– Я приезжал! Не было тебя здесь! Ждал два часа, а потом уехал. Где ты была, Регина?
– По городу каталась. А потом вернулась и спать легла. Мне нужно было побыть одной.
Снова повисает гнетущая тишина.
– Знаешь, Регина… – Еще один протяжный и долгий вздох, как будто Ян собирается с мыслями. – С недавних пор я ужасный эгоист. С тех самых, когда на глазах близкий человек вниз сорвался, наплевав на мои чувства и усилия не допустить в семье новой трагедии. Я не выбирал это, не хотел смотреть на брата, лежащего без движения у подножья скал. И потом долго в кучу себя собрать не мог после этого. – Он переводит на меня испытующий взгляд.
Я молчу и кусаю губы.
– Это падение и понимание, что Эрик выбрал мою жизнь, а не свою, сильно ударило по психике. Кошмары до сих пор снятся, и ощущения после пробуждения отвратительные. Будто заново всё пережил. А те несколько дней, когда Эрик находился в коме, между жизнью и смертью, – мне их тоже никогда не забыть. Там не то что речь должна была пропасть – удивительно, как сердце не остановилось. Потом Эрик в себя пришел, начался процесс восстановления, он по стеночке ходил и выл от боли. Смотреть на это было тяжело, но я смотрел. Потому что… сделал бы для него то же самое. Вот только в моей голове никогда не возникало мысли сдаться. А он сдался, тем самым предав меня. Этого я простить ему не могу. Если ты хоть что-то чувствуешь к нему, соберись. Должок за тобой, помнишь? За Герасимова. Вас двоих с Эриком я не вывезу, у самого проблем выше крыши и такой же эмоциональный ступор. Ты нужна ему, Регина. Он один не выкарабкается. Будь сильной, прошу. Сломаться можно в один момент, довести себя до ручки, только, когда будешь думать о какой-нибудь глупости, знай: за тобой сейчас стоит три, а то и четыре жизни. Считай, целая семья.
– Я не беременна…
– Эрик бы этого и не допустил. На данном этапе. Но будущее с тобой выбрал, поэтому и решился на операцию. Разве ты не понимаешь? Винить себя ни в чем не нужно. Мы не в ответе за грехи своих родителей. И с экстримом Эрику пора завязывать. Хватит. Сама же видишь, как тяжело он переносит травмы и как его подводит здоровье. С детьми на твоем месте я бы не затягивал. Поводы для риска сами собой отпадут, и фокус внимания резко сместится в другую сторону.
Я украдкой рассматриваю лицо Яниса и почему-то ловлю себя на мысли о благодарности. Жаль, что мама с папой не родили мне сестру или брата. Чтобы он вот так же переживал за меня и любил.
– Сказать, с чего у Эрика появилась тяга к острым ощущениям? – ухмыляется Ян. – Он первый в детстве начал херней этой эзотерической страдать: сны странные снились, которые потом сбывались, мертвецов видел. Ему это капец как не нравилось: бесился ужасно, психовал и не принимал силу от рода. А однажды с велика упал, серьезно травмировался, стрессанул, и странности прекратились на какое-то время. Но потом опять начало пробиваться. Он снова на дерево, с пацанами какую-то тарзанку соорудили, новый выброс адреналина. Еще одна травма. Месяц тишины. Так это в привычку у него и вошло. Я подрос, насмотрелся на его подвиги и тоже увлекся. В то время только-только боксом начал заниматься. Как хвост за ним по каким-то базам спортивным мотался, слетам, постоянная движуха. Мать и отец в ужасе, типа Эрик подает младшему брату плохой пример – столько возни и шума было. И как вишенка на торте: Эрика со странностями отпустило, но они у меня начали проявляться. До такой степени, как ему, они не мешали. Даже наоборот, нравилось, пока недавно сам сильно не стрессанул. Теперь, кажется, у обоих все прекратилось.
Я смотрю на Яниса не моргая, пытаюсь уложить услышанное в голове.
– Это больше к вам не вернется?
– Откуда я знаю? Разговор же не об этом. А о тебе. Договорились, Регина? Никаких глупостей, да? Ты же не такая эгоистка, как мы?
– Ты глупо израсходовал свою просьбу за помощь с Герасимовым.
Ян непонимающе хмурится и кивает, тем самым прося пояснить.
– Я не сломалась и не сломаюсь. И до глупостей дело не дойдет. Эрик бы мне этого не простил. За слова и поддержку, за то, что приехал и поговорил, спасибо тебе. У меня ведь, кроме него, никого больше нет. Он теперь самый близкий и важный для меня человек. Думаешь, я не поняла, зачем он согласился на эту операцию? Ради общего будущего.
– Когда ты вчера исчезла с радаров, я хотел тебя придушить, – признается Янис. – Приехал к тебе домой, а здесь тишина. Подруга молчит и разводит руками. Брат тоже. Я даже Ибрагимову звонил, представляешь?
Я недоверчиво улыбаюсь.
– Смешно тебе, да? А я серьезно. Таким идиотом, наверное, выглядел в этот момент. Впервые за всю жизнь стыд ощутил. Но как представил, что Эрик очнется, а его чокнутой нет… Вот что бы я ему сказал? Извини, брат, не досмотрел. Ты засыпай обратно, потому что я жить хочу?
– Как же бездарно ты использовал свой шанс, – усмехаюсь я. – Но даю тебе еще один, так и быть. За свой косяк с исчезновением. Эрик сказал, что сына своим именем хочет назвать.
Ян морщится.
