– Я так рад видеть, как ты светишься от счастья. Я был настоящим идиотом два года назад, когда твердил о том, что тебе не нужно работать, что тебе следует только поддерживать порядок в доме. Я не понимал, насколько важна для тебя работа. Мы едва не потеряли друг друга из-за моих представлений о супружеской жизни. Пациентов у тебя будет много, хотя… если Матильда и доктор Фортен не отберут у тебя всех больных в округе!
– Да нет же, я все учла. Я открою кабинет 20 июля. Доктор Фортен выходит на пенсию в начале августа, а Матильда пообещала отправлять ко мне как можно больше народу. У нее нет специального образования, в отличие от меня. Пьер, если бы ты знал, какой счастливой ты меня делаешь!
Смеясь, она подошла к Пьеру, прижалась к нему, ласково погладила его темные кудри. Он обнял ее за талию и потерся щекой между ее грудей.
– Ты так приятно пахнешь, – прошептал он. – Люблю твой запах, особенно когда тебе жарко.
– Боже милостивый, ты совсем невежлив! Я мечтаю о том, чтобы освежиться и снять с себя эту одежду.
Он прижал ее к себе еще крепче, его рука проскользнула под ее платье. Его пальцы двигались по ее бедрам, поднимаясь все выше.
– Разденься, – тяжело выдохнул он, снедаемый желанием. – Наверху есть четыре милые комнаты и две кровати.
– Будь умницей, скоро время ужина. А если кто-то придет за нами!
– Дорогая моя, совсем недолго, – взмолился он. – Целый день я смотрел, как ты снуешь туда-сюда передо мной, почти обнаженная в этом своем наряде. Мы только целовались и ласкали друг друга. Я на пределе. Я хочу тебя!
Он поднялся, не убирая рук с ее талии, и затушил сигарету о поверхность плиты. Трепещущая, возбужденная, Жасент позволила ему увести себя на второй этаж. Посреди лестницы они остановились, чтобы обменяться страстным поцелуем, который лишь усилил их возбуждение.
Вскоре они упали поперек какого-то матраса – его стершаяся ткань была во многих местах порвана, и сквозь дыры проглядывали светло-бежевые пучки шерсти. Жасент возрадовалась тому, что в комнату сочился не яркий, а немного рассеянный, окрашенный пурпурным свет заходящего солнца. Пьер мигом снял с себя одежду. Он осыпал ее груди и живот поцелуями. Затем лег на Жасент и проник в нее, издав приглушенный стон. Изогнувшись, чтобы удобнее было принимать его в себе, Жасент обвила его бедра ногами.
Наслаждение его было молниеносным, страсть его разжигала запретная сторона их поспешного соития. Пьер любовался ею, когда она с затуманенным взглядом всхлипывала от удовольствия. Достигнув высшей точки наслаждения, он излил в нее свое семя.
– Можно было, правда же? – спросил он, покусывая ее за ухо.
– Да, пока что метод доктора Огино работает безотказно, – ответила она. – Скорее, Пьер, спускаемся. Мне показалось, я слышала какой-то шум.
Пьер спустился первым, что позволило ей немного привести себя в порядок. Жасент оказалась права: с угрюмым видом Лорик осматривал первый этаж.
– Привет! – крикнул ему Пьер. – Если ты пришел помочь, то здесь мы уже закончили. Мы пытались оценить оставшуюся часть работы наверху.
– Ага, я догадался, что вы были в одной из комнат, – ответил Лорик. – Мне нужно с вами поговорить, с тобой и Жасент.
Пьер купил в универсаме бутылку вина «Сен-Жорж». Вынув из корзинки металлические кружки, он откупорил ее.
– Выпьем по стаканчику. Ну и мрачная у тебя физиономия! По возвращении с рыбалки ты был не таким печальным.
– Я все так же растерян. Я ненавижу самого себя.
Жасент услышала эти слова Лорика, доносившиеся из прихожей. Встревоженная, она бросилась к брату и схватила его за локоть.
– Я тебя не понимаю, Лорик. Ты намекаешь на свои чувства к Сидони, верно?
– Да! Она приехала к нам с этим типом, полицейским, он заискивал перед родителями. Если бы ты ее видела, с этими ее накрашенными губами и женскими штучками! Они уже спланировали свадьбу. Он женится на ней, и она станет его добычей.
Лорик осушил свою кружку и покосился на бутылку. Жасент подозревала, что он уже пришел навеселе.
Все трое уселись на тщательно вымытый накануне пол.
– Не пей много, Лорик, – посоветовал Пьер. – Я уже говорил тебе об этом как-то утром, на берегу озера. Это ни к чему хорошему не приведет.
– Тогда дай-ка мне сигарету, – проворчал Лорик под печальным взглядом Жасент. – Я сам себе противен. Я бы так хотел вновь стать мальчишкой, когда я был вправе обожать Сидони! Я работал над собой, я пообещал маме образумиться, так нет же – нужно было так случиться, чтобы ей понравился этот тип. Я не могу этого объяснить. Как только я представляю Сидони в его объятиях, меня охватывает желание что-то натворить. Поэтому я пришел к вам – вы должны мне помочь. Жасент, одолжи мне денег, я уеду далеко отсюда, в Британскую Колумбию или на остров Ванкувер. Я сделаюсь рыбаком или лесорубом. Я уже знаю пару слов по-английски, я справлюсь…
– Лорик, это абсолютно безрассудное решение, – прервала его Жасент. – У тебя есть работа на сыроварне и девушка, которая строит тебе глазки.
