– Нет, ни в коем случае. Я веду расследования, однако это не делает меня бестактным. Ваши поиски носят частный характер, я бы это понял.
– Вы так милы, – пробормотала она. – Я объясню вам ситуацию, которая напрямую связана с тем, что сказал доктор Мюррей тогда, у полицейского участка, перед тем как сдаться в руки полиции. Кстати, сестру с братом в суд не вызывали. А ведь они должны были дать показания касательно этого печального дела.
Журден казался смущенным. Сейчас он не хотел надевать на себя полицейскую форму.
– Административные правоохранительные органы работают не так уж и быстро, – сказал он приглушенным голосом. – Признания Мюррея были очень детальными. Факт его самоубийства замедлил ход дела. Возможно, вашим близким вообще не придется давать свидетельских показаний.
Немного успокоившись, Сидони показала ему рукой на огромный плоский камень, который, должно быть, откололся от виднеющейся в воде скалистой гряды. Местные называли его Висячим Утесом.
– Мы могли бы здесь немного отдохнуть, – предложила она. – Я люблю это место. Камень служит лавочкой для гуляющих.
Меж двух рядов берез струился ручеек, журчание которого успокаивало Сидони.
– Я оказываю вам огромное доверие, Журден, – то, что вы услышите, мы скрыли от господина Кардена, а убийца Эммы, по-видимому, не рассказал об этом полиции.
Растроганный бледностью и растерянным выражением лица Сидони, Журден взял ее за руки:
– Вы замерзли, несмотря на жару. Сидони, вы не обязаны рассказывать мне, что бы это ни было.
– Нет, я буду спокойна, если узнаю мнение другого человека. Вы заинтересованы в этом меньше нашего. А значит, будете рассуждать более здраво.
Он обнял ее за талию и помог присесть. Сидони ни единым движением не выказала сопротивления. Его прикосновение к ее спине было ей приятно.
Она тихо рассказала ему об Анатали и об их с Жасент поездке в Перибонку; о видениях Матильды девушка упомянула лишь вскользь, описав ее как пожилую мудрую женщину.
– Решение обратиться к монахиням Сен-Прима было целиком логичным. Прежде чем сбежать, Эмма работала там. Это действительно был побег с целью скрыть свою беременность, – сказал он в заключение.
Сидони расстроилась. Ее охватило тягостное ощущение, будто бы она только что оголила Эмму перед Журденом, представила ее в виде самки в период течки, достаточно эгоистичной, для того чтобы избавиться от нежелательного плода любви. «Нет, животное готово умереть ради защиты своего потомства», – мысленно поправила она себя.
– Боже мой, так вот в чем дело! – воскликнул полицейский. – Моя дорогая Сидони, не хочу приводить вас в отчаяние, но этот ребенок теперь может носить другое имя или другую фамилию. Как можно надеяться ее найти, пусть даже годами прочесывая весь Квебек? Бывшая монахиня Леонид Симар – единственная серьезная зацепка, при условии что она не вышла замуж, ведь в этом случае у нее тоже будет другая фамилия. Предположим, что ваша сестра отдала своего ребенка этой женщине. Даже увидев объявление в газете, она не вернет малышку, а насторожится и будет держать ухо востро.
Сидони залилась слезами. Нервное напряжение постепенно спадало. Минимальный шанс увидеть племянницу ускользал от нее, а вдобавок к этому ее смущало присутствие Журдена. Он был так близко, что она слышала его напряженное дыхание. Она могла бы случайно его задеть при любом неосторожном движении.
– Не плачьте, прошу вас! Я попробую помочь вам, Сидони. У меня в этом смысле больше возможностей, чем у вас.
Он сгорал от желания обнять и утешить ее.
– И все же разместите объявления, – произнес он.
– Бедняжка вполне может быть мертва, – всхлипнула Сидони, поднимая к нему свое заплаканное лицо. – Если бы вы только знали, как я сержусь на себя! Я становлюсь сварливой, раздражительной. Эмма получала от меня согласие на все, что хотела, она обладала даром убеждения и шармом, перед которым нельзя было устоять. Я помогала ей в ее тайных похождениях, но я наивно полагала, что она отправляется танцевать или слушать музыку. Во время своего обучения в Эколь Нормаль в Робервале она вела себя более рассудительно, даже во время каникул. Без сомнения, это объяснялось скрытыми ото всех родами.
– Должно быть, она страдала, бросив свою новорожденную девочку, – заметил он.
– Не знаю. Избавившись от ноши, люди скорее испытывают облегчение.
Сидони пристально смотрела на Журдена своими зелеными глазами, в которых отражались листва деревьев и лучи солнца. Ей хотелось прижаться к нему, найти в его объятиях успокоение, но такой жест был бы сейчас очень неуместен.
– Боже милостивый, вы не должны опоздать на поезд, – быстро поднимаясь, сказала она.
– В худшем случае я найду такси, – ответил молодой человек.
На мгновение ему показалось, что она захотела спрятаться от всего в его объятиях. Он был невероятно этому рад, в нем зародилась надежда. «Однажды она достигнет пика того влечения, которые мы испытываем друг к другу. Я чувствую, что уже сильно ее люблю! Господи, если бы и она могла полюбить меня так же!» – пронеслось в его голове, словно молитва.
