Повисает молчание, прерываемое лишь тихим треском свечей. За окном воет ветер, уже стемнело. И вдруг Рада подаётся вперёд.
– Анна – избранная богиней, – она прижимает руки к груди в порыве чувств. – Она спасла нас на фабрике. Узнала о вредоносной отраве! Привела лекаря, который будет лечить наших детей! Я отдам голос без колебаний! Богиня на нашей стороне! Она говорит с нами устами Анны!
Внезапно понимаю, что старые девы глядят на меня почти с благоговением. Они начинают соглашаться, надежда делает их лица светлыми и жизнерадостными. Они подходят ко мне и грубыми натруженными руками жмут мою. Кто-то целует в обе щёки.
У меня на глаза наворачиваются слёзы. Я чувствую себя волнительно-прекрасно. Спрашиваю у каждой имя, пытаюсь запомнить всех.
Быть чьей-то надеждой – это невероятное чувство. Оно согревает меня изнутри, словно теплый яркий свет, пробивающийся сквозь бесконечную тьму последних дней в землях безмужних. Эти женщины, привыкшие к тяжелому труду и равнодушию окружающих, теперь смотрят на меня с верой. И я так боюсь их разочаровать.
Я сжимаю их руки в ответ, впитывая тепло и силу, что передаётся через эти прикосновения. Их голоса звучат взволнованно, кто-то уже начинает перешёптываться, обсуждая будущее, которого ещё вчера для них не существовало.
Вскоре все немного успокаиваются и принимаются обсуждать, как защититься от Дарины, после того, как она узнает про то, что часть голосов теперь моя.
Мы с Хауком оказываемся чуть поодаль ото всех.
– Вы лисица, лира Анна, – одобрительно хмыкает лекарь. – Я очень хочу поглядеть чем закончится ваша авантюра.
– Мне и самой интересно…– я вытираю слёзы из уголков глаз. – Но я была искренней в желании помочь, так что насчёт лисицы не соглашусь.
– Были. Именно поэтому они и поверили вам. Но вы же понимаете, мой военачальник будет в ярости.
– Понимаю… – тяжело вздыхаю я.
Настало время действовать в открытую.
Внезапно раздаётся скрип старой двери храма. Ветер залетает в помещение, а вслед за ним заходят и около десяти женщин с дубинами в руках. Во главе стоит Бажена – злобная цепная собака Дарины. Я прекрасно помню, как она тащила меня в сарай для наказаний.
– Так-так… мне птичка на хвосте принесла, что у нас здесь незаконное собрание. По какому поводу? – зычным голосом спрашивает она, обводя всех угрожающим взглядом.
Я хочу шагнуть вперёд, чтобы остановить Бажену и её подельниц, но Зоряна меня удерживает, незаметно подходя ближе.
– Обожди, – шепчет она. – Не нужно лезть на рожон, иначе тебя раскусят раньше времени. И закопают где-нибудь под ближайшими елями. Я сама с ними переговорю.
Но внезапно Хаук выходит из-за спин старых дев и строго спрашивает:
– Кто вы такие?
Он здесь единственный мужчина, к тому же неместный. Это вызывает определённый резонанс в головах только что вошедших.
Бажена замирает в нерешительности. Но спустя несколько секунд отвечает, искривляя губы яростной гримасой:
– Я представительница наставницы Дарины, а ты ещё что за мужик?
– А я главный лекарь военачальника Норда. И нахожусь здесь, с этими женщинами, по приказу моего командира.
Ещё одна ложь Хаука, но только вот она выглядит куда опаснее. Рагнар точно узнает от Дарины, сомнений нет. Ведь он не отдавал никакого приказа, а значит спросит с меня и лекаря по полной.
Возьму всю вину на себя.
Бажена принимается злобно сопеть. Её подельницы глядят на неё с немым вопросом. Видно, что они хотели просто войти сюда и отходить нас дубинами, чтоб неповадно было.
– И что вы тут делаете? – Бажена с подозрением зыркает по сторонам.
– Женщинам была нужна медицинская помощь. Я осматриваю их, – невозмутимо говорит Хаук. – Ведь говорят, лекарь бывает в землях безмужних редко.
Логично, учитывая профессию Хаука, но не логично, учитывая место, где проходит осмотр. Мы же в старом храме на краю поселения!
Но Бажена не отличается большим умом. Её плечи сникают, рука, держащая дубину, расслабляется.
– Мы… не знали! – отрывисто бросает она. – Никто не доложил наставнице Дарине, что старых дев будут осматривать. Но всё к лучшему, обычно лекарь осматривает только детей – а что с них проку? Всё равно щенки в основном больные, и большинство не доживёт до совершеннолетия. Да и проку от них нет, только жрут, а работать не могут.
Меня передёргивает от нездорового цинизма Бажены. Инстинктивно касаюсь рукой живота и делаю судорожный вздох. Всё, что касается детей, вызывает во мне неистовый отклик.
– Военачальник Норд должен отчитываться перед наставницей? – высокомерно спрашивает Хаук.
Я вижу, что и его задели её слова о детях.
Бажена отвечает не сразу. На её лице вся гамма эмоций – ей не нравится, что она и Дарина потеряли часть власти, но публично идти против Норда самоубийство.
– Он не должен отчитываться, – выплёвывает Бажена. – Но раз уж вы тут осматриваете всех, может и нам поможете? У меня насморк уже месяц не проходит.
