Диана, Диана, Грейсон не мог позабыть Диану. Его отсутствие у нее прошлой ночью, несомненно, испугало ее сверх меры.
— Совершенно верно: пожалуйста, доставь одно украшение леди Юстис, а другое — мисс Кэтрин Бержерон на Кинг-стрит.
Перо Палмера перестало двигаться по веленевой бумаге.
— Я дам тебе указание, как добраться до мисс Бержерон, доставь туда ожерелье и записку, — добавил Грейсон.
Перо Палмера снова задвигалось.
— Это все.
Мистер Палмер собрал все свои бумаги, взял в руки портфель и встал.
— Я подожду в передней вашу утреннюю корреспонденцию, ваша светлость.
— До свидания, мистер Палмер, — пробормотал Грей-сон и достал лист веленевой бумаги. Обмакнув в чернила перо, он написал:
«Мисс Бержерон, примите, пожалуйста, мои искренние извинения за то, что я обидел вас. Уверяю, что это никак не входило в мои намерения. Дарлингтон».
Весьма коротко, но, судя по его опыту, взъерошенные перышки женщины лучше приглаживать украшениями, чем словами.
Кейт позволила бы Дигби вынести свой бескомпромиссный приговор в отношении вкуса пирожного, но она полагала, что переборщила с солью. Она заканчивала печь, когда в кухню ворвался Олдос.
— Скорей, там Дигби! — тревожно крикнул он и тут же выбежал из кухни.
Кейт бросила на стол нож и, вытирая руки о фартук, бросилась вслед за Олдосом.
В гостиной Олдос поливал лицо Дигби виски, а Дигби лежал на диване. Его одежда была изорвана и испачкана, губа разбита, глаз заплыл.
— Дигби! — закричала Кейт, бросаясь к нему. — Господи, да что случилось? — Она опустилась на колени, а тем временем Олдос вложил стакан с виски в руку Дигби.
Не отвечая на вопрос Кейт, Дигби выпил виски, словно это была простая вода. Поморщившись, он отдал пустой стакан Олдосу.
— Еще, пожалуйста.
— Дигби!
— Мое лицо здорово исковеркано? — спросил он, осторожно дотрагиваясь пальцами до скулы.
— Точно, — без всякого колебания ответил Олдос.
— Да что с тобой произошло? — воскликнула Кейт.
— Результат проявленной глупости, — сказал Дигби, ощупывая нижнюю губу. — Я шел по набережной, чтобы встретиться с парочкой джентльменов, занимающихся торговлей парфюмерией. Я спросил Мег о мужчине, которого она видела и который был очень похож на тебя. Она подтвердила, что видела его в «Петухе и короне», я храбро решил зайти в этот убогий паб на Сент-Кэтринс-Док…
— Ой, нет…
— Я по глупости верил, что пара золотых соверенов поможет кому-нибудь вспомнить…
— Как же, помогли, судя по твоему лицу, — перебил его Олдос.
— Дигби, зачем? У тебя не так много в кошельке, чтобы раздавать соверены.
— Да, и, тем не менее, несмотря на мое изуродованное лицо, соверены сыграли свою роль, — сказал Дигби, и в его голосе послышалось негодование. Он закрыл глаза и положил голову на подушку. — Я знаю, что некий Джуд Бержер служит матросом на торговом судне «Принцесса» и что эта «Принцесса» умеет ловко обходить морскую блокаду и активно занимается работорговлей.
— Бержер? Работорговля! — воскликнула Кейт. — На что ты намекаешь? Что Джуд замешан в работорговле? Мой Джуд?
Дигби открыл глаза.
— Несмотря на его фамилию, я абсолютно уверен, что это твой Джуд. Его, похоже, не так-то просто забыть, поскольку он любит поскандалить, когда пьян, а когда трезв, то весьма популярен у девиц. Его внешность, описанная одной из таких девиц, очень похожа на твою Кейт. Белокурые волосы, зеленые глаза и необычайная красота.
