– Рад, что вы услышали меня, – холодно говорю я, вставая с кресла. – Производство должно быть начать работу сейчас же. Жалование уже увеличено. Задача об обеспечении безопасности стоит на первом месте, но мы должны ждать артефакторов из Имрияса. Без них не понять, как быть с производством. На дорогу до Чернограда и хоть какую-то оценку фабрики уйдёт минимум пару месяцев. Остановить работу на такой срок я не позволю.
– А старые девы не станут работать, – глаза Анны разгневанно сверкают.
Она настолько по дерзкому самоуверенна, что это подкупает.
– Не станем, – поддерживает её Зоряна. – Даже если будете нас бить и калечить.
Устало вздыхаю, потирая пальцами висок. Они не хотят по-хорошему.
– Я не буду применять силу, – мрачно усмехаюсь я. – Скоро вы сами захотите работать. С удвоенным рвением. У вас нет рычагов давления, а у меня есть. И да, женщинам в землях безмужних нужно кормить своих отпрысков. А пока никто не работает, ту самую увеличенную плату никто не увидит. Что будут есть старые девы и их дети? Вряд ли у них есть запасы на чёрный день.
– Думаешь, мы не подготовились? – язвительно спрашивает Анна.
– Думаю, вы не до конца понимаете, что творите. Я хочу, чтобы вы знали, как я решу проблему, которую вы создали. Я дам вам несколько дней перебеситься. Это будет стоить нам денег, поэтому я прикажу вычитать их из бюджета, который должен был пойти на повышение заработной платы старым девам. Поэтому забастовкой вы делаете хуже себе в том числе.
Зоряна разворачивается и направляется к двери, её губы сжаты в тонкую нить, глаза полны упрямства.
– Всего вам доброго, князь! Да убережёт вас Морена от бед! – бросает она, хватаясь худой рукой за ручку двери, а затем оборачивается и добавляет: – Лучше умереть от голода за месяц, чем задыхаться и гнить по кусочкам годами. С нас хватит!
Анна хочет пойти следом, но я выхожу из-за стола и быстрым шагом подхожу к ней, преграждая путь.
– Останься, – приказываю я. – Есть разговор.
Она переводит на меня раздражённый взгляд, который вмиг становится растерянным, едва наши глаза встречаются.
– Анна? – Зоряна оборачивается, с опаской глядя на меня.
Думает, я собираюсь причинять вред её подруге и соратнице.
– Ничего, Зоряна, иди. Я скоро, – мягко улыбается Анна.
Едва за старшей по цеху закрывается дверь, Анна, поджав губы, подходит к письменному столу и поворачивается ко мне, вскинув подбородок:
– Чего ты хотел?
После этой небольшой перепалки, я испытываю лишь одно желание. Уложить Анну себе на колени, задрать это длинное платье и хорошенько отшлёпать строптивицу по хорошенькой заднице. Чем она вообще думала, затевая бунт?
Анна смотрит на меня, и из-за моего молчания её беспокойство возрастает. Её губы – смертельная провокация. И вот она облизывает их, сводя меня с ума, а затем произносит:
– Если думаешь начать стыдить меня, то ничего у тебя не полу…
Договорить Анна не успевает, я в два шага преодолеваю расстояние между нами и закрываю её рот жадным поцелуем.
Я смотрю прямо в её расширенные от удивления глаза. Анна вся напряжена, будто вот-вот сбежит, но вдруг она обмякает в моих руках и тонкие маленькие пальчики вцепляются в мои предплечья.
Не отталкивая. Удерживая.
Я проникаю языком в её рот, не встречая сопротивления. Ласкаю её внутри, рукой удерживая за талию. Вкус и запах Анны сводит с ума, заставляет желать её до темноты в глазах, до боли в паху.
Я прижимаю Анну к столу, оказываясь между её бёдер. Она тяжело дышит, смотрит затуманенным взором. А я склоняюсь к её шее и оставляю там короткий поцелуй-укус. Её кожа на вкус как самое пьянящее вино. Хочется ещё и ещё.
Мигом осуществляю своё желание и принимаюсь языком ласкать нежную чувствительную шею Анны.
– Не нужно так, – шепчет она протестующе, но всё ещё держится за меня.
Я веду рукой по её ноге, задирая платье. Хочу рычать от того, насколько оно длинное и неудобное.
Анна тихо всхлипывает, когда мои пальцы оказываются на её горячих бёдрах, её дыхание сбивается.
Я держу её так сильно, что завтра на её коже останутся следы моих пальцев – и я хочу этого. Хочу, чтобы она думала обо мне позже, как я думаю о ней.
И хочу видеть её полностью. Чувствовать без преград.
Я вижу, как она напрягается, когда едва заметно прижимается ко мне. Но в следующую секунду приходит в себя и отталкивает.
– Остановись! Что ты творишь? – вскрикивает она, упираясь руками в мои плечи.
Я отступаю на полшага, ловлю маленькую нежную руку и, глядя в глаза, медленно тянусь губами к ладони Анны, оставляя на ней мягкий поцелуй.
Она вырывает руку и прижимает её к груди на пару мгновений, глядя на меня со всевозрастающим смятением.
С жадностью хищника наблюдаю, как мелькают голые ноги, когда она поспешно оправляет юбку. Её грудь тяжело вздымается под платьем, вызывая те мысли, от которых ещё сильнее сносит крышу.
