— Француженка? Ты можешь определить издалека? И даже без бинокля? Другие женщины без него не обходятся, — проговорил Лонгмор, сидевший позади обрученной пары.
— О, это всегда заметно, — сказала Клара. — Мы, англичанки, можем носить то, что носят француженки, но при этом все равно выглядим англичанками. — Она повернулась к брату. — Ты ведь был в Париже, Гарри. Неужели не согласен со мной?
Маркиза презрительно фыркнула и окинула детей ледяным взглядом. Но отпрыски сделали вид, что ничего не заметили.
— Я уверен в одном, — продолжал граф. — Эта дама произвела настоящий фурор. Актеров почти не слышно, что не всегда плохо, хотя я предпочел бы, чтобы она появилась на какой-нибудь скучнейшей немецкой опере, а не во время «Лодочника». Пожалуй, в антракте пойду к Кливдону. Пусть меня представит. Тогда точно скажу из-за чего столько шума, причем за несколько часов до выхода «Спектакл».
Зная, что очень многие будут стремиться туда же, граф покинул семейную ложу за несколько минут до антракта и с улыбкой кивнул Кливдону.
— Обогнал остальных на фарлонг[2], — сообщил он.
— Я так и думал, — откликнулся герцог. — Ты можешь быть очень проворным, когда захочешь.
Лонгмор повернулся к ее светлости.
— Прежде чем сюда ринутся орды, герцогиня, не будете ли вы так добры, не представите ли меня этой очаровательной леди?
— Мадам де Вернон, позвольте познакомить вас с лордом Лонгмором, добрым другом моего мужа, — объявила герцогиня.
Дама с удивлением уставилась на ее светлость, и герцогиня перешла на французский.
— О, да-да! — оживилась мадам. — Это есть старый друг. Вроде брата. Не так ли? Лорд Лан-мор.
Француженка кивнула графу, и бриллианты, искусно разбросанные среди перьев в ее прическе, полыхнули цветными огнями. Увы, английский дамы был смехотворен. Поэтому Лонгмор, как и герцогиня, перешел на французский, что дало ему небольшое преимущество над толпой мужчин, ввалившихся в ложу Кливдона секундой позже. Конечно, многие из них говорили на правильном французском, как и полагалось образованным джентльменам. Но все же почему-то получалось, что они говорили по-французски так, что сразу становилось ясно — говорят англичане. А вот Лонгмор, худший в мире ученик, обладал, однако, необычайной способностью к языкам, во всяком случае к романским.
— Мсье Лан-мор говорит на моем языке как настоящий парижанин, — заметила мадам. — Как так получается? Мой англиски ужасно глупый. Меня ничему не научишь, увы. Mon mari… мой муш он… — Ее синие глаза затуманились, а в унизанных кольцами пальчиках возник кружевной платочек, который она осторожно прижала к глазам. — О, бедный Роберт! Он все пытался меня научить! И что же?.. Ах, я ужасно тупа.
Джентльмены хором заверили мадам, что это не так. Когда они умолкли, Лонгмор сказал:
— Зато вы очаровательная и прекрасная мадам. И, — продолжил он на французском, — очаровательной и прекрасной женщине сойдет с рук даже убийство. Можете ли вы представить, что какой-то мужчина захочет наказать вас за убийство нашего языка?
Лонгмор оставил мадам и ее поклонников незадолго до окончания антракта и вернулся в семейную ложу.
Мать была вне себя от гнева — и неудивительно: ее навестила леди Бартрам и, разумеется, густо посыпала солью все раны, которые смогла найти.
— Француженка. Как ты и предполагала, — сообщил Лонгмор сестре, не потрудившись понизить голос. Обе немолодые леди прервали свой разговор. — Мадам де Вернон, продолжал граф. — Подруга герцогини еще со времен Парижа. Вдова, причем довольно богатая. Склоняю голову перед талантом моей сестры — она прекрасно разбирается в одежде. Между прочим, туалет дамы выглядел чертовски дорогим. Кроме того, ее драгоценности не подделка, смею вас заверить.
Леди Бартрам поднесла к глазам бинокль и стала беззастенчиво изучать француженку. Маркиз, немного поколебавшись, последовал ее примеру.
— Говоришь, вдова, Лонгмор? — мать всегда упоминала его титул в присутствии леди Бартрам, у которой было две дочери на выданье — темноволосые маленькие феи, однако же чересчур костлявые на его вкус.
— Да, красивая молодая вдова. Говорит на ужасающем английском. — добавил Лонгмор.
— Ну, для тебя это проблем не представляет, — заметила Клара.
— Совершенно верно, — вставил Аддерли. — Языки всегда были вашей сильной стороной. И еще жесткий апперкот. — Он с сожалением улыбнулся и дотронулся до челюсти, на которой еще виднелся синяк. Так мне и надо, — добавил он, тихо вздохнув.
Именно это и должен был сказать человек, желавший помириться с родными невесты. И тон был настолько искренний, что человек, менее циничный, чем Лонгмор, наверняка поверил бы ему.
— Ты ведь был в Париже довольно долго, верно? — продолжала Клара.
— Да-да, конечно. Так вот, очень хорошенькая и очаровательно коверкает английский.
— Очевидно, она действительно красотка. Потому что околдовала всех джентльменов, — прошипела леди Бартрам.