— О, Господи, — пробормотала Кейт. Дигби дотронулся до глаза и поморщился от боли.
— Олдос, на кухне есть бифштекс, принеси его сюда, — попросила Кейт.
— Я ощущаю запах чего-то аппетитного, но это не бифштекс.
— И пирожные принеси, Олдос! — крикнула Кейт. Повернувшись к Дигби, она с надеждой спросила: — Ты узнал, как его найти?
— К сожалению, «Принцесса» ушла на этой неделе. Никто из тех, с кем я говорил, не знает, когда она вернется.
Появившаяся было надежда рухнула.
— Так что же произошло с тобой, Дигби? — спросила Кейт, осторожно отводя прядь волос с его лба.
Дигби отмахнулся.
— Наверное, я слишком легкомысленно обошелся со своим кошельком, — сказал он и поморщился. — Как только я покинул таверну, на меня напали двое головорезов. Они отняли не только кошелек, но и мой пистолет.
— Твой пистолет!
— Я мог совершить глупость, но я все-таки не круглый дурак. Я тоже провел немало лет возле набережной и готов к таким штучкам. Но я не был готов к той скорости, с какой они нанесли удары.
— Ой, Дигби, — сочувственно проговорила Кейт.
От громкого стука в дверь они оба вздрогнули. Кейт обменялась взглядом с Дигби.
— Подожди здесь. — Она встала, сняла фартук и отбросила его в сторону. Кейт оказалась около двери одновременно с Олдосом, который появился из кухни. Он сунул ей тарелку с пирожными, которую Кейт сразу же поставила на стол и поспешила вслед за дворецким.
Олдос открыл входную дверь, и Кейт увидела стоящего снаружи лакея в ливрее. Она подумала, что это лакей принца, но затем поняла, что ошиблась — цвет ливреи был несколько иной. Поток холодного воздуха устремился в дом, приподняв платье Кейт. Лакей дотронулся до края шляпы.
— Да? — холодно спросил Олдос.
— Послание, сэр, для мисс Кэтрин Бержерон от герцога Дарлингтона. — Лакей что-то передал дворецкому.
Олдос, который питал стойкую нелюбовь к аристократам, захлопнул дверь прямо перед носом лакея.
— Пакет, — сказал он Кейт. — Небольшой.
Она не знала, что может прислать ей Дарлингтон, да и, честно говоря, ей это было не интересно. Он был неприятным, низким, недобрым.
— Нет, благодарю.
Олдос открыл дверь.
— Она не хочет.
— Не хочет? — в смятении спросил лакей, глядя на пакет. — Но я должен его доставить.
— Она не хочет. Заберите его обратно.
— Забрать обратно? — повторил бедняга, не в силах понять, что происходит.
— Ну ладно, ладно, — сказала Кейт и, быстро подойдя к двери, взяла пакет из рук лакея.
— Спасибо, мэм, — с явным облегчением выдохнул посыльный.
Кейт не ответила. Для этого не представилось возможности, поскольку Олдос снова захлопнул дверь. Кейт покосилась на него с неодобрением, на что Олдос ответил:
— Он же лакей.
Герцог прислал небольшую, перевязанную коробочку, к которой была прикреплена записка с печатью. Кейт вернулась в гостиную, за ней последовал Олдос, и пока он передавал Дигби бифштекс и заставлял приложить его к глазу, против чего Дигби энергично возражал, Кейт вскрыла записку.
Она прочитала ее. Дигби научил Кейт читать, хотя она находила это достаточно трудным. Прочитав послание до конца, она подумала, что в нем отразился весь Дарлингтон — немногословный и холодный. Затем она открыла коробочку и извлекла жемчужное ожерелье. Оно было изящно-утонченным и необъяснимо интимным для подарка от мужчины, который не был ее любовником.
