– Далеко собралась? – Эрик щурится, наблюдая за моими сборами.
Я пытаюсь расчесать волосы пятерней и не обращаю на него внимания.
– Домой. То есть в общагу, – тут же поправляю себя.
– Нет, – категорично заявляет он. – Снимай с себя тряпки и возвращайся в кровать.
– Что? – От удивления округляю глаза. – Я больше не...
– Вернись в кровать, Регина, – повторяет Эрик. – Утром отвезу тебя, куда скажешь. Больше не трону. Просто хочу убедиться, что не пойдешь резать вены или что вы там обычно делаете, когда отдаете девственность не тому парню?
– Что? – повторяю я и непонимающе на него смотрю.
– В кровать, лори, – приказывает он, будто я его домашний питомец.
Не знаю, как поступить. Вообще, я ужасно устала за этот долгий день и не хочу никуда сейчас ехать.
– И номер свой дай.
– Зачем? Думаешь, еще захочу? Вряд ли. К тому же ты не в моем вкусе.
Эрик усмехается и качает головой. Садится на кровать и тянет меня за руку. Обхватывает бедра ладонями и сжимает.
– Обработай тату, – просит он. – Я два раза ее намочил. Невыносимо жжет. А твоя как?
Везунчик гладит мои ноги, смотрит снизу вверх и заставляет сердце биться быстрее. В его глазах плещется похоть. Если бы не заминка с девственностью, я бы уже опять была под ним, а он во мне.
– И у меня. И не только там. Я дня два о тебе точно не смогу забыть. Пока сесть нормально не получится.
Эрик смеется.
– Тебе ведь правда есть двадцать?
– Двадцать один, – улыбаюсь в ответ и иду за пакетом из аптеки, который остался у входа на полу.
Возвращаюсь и ставлю его на тумбочку. Провожу несложные манипуляции и под конец не удерживаюсь, трогаю свежий шрам на спине везунчика.
– Сорвался со скалы, вытаскивая другого человека. В связке были. Почти полгода провел в больнице на реабилитации. Думал, от скуки умру. Обратная сторона кайфа.
– Зачем ты это делаешь? – недоумеваю я.
– Знаешь, как маленькие дети привлекают к себе внимание взрослых? Совершают всякие глупости и заставляют их нервничать. Чаще всего назло это делают. Примерно, как ты своей выходкой. Чье внимание привлекаешь?
– Судя по твоим отметинам, на тебя так и не обратили внимания? – отвечаю вопросом на вопрос. – Или ты втянулся, а на тебя и твои глупости давно забили?
– Втянулся. И давно забили.
– Не думал, что однажды всё может закончиться очень печально? После твоей смерти вряд ли кто-то будет долго о тебе вспоминать. Ну кроме родителей и тех, кому ты был действительно дорог.
Таких людей, как правило, единицы.
– Ты пессимист, лори. Я не собираюсь умирать.
– Скорее реалист.
Убираю всё обратно в пакет. Эрик перехватывает меня за руку и тянет на себя, валит на кровать, снова вжимая в матрац.
– Ты обещал...
– Вдох-выдох, лори, – перебивает он и проводит носом по моему подбородку. – Считай до десяти и вспоминай, что я говорил.
Эрик просто целует. Даже не пытается трогать никакие интимные местечки ниже пояса. К счастью. Потому что там действительно больно. Везунчик стягивает с меня платье и, откинув одеяло, указывает глазами на левую половину.
– Ты куда? – удивляюсь я, когда он встает с кровати и одевается.
– К девочкам на ресепшен. Темненькая приглянулась, – подмигивает Эрик и берет ключи от машины.
Хочется швырнуть в него чем-то, но вместо этого я демонстративно отворачиваюсь и накрываюсь одеялом. Пусть идет. Только сюда никого не приводит. Я устала и хочу побыть в тишине, возможно, действительно немного поспать. А утром вернусь домой.
6 глава
В сон я проваливаюсь почти сразу. Мысли вязкие, как желе, чувствую себя эмоционально опустошенной, еще и снится откровенная ерунда. Будто нахожусь посреди болота с лягушками и те громко голосят. Эти звуки безумно раздражают. Хочется бросить что-нибудь тяжелое в зеленых несмолкающих монстров. Ворочаюсь во сне и натыкаюсь на что-то твердое. Распахиваю глаза и смотрю перед собой, ничего не понимая. Требуется несколько секунд, чтобы осознать, где я и что произошло. Везунчик лежит рядом на животе и спит. Часы на тумбочке показывают пять утра. Я сажусь в кровати и морщусь от боли. Хоть подорожник прикладывай к промежности. Рядом с электронными часами замечаю обезболивающее и телефон Эрика, который стоит на зарядке. Выдергиваю кабель и подключаю к своему смартфону. Тихо проскальзываю в ванну и привожу себя в порядок. Жду ещё десять минут, чтобы сотовый чуть-чуть зарядился, и я смогла вызвать такси. Всё это время наблюдаю за спящим везунчиком, а потом совершаю наиглупейший поступок. Снимаю телефон с зарядки и делаю несколько фотографий с Эриком. Провожу рукой по его плечу, рядом с татуировкой. Он никак не реагирует. Крепко спит. Не знаю, во сколько вернулся этот ловелас и водил ли темненькую в соседний номер (а может, сразу двоих позвал, раз ему меня не хватило), но от мысли, что горластыми лягушками из сна были стонущие девицы с ресепшена, на губах расползается улыбка. Понятно тогда, почему я хотела их прибить.
