Скандальная история старой девы — страница 54 из 70


– Иномирянка? Как интересно. А что она сделала? Забирала игрушки? Не давала сладости в детстве? – я слегка улыбаюсь, пытаясь смягчить напряжение, но князь не отвечает улыбкой. Только смотрит на меня долго, даже не моргая.


Я вдруг понимаю, что вокруг столько людей, а я безраздельно завладела вниманием Рагнара. Мы сидим, склонившись друг к другу и негромко беседуем, будто заговорщики.


Поворачиваю голову и смотрю на беседующих вокруг нас мужчин. Они уже захмелели и едва обращают на нас внимание. Орм зевает, он явно хотел бы сейчас быть с Есенией.


Рагнар вдруг встаёт:


– Пошли, покажу тебе кое-что.


Я поднимаюсь следом за ним, чувствуя лёгкую тревогу. Сейчас мы среди людей… но идти с драконом, значит остаться с ним наедине.


– Хорошо, – соглашаюсь я, решаясь.


Мы проходим мимо длинного стола, мимо разомлевших от вина и медовухи гостей. Голоса, музыка, звон кубков растворяются за спиной, едва за нами закрывается боковая дверь.


Мы молча поднимаемся по узкой винтовой лестнице, освещённой светом факелов. Вокруг тишина, слышны только наши шаги – глухие, тяжёлые. И моё сердце будто стучит им в унисон.


Рагнар открывает тяжёлую деревянную дверь и отступает, пропуская меня вперёд.


Я вхожу… и замираю.


Передо мной – круглая комната с высокими арочными окнами без стёкол. Потолок теряется в темноте, а на полу выложена мозаика из разноцветного камня, изображающая причудливые сцены древних легенд с волками.


Рагнар опускает мне на плечи тёплый шерстяной плащ – тот самый, в который он сам был завернут, когда мы покидали зал.


– Ты замёрзнешь, – глухо говорит он.


Я не противлюсь, лишь киваю, а потом ноги сами несут вперёд. Я выхожу на круглый выступ и замираю второй раз.


Передо мной – бескрайняя панорама.


Ночь опустилась на Мраколесье, но с высоты башни Волчьего Стяга всё видно. Ниже раскинулся город, похожий на ожившую гравюру: сотни крошечных огней, дым из труб, редкие всполохи огня. Дальше – тёмные дремучие леса, скованные снегом, и далекие огни сторожевых башен на горизонте. А над всем этим – звёзды, настолько яркие и близкие, что хочется протянуть руку.


– Этот край чужой и тебе, и мне. Но есть в нём что-то завораживающее, – произносит дракон.


– Он живой, – вырывается у меня. – Я чувствую это. Он будто дышит.


И хранит свои многовековые тайны.


Рагнар подходит ближе. Я чувствую, как тёплое дыхание касается моей шеи. Он не прикасается – и это напряжение между нами, почти физическое, становится острее любого прикосновения.


– Расскажи про Люсин, – напоминаю я, лишь бы избежать этого странного момента щемящей близости.


– Она попала в наш мир, когда ей было четырнадцать.


– Какой ужас… – выдыхаю я.


– Она попала в своём теле, раньше её звали по-другому. Такое тоже бывает. До двадцати двух лет Люсин прожила на дальнем севере, пока отец не захватил их деревушку и не женился на ней.


Я поворачиваю голову, ожидая продолжения. Ситуация странная, вряд ли брак для Люсин был желанным.


– Она жила в доме отца, родила ему троих сыновей, я был старшим, – тихо продолжает Рагнар, его голос низкий, ровный. – Но всё это время она ненавидела его. За то, что он сжёг её деревню. За то, что женился на ней. И ненавидела нас.


Я замираю, прижав ладонь к руне у себя на груди. Холодок пробегает по спине.


– Она плохо относилась к вам? – осторожно спрашиваю я, сжимая пальцами холодные перила.


У меня дурное предчувствие.


– Она улыбалась, вела быт, заботилась о нас. Говорила правильные слова. Иногда, когда она вышивала у камина, я видел, что она странно смотрит на нас с братьями, но я был ребёнком и мало что понимал. А потом однажды, когда мне было десять, а моим братьям – семь и три… она заперла нас в ледяной кладовке и подожгла дом.


Мир вокруг будто замирает. Я слышу только дыхание Рагнара и где-то вдалеке шум голосов – гуляния до сих пор идут и на открытом воздухе в том числе.


– Какой ужас, – я поворачиваю голову и смотрю на дракона.


Внутри меня поднимается холодная волна. Она топит, бесконтрольно топит все чувства внутри. Я невольно обхватываю руками живот – жест, почти рефлекторный, словно инстинкт говорит, что я должна защищать их. Мои маленьких.


Я не могу представить, как можно... как может мать...


Нет. Даже мысль об этом вызывает тошноту. Во мне – жизнь. Два крошечных сердечка. И от одной только мысли, что кто-то может желать зла своему ребёнку, кровь стынет.


Я смотрю на Рагнара – мужчину, прошедшему через этот ад. И в первый раз я действительно сочувствую ему. Пережить предательство от собственной матери… это непередаваемо.


– Она была безумна? Поэтому ждала столько лет?! Неужели за все эти годы она не смогла полюбить детей? Я могу понять, можно ненавидеть мужа. Но детей?! – спрашиваю я, чувствуя, как дрожат губы, слова рвутся наружу с болью, с искренним непониманием и возмущением.