– Амели? Да, она очень милая, но я никогда не полюблю ее. Я смогу только сделать ее несчастной. Довольно с меня Сен-Прима, воскресных месс, овец – всего. Я не прошу у тебя много: только на билет на поезд и на пропитание одну-две недели. Я не калека. Работу какую-нибудь найду.
Говоря о беспокойной жизни за тысячу километров от родной деревни, Лорик воодушевился.
– Он делает правильный выбор, Жасент, – вмешался Пьер.
– Скорее так: он делает выбор, который его устраивает, да! – разгорячилась она. – Лорик, не пытайся заставить меня поверить в то, что ты так уж страдаешь. Не прошло и двух часов, как ты развлекался тем, что пугал меня из-за угла.
Ее брат курил, склонив голову набок и полуприкрыв веки. Ей казалось, что она его уличила, но его решительный ответ обескуражил ее:
– Черт возьми! Ты когда-нибудь уяснишь, что я только притворяюсь веселым? По утрам я примеряю образ обычного парня, целую в щечку мать и сестер и отправлюсь с отцом на сыроварню. Но перед вами не настоящий Лорик. Я чувствую, что во мне живет кто-то другой, и этот кто-то по утрам хочет зайти в комнату своей сестры-близняшки, лечь рядом с нею, соединиться с нею. Этот другой также хотел бы воскресить Эмму, эту шлюху, и отвесить ей тумаков, заставить ее заплатить за ее ошибки, а особенно – за то, что она бросила свою малышку. Если я перееду на другой конец континента, то, возможно, мне удастся примирить этих двоих: хорошего Лорика и Лорика дурного. Дурного Лорика я уже пытался утопить!
– Ты пугаешь меня, – прошептала Жасент, которая наконец начала осознавать, каким необузданным темпераментом обладал ее брат.
Она видела его в действии, тогда, с Мюрреем. Он вполне мог поддаться своим худшим инстинктам, находясь один на один с Сидони. Она встревоженно произнесла:
– Я согласна с твоими словами, что длительная поездка пойдет тебе на пользу, но мне нужны мои сбережения, чтобы купить мебель и инструменты. К тому же если я дам тебе необходимую сумму, то не смогу избавиться от ощущения того, что предала наших родителей. Маму так огорчит твой отъезд!
– Как только у меня появится работа, я отправлю тебе почтовый перевод, – заверил Лорик. – Что касается мамы, то, думаю, она скорее испытает облегчение, ведь теперь они с папой так здорово ладят…
Жасент обескураженно посмотрела на брата. Ее все еще одолевали сомнения.
– Если бы я не арендовала дом Сьюзен Валлис, я могла бы тебя выручить, – призналась она. – Я знаю, что у дедушки есть сбережения, он копил на наше с Эммой и Сидо путешествие в Нью-Йорк. Я могла бы поговорить с ним.
– Не стоит беспокоить Фердинанда. Я хотел бы тебе помочь, Лорик, – предложил Пьер, – но при одном условии: однажды ты вернешься сюда со своей женой-красавицей, полностью исцеленный от своего безумия, потому что так любить свою родную сестру – это настоящее безумие. Когда ты намерен отъезжать?
– Завтра утром, на поезде. Я зашел на вокзал, узнал расписание. Этим вечером я сложу сумку, а на рассвете ускользну. Но я вернусь не раньше чем через два года. Сидони будет замужем, у нее наверняка родится ребенок. Меня больше не будут терзать соблазны.
Голос Лорика задрожал. Он громко зарыдал, затем, закрыв кулаками лицо, принялся беззвучно плакать. Жасент похлопала его по спине, не решаясь приласкать брата. Перед ней сидел уже не маленький братишка из детства, а взрослый мужчина, способный строго осудить свои порывы и добровольно обречь себя на изгнание.
– Но ты же сообщишь о своем отъезде? – спросила она.
– Этим займешься ты.
– Ну уж нет! Ты скажешь об этом под конец ужина!
Пьер снова вмешался в их разговор:
– Я возвращаюсь в Сен-Фелисьен, поэтому, если хочешь, езжай со мной, поспишь у моего отца. Поезд проходит там. Бо́льшая часть моих средств хранится в банке Роберваля, но в моей комнате есть достаточно денег для начала твоего путешествия. Напишешь мне, когда где-нибудь остановишься. Когда я получу твой адрес, отправлю денежный перевод. Путешествовать со значительной суммой не очень-то и безопасно.
Серо-голубые глаза Пьера излучали необыкновенную нежность, что делало его весьма привлекательным. Он любил Лорика и желал ему счастья.
– Ты и вправду лучший друг на земле, – пролепетал Лорик. – Ты будешь отличным зятем, не то что тот, второй…
– Тише, – перебила его Жасент. – Скоро ты будешь далеко от нас. Пиши мне, Лорик, давай о себе знать. Не забудь: медсестра Жасент Клутье, улица Лаберж, Сен-Прим.
Сбросив с души этот нелегкий груз, Лорик вздохнул свободнее. По пути от фермы в деревню он, осушив купленную на заработанные деньги флягу виски, стал мысленно утолять все свои ночные грезы: его рука закрывает Сидони рот, чтобы та не кричала, другая овладевает ее лоном, властными пальцами лишая ее девственности. В его ужасающих фантазиях сестра-близняшка предстала перед ним, окутанная белоснежной вуалью, за которой угадывалась ее нагота, подобная наготе античных дев, предназначенных богам. Он же, Лорик, жаждущий ее чистоты, боготворил ее, стоя на коленях.