В блистере с обезболивающим не хватает двух таблеток. У Эрика член заболел после ночных забав? Мне бы тоже не помешало закинуть в себя хотя бы одну, но решаю оставаться с чувством непривычного дискомфорта внизу. Чтобы не забывать о том, что натворила. Хотя маячащая на горизонте сто тридцать седьмая статья Уголовного кодекса нормально так отрезвляет.
На цыпочках я выхожу из номера и, вызвав такси через приложение, спускаюсь на первый этаж. В машине набираю сообщения брату и Жанне, что со мной всё хорошо, и снова выключаю телефон. Сейчас главное – добраться до пансионата, отработать смену и при этом не накосячить. Не представляю, как в таком состоянии я буду что-то делать, но нужно продержаться до вечера, а потом два выходных. Отосплюсь, сходим куда-нибудь с Жанной, возможно, съезжу за город и навещу могилку мамы. Давно у нее не была. Лишь бы не думать о том, что я сделала, потому что начинают накрывать отходники и нехорошее предчувствие забирается под кожу. Безумно боюсь гнева отца. Нет, он никогда не поднимал на меня руку, но и я до этого дня с такой отчаянностью не шла наперекор его воле. В жизни не совершила бы подобную глупость, если бы не его давление. Зачем он так со мной? Словно я инвестиция, а не живой человек. И мама бы никогда не допустила брака с Ибрагимовым, будь Иман хоть трижды полезен компании отца. Не понимаю, ради кого папа хочет сохранить полумертвую империю? Это амбиции? Азарт? Лучше бы завел себе женщину, родил с ней ребенка и направил силы и энергию на новую семью. Иногда закрадывается мысль, что я ему не родная. После смерти матери он ни разу не спросил, что у меня на душе, чего хочу. Как робот выполняет свои родительские функции – ни теплоты, ни нежности от него нет ни капли. Закрылся в себе, и не достучаться. Я не могу спокойно смотреть на страдания других людей, особенно близких. Разве отец не видит, что мне тоже больно? Иногда так хочется, чтобы пожалел или просто пришел, посидел рядом, как было когда-то, но он словно в бездушный камень превратился.
– Регина, ты сегодня рассеянная, – замечает Аля, когда я ее кормлю. – Что произошло?
Я уже второй месяц как в «ссылке». Работаю в небольшом частном пансионате для пожилых людей. Ухаживаю за стариками, которых дети не захотели к себе забирать. Ну или не могут осуществлять уход за больными родственниками. Разные бывают ситуации. Правда, чаще всего это отсутствие желания взваливать на свои плечи дополнительную ответственность, ну и еще безразличие. Не самое удачное место работы для моего чувствительного сердца. Отец знает, как сделать побольнее. Иногда я сильно злюсь на него, но даже в эти моменты, стоит только представить отца беспомощным и одиноким, никому не нужным, как Аля или Семён Ильич, всё сжимается внутри и хочется его крепко обнять. Папа не знает, но я часто мечтаю о том, чтобы забраться к нему на колени, как в детстве, прижаться к груди и услышать хрипловатый шепот на ухо, как он любит меня.
– Ничего не произошло. Всё в порядке. – Ерзаю на стуле и невольно морщусь. Внутри снова странно царапает, когда вспоминаю об Эрике. – Я просто не выспалась.
Аля недоверчиво покачивает головой.
– Опять повздорили с отцом? Из-за жениха?
– Можно и так сказать.
На днях папа вернется из командировки и нас действительно ждет крупная ссора. О масштабах грядущего пиздеца не хочу даже думать, но, зная обычаи в семье Имана, можно смело готовиться к худшему. После того что я собираюсь сделать со своей репутацией, мне не быть желанной невестой, следовательно, и брака никакого не будет.
– Может, это и неплохо, Регина? Раньше замуж только так и выходили. Родители выбирали мужа для своей дочери, желая ей всего самого лучшего. Часто женились не по любви, а потом влюблялись и были счастливы.
– Ты тоже вышла замуж не по любви?
– По любви. Мы с Андреем душа в душу жили. Я рада, что пережила его и он не видит меня такой беспомощной и старой. Смотреть, как мучается любимый человек, серьезное испытание. Ему бы пришлось ежедневно за мной ухаживать, а я ведь стала похожа на живую мумию. С подобным тяжело мириться, особенно с таким сложным характером, как у меня. Девочки мои правильно сделали, что определили меня в пансионат. Не хочу быть никому обузой.
Кати и Наташи не было несколько месяцев. Они редко приезжают, но исправно звонят. Ссылаются на занятость, что дети приболели – разные причины называют, почему не могут приехать. Аля дочкам квартиру отдала, как слегла, те ее продали, а мать в приют отправили. Но она всё равно каждой из дочерей улыбается, говорит ласковое слово, когда они ей звонят, заверяет, что всё у нее хорошо. Только после разговора смахивает морщинистой рукой слёзы и потом весь вечер печально смотрит в окно. Почему-то в эти мгновения мне всегда становится жаль не Алю, а Наташу с Катей.
– Стерпится – слюбится, – утешает Аля, хлопая меня по руке, а я грустно приподнимаю уголок губ.
У моего жениха влиятельная семья. Умершая жена Имана была его страстной любовью. У них осталась взрослая дочь. Примерно моего возраста. Иман не захочет, чтобы я подавала Эвелине дурной пример. Разве я не понимаю, зачем ему молодая здоровая невеста? Рожать наследников, которых Сара дать не смогла. Мысли о сексе снова напоминают про дискомфорт между ног. А о сексе с Иманом – так и вовсе вызывают неприятную дрожь. Не представляю, как ложиться в постель с мужчиной, который годится мне в отцы. Лучше остаться нищей голодранкой, чем вот так...