— Мы не можем, — хрипло произнес его голос, словно эти слова раздирали ему гортань.
— Я не могу согласиться с этим утверждением, мистер Хэнкорт, — ответила она, нащупав рукой неоспоримое подтверждение его страсти, своим размером и твердостью столь очевидно изобличавшее его во лжи.
Давая, она отдавала все, а как же иначе? Ив знала, что это невозможно, знала с такой же мучительной ясностью, как он. И все же она не могла позволить ему отступить, сделав вид, что он не хочет ее. Она чувствовала, что должна заставить его посмотреть правде в глаза. Она так безоглядно доверилась ему, что это его испугало. Ив всю жизнь старалась избежать любого намека на скандал, теперь же она сама навлекала скандал на себя и оказалась в этом куда смелее его. Могло ли за этим стоять нечто большее, чем короткая вспышка страсти к достаточно привлекательному, здоровому молодому мужчине? Кольм тряхнул головой, стараясь отбросить этот неуместный вопрос и просто взять то, что она так бесстрашно предлагала.
— Мы можем, — согласился он, с трудом узнав в этом хрипе собственный голос.
Ив вздрогнула в благоговейном страхе, он видел это в ее глазах, не смея прочесть большее в этих огромных таинственных сине-зеленых озерах. Он так хорошо знал ее и все же не знал совсем. Сейчас, видя, как она замерла на грани того, что навсегда изменило бы их жизнь, Кольм увидел, как она возвращается к реальной жизни, к реальным мистеру Хэнкорту и мисс Уинтерли. Он видел, кто он есть, и ее взгляд подтвердил это, когда его туманная синева поблекла, уступив место более жесткой фамильной зелени Уинтерли. Она освободилась от наваждения, а он никак не мог. Казалось, его сердце рвут на части и оно истекает кровью, несмотря на клятву никогда не позволять другому снова причинить ему боль, клятву, которую Кольм дал себе в тот день, когда дядя сказал, что его отец мертв, а у него нет ни дома, ни состояния, кроме того, что он, герцог Линейр, захочет ему дать, а не хочет давать ему почти ничего. Но сейчас дело было не в нем, дело было в ней. Того, что он чувствовал к мисс Ив Уинтерли, оказалось достаточно, чтобы ее боль волновала его больше, чем его собственная.
— Но я не хочу, чтобы моя страсть стала такой же неистовой, как страсть моей матери, и вы не смеете любить меня так же безумно, как любил ее ваш отец, — хрипло сказала она, и Кольм понял, что ни один мужчина не видел Ив такой, пусть даже ему не хотелось слышать того, о чем она говорила.
Он уцепился за это с каким-то отчаянным упоением, понимая, что эта единственная, продлившаяся всего секунду или две близость больше, чем все, чего он мог ожидать. «Останови это мгновение, — шепнул любовник, которым он мог бы стать, — этот шанс — все, что ты можешь иметь. Когда-нибудь она снова станет такой для человека, за которого сможет выйти замуж, но я первым услышал этот голос, увидел ее такой. И пусть вся ее жизнь будет принадлежать ему — ее супругу, а не мне, но этот миг мой и никогда не будет принадлежать ему». Что только подтверждает, насколько он не годится для нее, строго сказал себе Кольм, пытаясь пробудить к жизни свое уснувшее сознание.
— Звучит как проблема, не имеющая решения, — хмуро признался он. И весь холод этого зимнего месяца и этих северных мест, и угрюмая громада замка Даркмер, залитая дождем, — все слилось в одном оглушительном «нет», обращенном к чувственной встрече их тел, которая до сих пор не прерывалась, потому что они по-прежнему стояли обнявшись, как будто не смогли бы перенести потерю этого тепла и всего того, от чего они должны были отказаться. Та часть его души, которую Кольм считал умершей, уже тосковала о ней, и ему казалось, что эта тоска будет длиться вечно. Возможно, он был истинным сыном лорда Кристофера, с горечью подумал он, и разочарование неутоленной страсти пронзило его, как французская пуля шесть месяцев назад.
