– Не преувеличивай. Можно спорить, и не испытывая друг к другу ненависти. Да, я злюсь, я имею на это право. Мы и минутки не посвятили написанию объявления.
– Мы вместе займемся этим сегодня вечером. Кстати, Сидо, к чему такой наряд? Ты возвращаешься на мессу?
– Смейся, как же! Я имела глупость назначить Журдену встречу на четыре часа. Я хотела поговорить об этом с родителями, но у меня не было возможности. Если я ничего им не скажу, они станут задаваться вопросами – не в моих привычках гулять по воскресеньям в одиночестве. Я так жалею! Но я обязана пойти, иначе он будет ждать меня напрасно или, чего хуже, придет сюда. Прости, это не дает мне покоя с самого утра.
В порыве смущения Сидони бросилась сестре на шею и в свою очередь заплакала. Смягчившись, Жасент похлопала ее по спине.
– Так чего же ты боишься? Он парень серьезный, как и ты. Он удовольствуется простой болтовней. Вы с ним едва знакомы. Эта встреча ни к чему тебя не обязывает. Ты можешь смело рассказать о ней маме или даже папе. Им не терпится увидеть, как нам с тобой надевают обручальные кольца, спасая тем самым от греха сладострастия.
– Замолчи. Боже мой, замолчи! Я нуждалась в твоих советах, но, одержимая Пьером, ты не обращала на это внимания.
– Что же, теперь нам ничто не мешает. Какие советы ты хочешь от меня услышать?
– Нормально ли это? В пятницу, когда он меня провожал, мы с ним взялись за руки. Я чувствовала себя как-то странно, мне захотелось его поцеловать, прикоснуться к нему.
Жасент тут же отогнала от себя все недавние упреки в адрес сестры: она не учла, что ее чрезмерная раздражительность могла возникнуть у Сидони из-за такой же чрезмерной преданности наставлениям Церкви. Чувственность и желание, не освященные таинством брака, были обречены на осуждение.
– Моя Сидо, нет ничего более природного. Это доказывает, что Журден тебе нравится. Тебе следовало бы радоваться этому. Ты сетовала на свое равнодушие ко всем мужчинам, которые встречались на твоем пути, за исключением Лорика.
Сидони покорно вздохнула. В ее мастерской было довольно высокое зеркало, приделанное к стене, в нем можно было рассмотреть себя с ног до головы. Робко приблизившись к нему, она стала изучать свою внешность.
– Ты очень красива. Ты была бы красивой даже в холщовой сумке с дырами для рукавов, – пошутила Жасент.
– Наряд, который был бы для меня слишком откровенным, – с улыбкой ответила сестра. – Продырявленный мешок! А ноги выставлены на всеобщее обозрение! Какой позор! Мода слишком укорачивает юбки. Если однажды я создам свою одежду, в ней открытыми будут только лодыжки.
Вопреки всем прикладываемым усилиям, Сидони, снедаемая тревогой, заплакала.
«Сможет ли она по-настоящему полюбить и отдаться мужчине? Почему она так не похожа в этом на меня, а еще меньше – на Эмму? – спрашивала себя Жасент. – Если бы я могла, не приводя ее в смущение, рассказать ей о том, насколько приятные, неслыханные, незабываемые ощущения дарит любовь между мужчиной и женщиной! Я получила столько удовольствия с Пьером в нашу первую ночь, а еще больше – в ту ночь у озера. Это не может быть грехом. Господь создал наши тела для этого наслаждения, которое может перенести нас в другое измерение, но для этого мы должны любить другого человека и быть с ним в полном единении».
На нее нахлынули воспоминания: ее нагота, открытая взору любовника, его ласки. Она была рада тому, что в эти последние дни ей удалось устоять перед искушением, хоть она и знала о том, что Пьер находится в сарае. Ее удержала вполне конкретная причина – фаза ее цикла, с высоким риском забеременеть. «Ребенок у нас будет позже, через год после свадьбы. Я хочу немного насладиться Пьером и нашей совместной жизнью», – решительно повторяла она про себя. Пьер все понимал. Он только больше любил ее за это.
– Который час? – прошептала Сидони ей на ухо. – Мои часы остановились – утром я их не завела.
– Идем, посмотрим на ходики в кухне. Заодно сообщишь маме о том, что у тебя встреча.
Жасент решительно, но вместе с тем мягко повела свою сестру за руку. Так она несколько лет назад водила ее в школу к монахиням. Тогда она гордилась своей ролью старшей сестры. Но ее вторая рука была пуста – круглолицей малышки Эммы не было рядом.
Сидони приехала на вокзал за полчаса до назначенного времени встречи. Она покинула родительскую ферму с молчаливого благословения Альберты и почти с равнодушным согласием Шамплена – отец был занят починкой какого-то механизма в своей сенокосилке.
По дороге она зашла к своему дедушке. Фердинанд встретил ее с обычной вежливостью, но он оказался не один.
– Я пригласил моих дорогих соседей, мы играем в белот. Рене испекла чудный шоколадный торт. Входи же, поешь с нами. Какая ты хорошенькая!
Сидони поздоровалась с Рене и Франком и вежливо отказалась их беспокоить.
– Я лишь хотела убедиться, что ты хорошо себя чувствуешь, дедушка, – объяснила она, спеша поскорее уйти.