– Серьезно?
Я пожимаю плечами.
– Эрик Эрикович… – тихо повторяет он. – Какой кошмар. Но полет твоей мысли мне нравится. Янис Эрикович получше будет, да? Спасибо. По-братски.
– Боже. Вы два идиота. – Улыбка на моем лице становится шире.
– Да нет, ты нам, похоже, фору дашь по придурковатости. О косяке с исчезновением, так уж и быть, Эрику не расскажу, но и ты обещай, что не сдашь, откуда узнала о причинах его тяги к острым ощущениям. Иначе он меня точно расчленит, а я жить хочу.
– С ним правда все будет хорошо? – с надеждой в голосе спрашиваю я.
– Ну… учитывая, что он тебя выбрал, не могу давать таких гарантий.
Я опять улыбаюсь, но на душе все равно не становится легче.
– Как родители?
– Тоже переживают. Мать места себе не находит. Отец вида не подает, что стрессует, но всю ночь виски глушил в кабинете. А я в это время грушу в спортзале хлестал, представляя тебя. Если бы и сегодня не появилась, то завтра отправился бы в стоматологию вставлять зубы, а после – новую грушу покупать и тебе памятник заказывать.
– Извини. Но на будущее: я не до такой степени чокнутая, чтобы себе вредить.
– Это обнадеживает. – Янис вымученно улыбается. – Как же трещит голова. Кофе есть?
– Да. Иди на кухню. Сейчас переоденусь и сварю. Может, завтрак?
– Не откажусь.
Я быстро переодеваюсь и иду к плите. Пока Ян смотрит телевизор, поджариваю яйца с беконом, варю кофе в турке, а потом наблюдаю, как брат везунчика завтракает у меня на кухне.
– Почему он, Рин? – вдруг спрашивает Ян и вводит меня в замешательство своим вопросом.
– С какой целью интересуешься?
– Просто любопытно. Так сказать, для общего развития.
– У меня нет ответа на этот вопрос, – пожимаю плечом. – Но таких, как твой брат, я еще не встречала. Чувства к Эрику с каждым днем становятся только глубже и сильнее. Мне безумно к нему хочется…
– Нельзя. Я тоже пытался, но врач сказал ждать.
И это самое ужасное. Везунчик спит, у него иначе время идет, а мы с ума сходим от волнения.
– Какие планы на день?
– Поеду к своим старикам в пансионат, после встречусь с подругой. А у тебя?
Ответить Ян не успевает: его телефон подает признаки жизни. Он долго смотрит на дисплей, сжав челюсти, а потом выключает звук и возвращается к разговору.
– Посплю пару часов, работой займусь. Когда буду звонить, чтобы отвечала, а не вот так делала, – кивает на сотовый. – Поняла? Пока Эрик в себя не придет, мне отчитываешься о своих перемещениях.
Почему-то грызет чувство вины. Не думала, что Ян так волновался за меня.
– Я больше не исчезну с радаров. Со мной все будет в порядке.
– Вот и умница.
Сердце колет, потому что это слово Эрика. Да и интонация голоса похожа.
Ян благодарит за завтрак и идет в прихожую. Я направляюсь следом.
– А ты все-таки упертая, чокнутая, да? – тепло улыбается он. – Эрик ведь просил не приезжать в клинику. Как знал, что операция будет с осложнениями. Но ты себе на уме, да?
– Ты сам дал адрес...
– Потому что знал, что делаю. Отец у нас строгий, но ты же со стороны… чистый ангел. Милая, искренняя. Я как в воду глядел, что твои переживания их тронут. Даже жаль, что рейс задержали и я так поздно приехал, все пропустив. Собирался по-братски для Эрика видео заснять на память. За тот косяк с падением. Чтобы его так же прошибало, как и меня.
Почему-то от этих слов становится больно и в носу начинает щипать. Вспоминаю, как услышала пояснения врача, когда он вышел из оперблока, и облокачиваюсь о стену, опять чувствуя слабость в ногах. Не хочу больше плакать. Может, хватит травить мне душу?
– Правда бы так сделал?
– Угу, – кивает Ян. – Чтобы он потом эгоиста пореже включал. А то тоже слишком себе на уме.
– Иди уже, а... – киваю на дверь, понимая, что близка к тому, чтобы расплакаться. – И так тяжело... Мне его очень не хватает...
Ян поджимает губы, глядя на мокрые дорожки на моих щеках, а потом подходит ближе и обнимает, обволакивая знакомым запахом. Почти таким же, как у везунчика. Я громко всхлипываю и утыкаюсь лицом в широкую грудь.
– Ну все, не плачь, Рин. Он очухается. Вот увидишь, – заверяет Янис, поглаживая меня по спине. – Или ты так решила отомстить за свою толстовку?
– Да, залить слезами твою. Согласись, это приятнее, чем слюни.
Чувствую, как грудь Яна подрагивает от смеха.
Когда дверь за ним закрывается, я иду на кухню за телефоном и заказываю такси. Съезжу в пансионат к своим старичкам, а потом позову Жанну в гости. Если останутся силы.
Какое-то время стою у окна и наблюдаю, как Ян отъезжает от дома. В голове проносится вспоминание о нашей первой ночи с Эриком. Везунчик тогда намекал, что Гудвин не только смелость раздает, но еще и мозги. Я бы разыскала сейчас этого волшебника и попросила отсыпать мне немного терпения, чтобы не сойти с ума от ожидания, пока Эрик находится в своей «командировке» и не торопится из нее возвращаться.