На обратном пути он был очень молчалив – его разум лихорадочно работал, чтобы помочь Сидони в поисках Анатали. Он разрабатывал план законных действий, которые бы не навлекли на него гнев начальника, Альфреда Кардена.
– О чем вы думаете? – нетерпеливо спросила Сидони, нервничая, оттого что близится время их расставания.
– Ломаю себе голову над тем, как найти вашу племянницу.
– Скажите, у нас могут быть неприятности? Нам, наверное, следовало бы рассказать обо всем начальнику полиции.
– Не понимаю зачем. Это не имеет никакого отношения к делу Мюррея… Простите, я так неосторожен в выборе слов! Ведь речь идет о вашей сестре, о дорогом вам человеке. Только что вы говорили о приюте в Шикутими, который уже закрыл свои двери, но в Квебеке и Монреале есть другие заведения подобного рода. В моем кабинете есть телефон. Было бы проще позвонить. Письма могут идти долго. Я займусь этим, я сделаю все от меня возможное.
– Большое спасибо, это очень любезно с вашей стороны.
– Дорогая моя Сидони, когда я смогу вас увидеть? В следующее воскресенье? Если вы совершеннолетняя, мы можем видеться без всякого ущерба для вашей репутации. Я хотел бы пригласить вас на обед в «Шато Роберваль».
– В марте мне исполнился двадцать один год, – с улыбкой уточнила она. – До смерти Эммы мой отец был очень суров. Он потрясал нашей респектабельностью, словно оружием. Но потом все изменилось. В прессе до сих пор появляются статьи об убийстве моей сестры и суициде преступника. Наша репутация запятнана.
– Эти статьи могла прочитать Леонид Симар. Если они с Эммой были подругами, гибель Эммы не оставит ее равнодушной. Сидони, не опускайте руки. Возможно, совсем скоро вы узнаете что-нибудь о ребенке.
Успокоившись, девушка ускорила шаг, однако споткнулась о камень и случайно задела Журдена. Он поймал ее и прижал к себе. Девушка почувствовала предательскую слабость, ей захотелось ласки.
– Могу я вас поцеловать? – прошептал он ей на ухо.
– Нет, нет, еще нет, не так скоро, – пробормотала она.
– Я подумал о поцелуе в щеку, перед тем как мы дойдем до вокзала, – заверил он Сидони.
Она посмотрела на него, не зная, шутит он или нет. В его светло-карих, орехового цвета глазах светилась искорка лукавства.
– Правда? Я вам не верю, – ответила она. – Как по мне, еще слишком рано. Не люблю, когда меня торопят.
– Простите меня! Я буду ждать этого невинного поцелуя до Нового года, если мы проведем его вместе.
Он отпустил ее и зашагал дальше, спрятав руки в карманы. Сидони подумала, что ему не хватает храбрости. Отдавая себе отчет в том, что противоречит сама себе, она ускорила шаг, чтобы с ним поравняться.
– Журден, время праздников еще нескоро. Если вы рассчитывали на поцелуй в щеку, то я не против.
Он сдержал улыбку, но по его озорному выражению лица Сидони поняла, что его развеселило то, как быстро она передумала.
– Вы, наверное, считаете меня недотрогой! – стушевалась она.
Полицейский остановился и посмотрел ей в глаза. С серьезным выражением лица, со сдержанной страстью в голосе он произнес:
– Сидони, если бы вы были одной из тех девушек, которые бросаются на шею мужчинам или же специально провоцируют их, для того чтобы потом оттолкнуть, сегодня меня бы здесь не было. Когда мы с начальником зашли к вам в дом, когда я вас увидел, мое сердце забилось быстрее. На меня словно снизошло озарение, и я страдал, оттого что обстоятельства нашей встречи были столь печальны. Этим вечером я буду довольствоваться мечтой о поцелуе в щеку. Меня радует ваша серьезность, ваша мудрость. Вы можете не беспокоиться – я не стану докучать вам своими желаниями.
– Желаниями? – удивилась она. – Но, Журден, вы не сделали ни одного нетактичного движения, и я благодарю вас за это.
Он бросил встревоженный взгляд на наручные часы:
– Мне нужно поторопиться, Сидони. Позвольте еще раз пригласить вас в следующее воскресенье на обед в «Шато Роберваль». Вы не будете возражать, если я приеду за вами с мамой? Она так любит автомобильные прогулки! Я планировал пообедать втроем. Так вы смогли бы ближе с ней познакомиться.
Все было продумано до мелочей, в соответствии с нормами морали и приличия. Преисполненная радости, девушка уже предвидела долгую помолвку, а через два года – свадьбу.
– Я охотно принимаю ваше предложение, Журден. Ваша мама замечательно проведет время, да и я тоже.
Она подошла к нему, побежденная, и, закрыв глаза, подставила правую щеку. И в тот момент, когда он наконец решился запечатлеть на ее атласной коже скромный поцелуй, Сидони повернула голову. Их губы на несколько секунд соприкоснулись.
– Простите меня, – пробормотал он. – Я не хотел. Вы повернулись и…
– Я сделала это нарочно, – краснея, призналась она.
Не дожидаясь его ответа, она бегло запечатлела на его губах короткий поцелуй. У Журдена хватило вежливости промолчать, но он обратил к ней широкую ослепительную улыбку.