– Что мы творим… – поправляет Анна собственные слова. – Ты же понимаешь, что это лишнее? Особенно после того, что было сегодня. Я думала ты злишься, будешь меня отчитывать.
Плевать я хотел на эти забастовки, всё равно будет в итоге по-моему.
– Я думал об этом всё утро, – хрипло произношу, беззастенчиво смотрят в глаза Анны. – О том, как беру тебя.
Откровенность окончательно сбивает Анну с толку, но мне нравится видеть её реакцию.
Желание присвоить её себе прямо сейчас раздирает нутро, жжёт раскалённым железом, но я пытаюсь быть осторожным. Сломанный цветок завянет со временем. Я понял это с годами, особенно после того, как смог осмыслить то, что случилось с Люсин.
Но сейчас сорвался, и в глубине души понимаю, что не жалею.
Слишком тяжело сдерживаться, когда она рядом. Такая манящая и сладкая.
– Мне нужно идти, – Анна бросается к двери и вылетает наружу, будто стрела, выпущенная из арбалета.
Дверь хлопает с такой силой, что пыльные книги на полке начинают ходить ходуном.
А я в очередной раз гадаю, как долго ещё смогу сдерживаться. Даю себе слово, что получу эту женщину в течение недели.
Глава 27. Ответственность
– Думаешь, победа близка, и мы скоро сможем уехать домой? – спрашивает Велик, обгладывая жареную куриную ножку.
Идёт третий день забастовки. О победах или поражениях говорить рано, но мы настроены серьёзно.
Благодаря тому, что нам удалось добиться общности, никто не голодает, все помогают друг другу. Да, надолго нас не хватит, Рагнар прав.
Но нам долго и не надо… у нас есть ещё один козырь в рукаве, о котором князь не знает. Нужно просто подождать.
– Для тебя это дом, а для меня… нет у меня дома, – задумчиво отвечаю я, глядя в окно.
Или теперь мой дом здесь?
Я касаюсь рукой живота, мягко поглаживая его. Платье уже становится узким, живот пока не виден, но талия как будто немного раздалась. Мне должны выдать новую одежду старой девы совсем скоро.
Решив, что нужно отнести Раде немного еды, я встаю со стула.
Подхожу к печи, осторожно приоткрываю чугунную дверцу и сразу ощущаю, как тёплый аромат наваристого бульона ударяет в нос, согревая до кончиков пальцев. Беру толстую прихватку, вынимаю тяжёлый горшок и аккуратно ставлю его на деревянный стол.
Осторожно черпаю половником ароматную жидкость и лью её в глиняный кувшин. Он надолго сохранит тепло. Картофель и куриные ножки перекладываю в корзинку, завёрнутую в чистую холщовую ткань.
Быстро накрываю всё сверху ещё одним слоем ткани, завязываю концы узлом и поднимаю корзинку, прижимая к груди. Тепло приятно согревает ладони.
Накинув на плечи шерстяной плащ, я выхожу из дома на улицу. Вдыхаю промозглый утренний воздух. Дыхание клубится белыми облачками.
Не успеваю я подойти к своему забору, как открывается дверь дома Есении, и она выбегает наружу, кутаясь в яркий шерстяной платок.
– Анна! Анна! Уххх! – она поскальзывается на снегу, но не пугается, а заливисто смеётся и снова бежит ко мне.
– Ты чего такая с утра? – спрашиваю я с улыбкой. – Вчера был хороший вечер?
Меня по-прежнему охраняют драконы Рагнара, но у Орма вчера был выходной. Только вот я видела его коня, привязанного к забору Еси. Ну и сразу всё поняла.
– Представляешь! Орм сказал, что поможет моей сестре! Обеспечит её полностью. У неё будет приданое, – Еся вдруг всхлипывает, по её кукольному милому личику начинают течь слёзы, она добавляет уже тише: – Мне больше не придётся… продавать себя.
Я вижу, как тяжело ей даются последние слова, как отчаянно она сжимает тонкие пальцы в кулачки.
В груди у меня всё сжимается. Я осторожно ставлю корзинку на деревяшку, которая давно валяется во дворе, подхожу ближе и обнимаю Есю за плечи.
Она сначала замирает, а потом обессиленно прячет лицо у меня на груди. Я глажу её по волосам, давая ей время успокоиться.
– Всё будет хорошо, Еся, – шепчу я.
– Я не достойна его, – шепчет она отчаянно. – Не достойна того, чтобы меня любил приличный мужчина. Он младше меня на три года, Анна! А я грязная и старая. Он поймёт это и…
– Прекрати! – прерываю я подругу. – Ты не грязная, и уж тем более не старая! Ты заслуживаешь счастья. Заслуживаешь жить, а не выживать. Каждая из нас заслуживает.
Она всхлипывает ещё раз, но уже чуть тише. Постепенно её дыхание выравнивается.
Когда Есения наконец отстраняется, глаза у неё красные, но в них есть что-то новое – надежда.
– Орм хороший. Он держит слово. Если пообещал, сделает всё, чтобы ты и твоя сестра были в безопасности, – уверенно говорю я. – Он из другого теста, не такой, как наши мужчины.
Еся кивает, сжимая мои руки в своих.
– Спасибо тебе, Анна. Если бы не ты... я бы никогда не решилась поднять головы. Так бы и терпела побои Радика.