– Если хоть кто-то из ваших людей прикоснется ко мне или к моей девушке, то это видео окажется в телефоне моего отца и его давнего друга в погонах, имя которого мы оба знаем. Обещаю, у вас будут серьезные неприятности после этого, – стоит Ян на своем.
Ибрагимов выглядит… не оскорбленным, нет. Очень злым. Впервые вижу такое выражение на его лице. После выходки Яниса о хорошем общении с этим человеком можно, наверное, забыть. Впрочем, мне все равно. Как и без разницы, кто из них двоих отвезет меня домой. Ничего не хочу.
Иман холодно улыбается, а Янис выключает камеру. Берет меня за руку и ведет к своей машине.
– У тебя теперь могут быть проблемы из-за меня.
Я наблюдаю в окно, как бывший партнер отца, вложив руки в карманы брюк, смотрит, как мы выезжаем с парковки.
– Ничего страшного. Повернись ко мне, – слышу приказ Яниса.
Мешкаю несколько секунд, а потом делаю, как он просит. Багдасаров сжимает челюсти, шумно вздыхает.
– Скажу слова, которые ты и так знаешь: боль никогда не уйдет, но со временем станет легче. Сейчас заедем в аптеку, через полчаса будем дома. Потерпи чуть-чуть.
Ян собран и напряжен. Всю дорогу молчит, чуть приоткрыл окно со своей стороны и изредка бросает на меня настороженные взгляды. Мы останавливаемся у первой же аптеки. Янис просит пойти с ним, но когда я упираюсь и говорю твердое «нет», забирает из бардачка какие-то вещи в сером пакете и мою сумку, блокирует замки и идет к торговому павильону. Его нет около десяти минут. Вернувшись, он снова внимательно осматривает меня, кладет пакет обратно, отдает сумку, и мы срываемся с места.
В квартире сразу же направляюсь в спальню и ложусь на кровать. Прямо в одежде. Янис идет в ванную, и по звуку льющейся воды я понимаю, что моет руки. Через две минуты появляется в комнате. С пакетом из аптеки. Меня накрывает дежавю, только теперь Багдасаров-младший в роли медбрата.
– Что это? – Смотрю на шприц в руке Яниса. – Опять какие-нибудь чудо-препараты, от которых меня вырубит на неделю?
– Успокоительное. Эрик сказал сделать. Поспишь до утра.
– Он не приедет?
– Очень поздно. Ты к тому времени мозгами отъедешь, если я не сделаю укол.
– Я же и так чокнутая.
– Не будем усугублять эту ситуацию. Руку давай. Я хоть и не любитель этого всего, – кивает он на шприц в руке, – но вид у тебя такой, будто из окна сейчас сиганешь.
– Поэтому ты и побоялся меня в машине одну оставлять?
Янис кивает.
– А в пакете что было?
– Меньше знаешь, крепче спишь.
Живот пронзает новый спазм боли, я хватаюсь за него, морщась. А когда отпускает, замечаю что Ян пристально смотрит на меня.
– Что с животом? – тихо спрашивает он.
– Реакция на стресс.
Янис поджимает губы, продолжая внимательно разглядывать мое лицо.
– Дозировка большая. На ранних сроках беременности этот препарат опасен для плода. Уверена, что просто живот?
– Ты подумал, что Эрик сделал мне ребенка? – грустно ухмыляюсь я.
Янис буравит меня долгим пытливым взглядом.
– Ничего не подумал. Ты неважно выглядишь. Уточняю, чтобы не навредить.
– Я не беременна.
Багдасаров делает укол. Совсем не больно. Такой же умелец, как и брат.
– Ты здесь останешься? – зачем-то спрашиваю, хотя мне все равно.
– До возвращения Эрика. Все. Закрывай глаза, Рина. Сейчас получше станет.
– Если Даня приедет или будет звонить, то ответь ему, пожалуйста. Это мой брат. Скажи, что со мной все нормально.
– Нормально? – хмыкает Ян. – Правду скажу. Не люблю врать.
Он выходит из спальни, а я закрываю глаза и проваливаюсь в крепкий сон. К счастью, без сновидений.
37 глава
Просыпаюсь, чувствуя, как жарко и тесно, – словно меня засунули в духовку, обмотав фольгой для запекания. Поворачиваю голову и вижу рядом спящего везунчика. Он уткнулся лицом в мою шею и обнимает, прижимая к себе. Даже во сне уставший, с темными кругами под глазами. Долго смотрю на длинные, подрагивающие во сне ресницы, на родинку на щеке, прислушиваюсь к его спокойному, размеренному дыханию. Наверное, в этом и есть счастье – когда в жизни штиль, а двое людей, которых тянет друг к другу, могут быть вместе? Жаль, это не про нас, потому что спокойствия в наших жизнях ни на грош.
Я аккуратно выбираюсь из уютных объятий и иду в ванную, а из нее – прямиком на кухню. Меня штормит. От голода. Или успокоительного. Или всего, вместе взятого. Не знаю, но от слабости едва стою на ногах. Надеюсь, Ян ничего с дозировкой не перепутал, как Эрик? Нужно что-нибудь поесть, иначе свалюсь в голодный обморок. Открываю холодильник, а он забит едой в контейнерах. Я тоже покупаю эту марку, когда ничего не успеваю или, отработав несколько смен подряд, хочу одного: протянуть ноги. Кто бы из братьев ни организовал этот праздник живота – обоим благодарна.