Глава 15
— Ив Уинтерли! О чем ты думаешь?! — раздался из-за завесы дождя обыкновенно мелодичный низкий голос Хлои, который сейчас повысился почти до крика, и в следующую секунду она уже стояла рядом с ними. Им не требовалось гадать, что подумали бы другие, увидев их целующимися, они видели это на побледневшем лице ее высочества, в ее широко распахнутых от ужаса глазах.
Наконец Ив высвободилась из его объятий и посмотрела в глаза мачехи. Кольм изо всех сил пытался совладать со своим телом. Ив намеренно встала перед ним, чтобы прикрыть от жены отца откровенное доказательство его возбуждения. С тех пор как умерла мать, никто и никогда не пытался так инстинктивно защитить его. То, как Ив загородила его от возмущенных глаз леди Фарензе, вызвало в нем бурю самых безумных эмоций, которые угрожали вырваться наружу и окончательно поставить Ив в положение, где у нее имелся бы только один выход. Кольм не мог этого допустить.
— Наверное, о том же, о чем думает каждая здоровая незамужняя девушка, когда смотрит на красивого молодого человека, — ответила мисс Уинтерли с такой легкостью, как будто они говорили о погоде или о том, что подать на обед. Она снова стала мисс Уинтерли, а пылкая, полная желания Ив скрылась где-то в дальнем уголке ее души.
— Ладно, но ты же не можешь так думать о нем, — сказала леди Хлоя, беспомощно пожав плечами и сделав жест, говоривший обо всем, о чем она, как истинная леди, не могла сказать вслух. — Что, если вас видел кто-нибудь еще, Ив? Ты целовала мистера Хэнкорта, и никто не сказал бы, что ты этого не хотела, судя по тому, с какой готовностью ты прижималась к нему. Если бы тебя увидел кто-то другой, а не я, от твоей репутации не осталось бы и следа, и мне страшно подумать, что сказал бы твой отец, если бы оказался на моем месте. — С этими словами она вздрогнула от ужаса.
— Я совершенно уверена, что, случись такое, мистер Хэнкорт сделал бы мне предложение, — ответила Ив, глядя на Кольма так, словно его пришлось бы заставлять это делать. Кольм хотел возразить, что с радостью сделал бы предложение прямо сейчас, если бы мысль об этом так не ужасала ее и если бы он не был беден, как церковная мышь.
— Я сделал бы это, я это сделаю. Вы выйдете за меня, мисс Уинтерли? — услышал он, как собственным голосом задал этот нелепый вопрос.
— Нет, спасибо, мистер Хэнкорт. Моя мачеха не станет распускать слухи, а я отказываюсь выходить за человека, который вовсе не хочет любить меня, — сказала Ив Уинтерли с горькой иронией, ударившей его в самое сердце. Потому что это прозвучало так, словно он действительно ее обидел, в то время как Кольм считал, что это она не хочет его любить.
— Ты Уинтерли, Ив, и, несмотря на все твои попытки сделать вид, что ты исключение, я уже успела понять, что ты, как и все вы, рождена смелой и безрассудной. Но меня поражаете вы, мистер Хэнкорт. — Леди Хлоя нахмурилась, как будто понимала, что ничего не может поделать с природой своей падчерицы, поэтому решила, что проще обвинить во всем его. — До этого момента я считала вас куда более достойным джентльменом, чем ваш отец.
— Я сам совершенно потрясен, — неосторожно признался он и почувствовал, как Ив окаменела, как будто сочла, что он готов отречься от их опрометчивых поцелуев, тогда как оба чувствовали, что страсть способна изменить их до мозга костей. — Конечно, любой мужчина может только мечтать о такой жене, как мисс Уинтерли, — продолжил он, словно какой-то демон тянул его за язык, чтобы окончательно все испортить, — но я не могу заставить ее выйти за меня, — закончил он, глядя на ее напряженную спину и чувствуя, как стремительно увеличивается разделяющая их пропасть, как ее бесит, что он такой идиот и до такой степени похож на отца.