Нескончаемые минуты истекли. Не доходя до здания вокзала с огромными часами, она с нетерпением прислушивалась к малейшему шуму двигателя. За исключением одного такси из Роберваля, ни один автомобиль не нарушил спокойствия этого воскресенья. «Где же он?» – думала она, вышагивая взад-вперед в тени белоствольной березовой рощи.
Она нетерпеливо ждала их встречи, вплоть до физического недомогания. А теперь дрожала от невероятного разочарования. Придумывая ему серьезные оправдания вроде срочного дела по работе или проблемы с немощной матерью, она все же была расстроена.
«Я была несправедлива и жестока по отношению к Жасент. Из-за этого мужчины я почти не сомкнула глаз этой ночью, а его все нет. Ему плевать на меня!» – думала она, готовая заплакать от отчаяния.
В этот самый момент кто-то дотронулся до ее плеча, и низкий бархатный голос произнес ее имя. Журден был здесь, совсем рядом с ней.
– Ах! – выдохнула она от неожиданности. – Откуда вы явились?
– Из такси, вон того, на которое вы не обратили ни малейшего внимания. Сидони, простите меня за опоздание, на бульваре Сен-Жозеф в Робервале моя машина поломалась, а в воскресенье мне было бы сложно ее отремонтировать. Пришлось бежать на вокзал, где я каким-то чудом сразу же нашел такси.
Он любовался ею, заметно взволнованный и немного запыхавшийся.
– Но как же вы вернетесь?
– Через два часа семнадцать минут будет поезд в обратную сторону, я узнал у проводника. Я не мог пропустить эту встречу, разве не так?
– Я бы разозлилась, – согласилась Сидони с легкой улыбкой на губах. – Я ждала вас.
Смутившись, она не знала, о чем говорить дальше. На Журдене были бежевый льняной костюм и хорошо подобранная ему в тон холщовая шляпа. Аккуратно выбритый, он приятно пахнул одеколоном.
– Может быть, пройдемся по берегу? – предложил он.
– Нет, я знаю дорогу, ведущую к скалистому мысу. Оттуда открывается замечательный вид на местность. Во время летних каникул мы часто ходили туда на пикник с братом и сестрами.
Она умышленно много говорила, с тем чтобы сразу же пресечь возможное признание Журдена. Он казался ей человеком взбалмошной натуры, и она опасалась того, что ей придется сразу его оттолкнуть. Но она плохо его знала – он чувствовал, что завоевывать ее следует терпеливо, с бесконечным уважением, граничащим с благоговением.
– Если бы вы видели, какой была мама сегодня утром! – сказал он в ответ. – Я мог сопровождать ее к мессе благодаря инвалидной коляске, этому ценному изобретению, которое изменяет ее существование, вызывая в ней женские инстинкты пококетничать. Господи, ей всего пятьдесят пять! В итоге она покрасовалась перед церковью в своем новом платье. Мы нашли вам заказчиков.
Они неспешно шагали, купаясь в тени или же в лучах солнца, в зависимости от расположения высаженных вдоль тропинки деревьев.
– Но в Робервале наверняка есть более опытные портнихи! – воскликнула Сидони. – В Сент-Эдвиже, несомненно, тоже.
– Судя по маминым словам, вы очень внимательны к деталям и к заключительной отделке, что делает вашу работу более законченной. К примеру, воротник ее платья однотонный, что как нельзя лучше гармонирует с цветастой перкалью.
Молодая женщина рассмеялась. Еще никогда она не обсуждала тему тканей и пошива готового платья с представителем мужского пола. И это было еще одним аргументом в его пользу.
– Я никогда не откажусь от работы, – просто сказала она.
– Увы, это вынудит вас часто совершать переезды. Я был бы счастлив поработать вашим водителем в свое свободное время, как только моя машина соблаговолит работать без перебоев.
Сидони снова довольствовалась едва слышным «да». На сердце у нее было радостно. С тех пор как Эмма умерла, она еще никогда не чувствовала себя так беззаботно. Ей стали понятны все уловки провидения, как еще раньше их прочувствовала Жасент. «Такое ощущение, будто, вопреки всему и вся, события складываются как нельзя лучше! – думала она, размышляя. – Моя сестра выйдет замуж за Пьера, которого ранее вычеркнула из своей жизни, наши родители помирились, хотя, казалось, это было невозможно, Лорик больше не терзает меня своей нездоровой ревностью, а я встретила Журдена, который приехал к нам по делу убийства Эммы».
Будучи очень набожной, она представила, как ее младшая сестра, получив полное искупление, оберегает счастье близких в кругу небесных ангелов. «Если Эмма помогает нам, находясь в раю, почему бы ей не привести нас к Анатали?» – спросила она себя.
Журден молчал. Взволнованный грациозностью ее шеи, остававшейся открытой под высокой прической, он любовался ее профилем античной статуэтки. Беспорядочные пряди танцевали на ветру у ее ушей, напоминающих розовые ракушки.
– Мы с Жасент написали объявление в газеты, – внезапно заявила она. – Надеюсь, мы получим весточку от нашей подруги и ребенка… В пятницу я скрыла от вас кое-что из того, что нас беспокоит, из страха перечить матери. Но мы поговорили об этом, и я поняла, какую оплошность совершила. Вы же могли прочитать наше объявление в газетах, как и все остальные, и тогда бы вы посчитали меня лгуньей.