Позавтракав, я варю кофе и возвращаюсь в спальню. Эрик лежит в той же позе, и рука не поднимается его разбудить. Он как будто осунулся за эти дни и сбросил пару килограммов. Мышцы на теле стали четче. Трогаю кончиками пальцев шрамы на его груди и снова думаю о словах Яна, что Эрик собирается на какой-то курорт. Совсем с ума сошел, если так, потому что с тем количеством обезболивающего, которое он употребляет, он безумчик, а не везунчик куда-то лететь.
Забираю блистер с тумбочки и прячу его в карман домашнего платья. Иду на кухню и из аптечки убираю все, что может снимать боль. Глупо, знаю. Эрик попросту оденется и поедет за «допингом» домой, но я хочу посмотреть на реакцию, когда он увидит, что таблетки исчезли. Если мелочь, то и злиться не будет, так?
Проходит еще сорок минут молчаливого созерцания, а потом Багдасаров глухо стонет и тянется к плечу. Тому самому, где на спине, под лопаткой, у него свежий шрам. Действие обезболивающего закончилось? Что-то рано. Хотя я же не знаю, как давно он делит со мной «ложе».
Я сижу в позе лотоса и, закусив губу, смотрю на Эрика. Всего-то неделю не виделись, а такое чувство, что месяц.
– Давно проснулась? – спрашивает он и трет лицо.
Глаза заспанные, красные. Как будто несколько суток подряд не спал.
– Часа два назад.
– И все это время меня гипнотизируешь?
Расплываюсь в довольной улыбке.
– Почти.
Я еще во Владивостоке поняла, какие чувства вызывает у меня этот мужчина, но за дни разлуки они стали выраженнее. Не знаю, хорошо это или плохо, но в груди щемит от красивой усмешки на губах, которая исчезает, когда Эрик спускает ноги на пол и тянется к тумбочке за «дозой».
Оборачивается в мою сторону, бросая хмурый взгляд.
– Где таблетки? – в голосе прорезается сталь.
Быстро сообразил, что к чему. Молодец.
– Если всё нормально, то они и не нужны? – ровным голосом уточняю я, наблюдая за ним.
Эрик снова ложится на подушку. Какое-то время смотрит в потолок, будто о чем-то размышляя, а потом поворачивается и вновь прожигает темнотой глаз. Недоволен. Но быстро берет себя в руки и опять напускает на лицо мнимое равнодушие.
– Ты поела? Я заказал еду. У тебя в холодильнике мышь повесилась.
Ход конем? Решил перевести тему? Будет терпеть боль? Или он и впрямь по привычке закидывает в себя таблетки, а я зря паникую?
– Спасибо большое. Поела. Ты останешься или снова уедешь?
– Мне отъехать по делам нужно. Вечером вернусь. Сейчас Жанне позвоню, чтобы с тобой провела день. Потом сменю ее.
– Это лишнее. К тому же я сама могу ей позвонить. Со мной все хорошо.
Эрик поднимается с кровати, опять морщится. Сжимает челюсти и забирает с кресла одежду. Каждые восемь часов он закидывал в себя таблетки. Разве это нормально? Я наблюдаю за его сборами и аккуратными движениями. Везунчику явно больно, но он пытается делать вид, что все в порядке. Может, конечно, потому что спросонья, и сейчас он расходится… Но не факт.
– Этот случай был не у меня в практике, я про него читала. В клинику поступил мужчина, почти ослепший, у него пропадал слух, по симптомам было очень похоже на раннюю стадию слабоумия. Там и гипертиреоз, и рефлюкс-эзофагит, и, по заключению ЭКГ, сердечная недостаточность из-за кардиомиопатии. Была проведена куча исследований, и знаешь, что послужило причиной всего этого букета заболеваний и ужасных симптомов? Когда-то ему сделали операцию по замене тазобедренного сустава. Прибор был некачественным. Уровень кобальта в крови этого человека был нереально завышен. А виной всему стала металлическая штука, которая была с браком и пришла в негодность, частицы от нее попадали в кровь и органы, отравляя организм. Помогла повторная операция с заменой на качественный материал, но она была очень сложной, потому что пациент долго не обращался за помощью.
– Зачем ты мне это говоришь? – щурится Эрик.
– Думаешь, я ничего не замечаю?
– До недавнего времени тебе хватало такта молчать.
– А теперь не хватает!
– Может, одумаешься и вернешь психологически зрелую личность? – нагло усмехается везунчик.
– Не верну!
– Ты и раньше видела, что меня мучают боли. Я не переношу любого рода дискомфорт и другим стараюсь его не причинять. Кажется, я об этом уже говорил?
Бросаю в него блестящей упаковкой, достав ее из кармана домашнего платья:
– На! Но знай: это нечестно! Сначала приручать, а потом причинять боль. Так что спорно про твои старания.
Эрик опускает глаза к упаковке, которая лежит у его ног, поднимает обратно на меня. Смотрит недовольно и качает головой. Нет, мне не стыдно за свою выходку!
Везунчик, так и не дождавшись моих извинений, идет на выход, оставляя упаковку с таблетками лежать на полу.
– Даже не поешь? – бросаю я ему в спину, и завыть от отчаяния хочется, что он вот так уйдет.
Ну не такими же методами что-то узнавать, Регина! Что ты делаешь?
– Я уже. Наелся, – хмыкает везунчик. – Если и вечером будешь в таком же настроении, то опять сделаю укол. Спящая милой была, а сейчас овчарку отца напоминаешь.