— Мы случайно оказались здесь вдвоем и от нечего делать поцеловались… просто из любопытства, мама Хлоя. И теперь я сама не представляю, зачем это сделала. Возможно, мне показалось любопытным узнать, что сказали бы в свете, — царственно сообщила она.
— Ты ведь знаешь, Ив, что я никогда не стала бы обрекать тебя на брак с первым попавшимся джентльменом, которого ты поцеловала, поддавшись импульсу, — искренне произнесла ее мачеха.
Кольм почувствовал, как стрела, выпущенная ее светлостью, возможно, без всякого умысла, попала в цель, и проклял себя за то, что так открылся для насмешек мисс Уинтерли. Этого незащищенного Кольма следовало снова загнать в клетку, где такому жалкому идиоту самое место, и больше никогда не выпускать его оттуда. Болезненная уязвимость совсем не в его характере и скоро пройдет, хмуро убеждал себя Кольм, но в глубине души он знал, что лжет. Навсегда проститься с той Ив и тем Кольмом, сказать себе «нет, никогда» означало причинить боль, которая не утихнет до самой смерти. Но он сделает это ради нее.
— Конечно, знаю, дорогая, — ответила Ив, с нежностью глядя на мачеху. — Ты ждала десять лет, чтобы по любви выйти замуж за отца. Как я могу думать, что ты будешь принуждать меня согласиться на меньшее только потому, что мы с мистером Хэнкортом поддались случайному порыву.
— Я сомневаюсь, что джентльмену нравится, когда ему так легко отказывают, но ради вас обоих я надеюсь, что вы сделали это под влиянием любопытства, и не более того.
— Полагаю, что так оно и есть, и вы появились как раз вовремя, миледи. Особенно учитывая, что мисс Уинтерли — дама знатного происхождения с прекрасным характером и солидным приданым, а кто я? — прямо заявил Кольм, решив, что самое лучшее будет удалиться во избежание новых неприятностей.
Чопорно поклонившись Ив и несколько более изящно ее мачехе, он оставил их решать, что сказать лорду Фарензе. Теперь ему оставалось ждать приказа больше никогда не переступать порога его светлости или вызова на дуэль.
— Ты же понимаешь, Ив, какая глупость целовать мистера Хэнкорта. Вас могли увидеть. Я уверена, что мне не надо повторять, насколько я потрясена, — сказала Хлоя, когда напряженная фигура Кольма Хэнкорта, прихрамывая, скрылась в пелене дождя.
Ив слышала в голосе Хлои непрекращающееся удивление и ужас и на миг ощутила сожаление, что Хлоя их застала. И не только потому, что вдруг сразу замерзла и почувствовала себя брошенной, глядя, как Кольм уходит, волоча ногу. Он не пошел назад в сторону замка, значит, он направлялся к скалам, нависавшим над бушующим морем. Ив отсюда слышала, как бились о них волны, и, зная, как опасен Даркмер в такую погоду, надеялась, что он будет осторожен. Но потом она вздохнула, ругая себя за глупую тревогу. Этот человек на военном корабле пересек зимой Бискайский залив, прошел столько схваток и сражений, походных маршей и отчаянных отступлений по гораздо более опасной земле, чем мирная Англия, и закончил свою службу битвой при Ватерлоо. И все же он не знал этих диких и временами коварных берегов, и какая-то часть ее сердца ушла с ним, чтобы быть рядом, оберегая его на скользкой тропе и крутом подъеме. Разве такой гордый человек станет смотреть под ноги, когда его мысли заняты тем, что они едва не совершили сегодня?