперь у меня больше нет сил. Господь мне свидетель: за эти две недели я настрадалась больше, чем за всю свою жизнь. Матильда, я говорила это своим детям меньше часа назад: я предпочитаю умереть. Жасент рассказала вам? Они обольют мою крошку грязью. Первые полосы всех газет будут кричать о ее прегрешениях. Местные жители, да и не только местные, будут называть ее бесстыдницей. Я хотела бы уйти из жизни.