– Она видела в нас продолжение отца, – отвечает Рагнар, смотря вдаль. – Именно это она сказала, когда я смог чудом выбить дверь и попытался вывести братьев. Люсин стояла, загораживая проход, ведущий на улицу, и смотрела на меня. В её руке был кинжал. Я не сразу понял, что она собирается сделать. Думал, что она хотела нас жестоко наказать, а теперь пришла спасти. В воздухе уже пахло гарью, я видел, что часть дома охвачена огнём. Но когда Люсин шагнула внутрь и закрыла за собой входную дверь, я увидел, что глаза у неё пустые. Безумные. Не злые – просто… мёртвые внутри.


Рагнар делает вдох и сжимает челюсть.


– Я понял, что это сделала она. И понял, что нужно действовать, потому что позади меня были маленькие братья. Я бросился на неё, мне удалось повалить Люсин на пол и оглушить. Но она ранила меня, – Рагнар поднимает руку и касается груди.


‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

– Неужели этот шрам ты получил ещё в детстве? Вот почему он так странно выглядит.


Я невольно прикрываю рот рукой. Сердце сжимается. Представить десятилетнего мальчика, который вынужден сражаться со своей матерью… Это невыносимо.


– Братья выжили? – я задаю этот вопрос, а голос у меня дрожит, в горле стоит ком ужаса.


– Выжили, как и Люсин. Нам помогли соседи.


– Боги, какое облегчение!


Лицо у Рагнара застывшее, словно выточенное из камня.


– Отец вернулся и вместо дома застал пепелище. Только это было меньшее из проблем нашей семьи.


– Но ведь она была иномирянкой. Пусть она и попала в этот мир подростком, всё равно… не понимаю, откуда такая любовь к деревне, в которой она прожила восемь лет? Разве дети не важнее?


– Потом я узнал, что у Люсин был возлюбленный, там, где она выросла. Его убили. Всё это время она помнила его и любила.


Жестокость порождает жестокость. Я втягиваю воздух, чувствую, как он царапает горло. Гнев, страх, жалость, ужас – всё смешивается.


– Но что стало с твоим отцом и Люсин? Он ведь обещал защищать её, дал ей руну.


Рагнар на миг закрывает глаза – словно эти слова открывают старую, плохо заросшую рану.


– Отец казнил её собственноручно. Просто… взял меч и исполнил то, что считал единственно верным.


Мне становится трудно дышать. Эта история дикая, мрачная. Я не представляю, как это пережить ребёнку?


Повинуясь порыву, я подаюсь вперёд и обнимаю Рагнара. Обхватываю его руками, пряча лицо на груди. Он в одной рубашке, потому что плащ на моих плечах, и я слышу, как размеренно бьётся его сильное сердце.


Всё вокруг пахнет Рагнаром, а тепло, исходящее от дракона, плотное, обволакивающее и успокаивающее.


– Не стоило рассказывать тебе, Анна. Такой чувствительной к чужому горю натуре, как твоя, непросто слышать подобные истории, – усмехается Рагнар, прижимая меня своими сильными руками к своему горячему телу. – Это было очень давно, и уже не слишком трогает меня.


– Я жалею не тебя сегодняшнего, а тех мальчишек в горящем доме, – шепчу я. – Дети не должны отвечать за грехи отцов.


– Но часто бывает по-другому, – говорит он негромко. – Только одни гнутся под гнётом обстоятельств… а другие куют из боли доспех.


– Значит, ты выковал доспех? – я приподнимаю голову и заглядываю в зелёные глаза.


– Можно и так сказать.


– Ещё я жалею Люсин, чтобы ты ни думал. Она была сломлена, возможно даже больна.


– Когда-то я ненавидел её, но с годами… ненависть притупилась, и пришло понимание. Она страдала.


Рагнар криво усмехается, его взгляд опускается к моей шее – туда, где висит серебряная руна. Пальцы дракона медленно поднимаются и касаются её.


– Теперь я вдвойне не понимаю, зачем ты дал её мне? Неужели ты доверяешь мне?


– Это моё обещание не причинять тебе боли.


Я высвобождаюсь из объятий дракона, чувствуя себя окончательно растерянной. Зачем он делает это?! Почему именно сейчас?!


Сегодня мне показалось, будто мы стали друг другу не просто союзниками. Мы стали чем-то большим, и дело даже не в истинности.


Но я не желала этой близости. Она сковывает меня по рукам и ногам. Привязывает верёвкой к тому, от кого я должна бежать.


– Зачем ты делаешь это всё? Помогаешь мне, защищаешь старых дев, даришь при всех руну? – спрашиваю я. – Что ты хочешь получить от меня?


Ветер с башни треплет край плаща, и я чувствую, как холод снова касается кожи. Вижу, как темнеют глаза Рагнара и инстинктивно делаю шаг назад, но он настигает меня в одно мгновение.


– Я привык выражать свои намерения прямо. И сделаю это сейчас. Я желаю тебя, Анна. И я тебя получу, – он склоняется ближе и вдыхает запах моих волос.


Я вижу, как вздрагивают ноздри дракона, и мне кажется, что я в ловушке.


Своими вопросами я открыла портал в ад.