Я прямо вижу, как облегчение появляется на лицах старых дев. Обошлось.
Хаук соглашается на просьбу Бажены. А что ему ещё остаётся?
Благо, что мы уже всё обсудили со старыми девами. Они начинают потихоньку расходиться. Но мне приходится ждать ещё пару часов, пока Хаук не закончит.
После мы идём обратно к моему дому, придерживая друг друга под руку. На улице беснуется самая настоящая метель. Снежные вихри кружат вокруг нас, пронизывая холодом даже сквозь плотную одежду.
Мы идём быстро, почти бежим, но каждый шаг даётся с трудом – ветер пытается сбить с ног. Домов у дороги почти не видно, только белая пелена перед глазами.
Сапоги, которые подарил мне Рагнар, выручают. Ноги тёплые и сухие, несмотря на непогоду. Против воли я даже чувствую лёгкую благодарность дракону.
Когда добираемся до дома, мы уже чувствуем себя продрогшими до основания. Хаук садится в экипаж и уезжает, велев мне выпить горячего чаю, а я медленно бреду к дому, предвкушая, как протяну руки к печке и сниму старый полушубок из овчины, который отяжелел и уже почти не греет.
Толкаю дверь и замираю на пороге. Печь не затоплена, в доме холодина. А задняя дверь открыта нараспашку! Ветер свободно гуляет по комнате, заставляя занавески метаться серыми призраками. Холод пробирается к самому сердцу, которое уже сжимается от дурного предчувствия.
– Велик! – зову я охрипшим от холода голосом.
Ответа нет.
Бросаюсь вперёд, нужно закрыть заднюю дверь. Толкаю её, но она не поддаётся – снежный наст уже забился в порог и мешает ей закрыться. Ветер яростно рвётся внутрь дома, заставляя меня щуриться от летящих в лицо ледяных кристаллов.
– Проклятье! Велик, где ты? – кричу я, пытаясь ногой расчистить сугроб у входа.
Снега намело даже в комнату, он липкий, тяжёлый, и каждое движение даётся с трудом. Я наклоняюсь, сгребая его руками, но получается плохо. Кожу колет от мороза.
Как же холодно! До костей пробирает.
– Велик! – я кричу, глядя в бушующую на улице метель.
Тревога накатывает новой волной. А что если это Милава? Или Радик? Вдруг они что-то сделали глупому божку?
Я осматриваюсь, но следов у дома не вижу. Бросаюсь на улицу, и снова зову Велика. В какой-то момент я поскальзываюсь и едва не падаю, выворачивая ногу.
– Ай! – взвизгиваю я.
Щиколотку простреливает болью, но я почти сразу забываю про это, потому что вижу приоткрытую дверцу старого, покосившегося сарая. Бросаюсь туда и передо мной предстаёт божок, который мирно сопит, лёжа на старой лавке.
– Велик! – принимаюсь тормошить его я. – Ты чего? Очнись же!
Он приоткрывает один глаз и сонно щурится. На удивление божок тёплый, хотя в сарае холодно, как на улице. Видать, магия его грела.
– Водяной, это ты? Не буду я больше твою настойку пить, хватит мне… ик!
Я хочу разразиться гневной тирадой, но меня быстро отпускает. Он просто напился с водяным. Вот же дурачок! Радует, что не враги решили сделать пакость, а сам божок наворотил дел.
– Это надо было бросить дверь в дом! Ты видел сколько снега намело! Совести у тебя нет, – устало ворчу я, приваливаясь к стене. – Только твоих выкрутасов не хватало.
– Анна, это ты? – бормочет Велик и открывает второй глаз. – Ну прости… было скучно, и я решил немного повеселиться. Говорил же – развлечений нет, конфет… ик… нет!
Я хочу ответить, но слова замирают на замёрзших губах. Я слышу скрип снега и чьи-то шаги. Моментально отлипаю от стенки сарая, беру в руки старенький топор, которым рубят дрова, и ковыляю к двери, чувствуя нарастающую боль в щиколотке.
Распахиваю дверь и вижу Рагнара прямо перед собой. От неожиданности даже теряю дар речи. Он весь напряжён, брови нахмурены, в руке меч.
Что дракон забыл здесь в такой поздний час? В такую погоду? Зачем оружие?
– Анна… – в голосе Норда почему-то облегчение, он проходится по мне взглядом, будто руками ощупывает. – Что происходит? Почему дверь в дом открыта? И с кем ты там разговариваешь?
Я сглатываю и не двигаюсь с места, закрывая собой проход в сарай и божка, который так невовремя решил покуролесить.
Если Рагнар начнёт пытать Велика, тот расколется, как гнилой орех. Выдержки у бедняги маловато, и он слишком изнежен.
– Я забыла закрыть дверь перед уходом на прогулку, сюда пошла искать дрова, чтобы растопить печь, – нахожусь с ответом я, аккуратно приставляя топор к ближайшей стене. – А разговаривала сама с собой.
Рагнар переводит взгляд на топор. На его губах появляется едва заметная усмешка, а потом он снова поднимает свои пронзительные глаза на меня.
– Дрова есть в доме, – с расстановкой говорит дракон. – И как ты могла умудриться в такую погоду оставить дверь нараспашку? Ты меня за идиота держишь? Кто там у тебя? Показывай!