— Как все француженки, — проворчала леди Уорфорд.
— Думаю, герцогу придется позвать служителей, чтобы навести в ложе порядок, — усмехнувшись, проговорила Клара.
— Она, вне всякого сомнения, вызвала суматоху своим появлением, — сказала леди Бартрам, пронзив Лонгмора взглядом зеленовато-карих глаз. — Но все-таки кто же она такая?..
«Фоксиз Морнинг Спектакл»
11 июня, четверг, 1835
«Кто она? Этот вопрос не сходит с уст каждого, начиная со вчерашнего вечера, когда таинственная незнакомка появилась в “Куинс-тиэтр”, в черном атласном платье с лифом а ля Севинье, отделанном рядом черных бантов. Рукава очень широкие, с двойной отделкой из белого атласа. А то, что казалось сначала пелериной, было искусной иллюзией, созданной передней панелью из золотой парчи.
Ваш корреспондент узнал из достоверных источников, что мадам де В. — из семейства французского графа (семья была долго связана с домом Бурбонов, и почти все они погибли, как и многие другие аристократы, под ножом гильотины). Зная о нынешних волнениях в Париже, мы удивляемся, что дама, лишенная защиты преданного мужа, решила последовать мудрым советам своих друзей и вверила себя и свое состояние, которое, по слухам, соперничает с богатством герцога К., мирному и достойному правлению его королевского величества. Нам сказали, что леди намерена обосноваться в Лондоне навсегда. А пока что она сняла покои в одном из отелей, описанных Кранли в “Пикчер оф Лондон” как “хранящие тайны иностранных монархов и аристократов”. Из надежных источников стало известно также, что она была одной из постоянных заказчиц герцогини К. во время долгого пребывания ее светлости в Париже и что мадам и покойный месье де В. были в числе многочисленных знакомых его светлости герцога К.».
После обычных дворцовых новостей, последних сплетен о побеге Шеридана-Грант и забавных анекдотов, то есть перед страницей объявлений, находилась еще одна колонка.
«Вчера вечером мы лицезрели известного лорда в обществе леди, на которой он должен через две недели жениться. С радостью сообщаем, что леди, судя по виду, вполне оправилась от недавней встревожившей всех болезни. Но мы отнюдь не рады сообщить читателям, что через несколько часов, той же ночью, вернее, ранним утром, его милость видели входящим в игорное заведение сомнительной репутации, из которого он не вышел до рассвета. Всем, и нам в том числе, кто желает ее милости счастливого будущего, невзирая на печальные обстоятельства, предшествовавшие помолвке, такой оборот событий кажется весьма печальным. Мы надеялись, что его милость, получив руку этой прелестной леди, выкажет свою благодарность, решившись больше не грешить. Мы надеялись, что этот джентльмен, оставив позади свои ошибки, поразмыслит также и об ошибках своих предков и вознамерится хотя бы ради леди, если не ради собственной чести, восстановить достоинство фамильного имени. Как несомненно знают наши читатели, отцу его милости пожаловали титул барона, за услуги, оказанные особе королевской крови, в числе которых числилась и выдача крупных займов. Более того, новоиспеченный барон ссудил вышеупомянутой особе свою прелестную жену, причем на неопределенное время. Увы, состояние давно исчезло, пущено по ветру за игорными столами. Поэтому мы просто обязаны поинтересоваться мотивами того человека, который поощряет его милость на дальнейшие глупости, предоставляя ему кредит на подобные цели».
Гостиная Уорфорд-Хаус
Четверг. День
Как и многие другие, лорд Аддерли прочитал «Спектакл» за утренним кофе. И стал сыпать ругательствами, оскорбляя камердинера и всякого слугу, имевшего несчастье попасться ему на пути. Доведя весь дом до состояния нескрываемой ненависти, он поспешил к своей невесте и там принялся беззастенчиво лгать, пылая негодованием в адрес сплетников. Он захватил с собой экземпляр наглой газетенки. Войдя же в гостиную, где ждала невеста, швырнул газету на стол с видом праведного негодования.
— Не понимаю, как этим негодяям сходят с рук подобные инсинуации! — восклицал он. — Их следует проучить! Давно пора наказать их за клевету! Будь Том Фокс джентльменом, я бы вызвал его на дуэль. Но он не джентльмен. Поэтому буду настаивать на его аресте.
Леди Клара тяжело вздохнула.
— Люди могут быть так злы… Из всякого незначительного события они способны сделать… нечто позорное. Преувеличивают все, что видят и слышат. Но «Спектакл» никогда не называет имен, верно? Так что, если кто и прочитает, то не поверит, что все это относится к вам.
— Не поверят? — Аддерли нахмурился.
Клара тут же закивала и заявила:
— Да-да, разумеется, не поверят. Гарри утверждает, что даже последнему идиоту не придет в голову играть в таком месте. Он сказал, что там одни шулера и мошенники.
Лицо Аддерли вспыхнуло.
— Лонгмор был здесь… из-за этого? — Он кивнул в сторону скандальной газеты.
— О, он часто забирает «Спектакл» по пути домой из театра или с вечеринки. — Недавно приезжал. Собирался с визитом к мадам де Вернон. Хочет, чтобы она поехала с ним кататься. Как по-вашему, она респектабельная особа?