Кейт получала подобные подарки и раньше, и они обычно означали одно и то же — желание уложить ее в постель. Разве не этого в конечном итоге хотели все эти расфранченные господа с бездонными кошельками?
— Слишком соленые, любовь моя, — сказал Дигби.
— Прошу прощения? — подняла голову Кейт. Дигби облизал пальцы.
— Пирожные слишком соленые.
— Точно, я немного переборщила с солью, — согласилась Кейт и протянула ожерелье и коробочку Олдосу. — Отправь это обратно.
— Что там? — спросил Дигби, взглянув на коробочку.
— Ожерелье.
Олдос открыл коробочку и извлек ожерелье, демонстрируя его Дигби.
— Не надо возвращать его, — сказал Олдос. — Продайте, оно принесет немало денег.
— Олдос прав, — согласился Дигби, критическим взглядом оценивая ожерелье.
Однако Кейт покачала головой:
— Эта цена слишком высока для меня. Отправь его назад, Олдос. Пожалуйста.
Олдос вздохнул. Дигби огорченно поджал губы. Кейт упрямо схватила фартук и надела его.
— Так ты говоришь, пирожные слишком соленые?
Глава 8
Мать и отец Грейсона за годы совместной жизни произвели на свет четырех мальчиков и трех девочек. Все, кроме Рудольфа, в двенадцатилетнем возрасте умершего от горячки, дожили до зрелых лет.
Отец Грейсона, который ушел из жизни около шести лет назад, был веселым и жизнерадостным. Мать же никогда не упускала случая напомнить Грейсону, что возможность создать большую, счастливую семью становится для сына-холостяка все призрачнее.
В тридцатилетнем возрасте Грейсон стал главой весьма многочисленного семейного клана. Слишком многочисленного. Бывали моменты, когда Грейсон едва не задыхался от такой ответственности. Его репутация была опорой их репутации. Его деловые операции влияли на их образ жизни. Эта ответственность была огромной и трудно управляемой, а временами она просто приводила его в отчаяние.
Однако Грейсон обожал свою обширную семью. Буквально каждый день, в особенности, в преддверии сезона, представители клана Кристоферов оказывались в просторном Дарлингтон-Хаусе на Чарлз-стрит, где жил Грейсон. В этот дождливый день с визитом приехали его сестры Пруденс и Мэри, известные также как леди Бомон и Уоллес, а кроме того, брат Грейсона Меррик, лорд Кристофер и мать Грейсона, вдовствующая герцогиня. Пруденс и Мэри жили в домах мужей. Герцогиня на время сезона перебиралась в город, предпочитая быть поближе к внукам.
У Меррика не было своего дома в Лондоне. Конечно, Дарлингтон-Хаус мог вместить всех, но Меррик предпочитал снимать личные апартаменты в клубе близ Гайд-парка, чтобы не находиться под пристальным оком своего брата.
Холодные дожди и свинцово-серое небо загнало обитателей Мейфэра в гостиные, и братья и сестры Грейсона испытывали беспокойство. В особенности Меррик. Он ходил от окна к окну, вглядываясь сквозь потоки дождя в парк за домом.
В этот бесконечно долгий день здесь находился еще один визитер — Диана. Она была близкой подругой Пруденс, именно благодаря сестре Грейсон и познакомился с ней. Его привлекла эта смуглая красавица. Она поняла это и стала поощрять его к действиям. Диана восполняла в Грейсоне эмоциональную и физическую потребность, ибо он испытывал затруднения в общении с прекрасным полом. Если бы он проявил к какой-нибудь незамужней женщине малейший интерес, то тотчас же поползли бы слухи, что он намерен сделать ей предложение. Существовали куртизанки, с которыми Грейсон мог общаться, но мать и сестры возражали против этого настолько энергично, что он ни за что не осмелился бы пойти против. Диана, как показала жизнь, была для него наилучшим решением.