— Нет, не ответит.
Максимус сдвинул брови и отвернулся к столу.
— Я уже послал своих секундантов к Редингу. Дело решенное.
Кузина Батильда ахнула и тихонько застонала.
Геро схватила брата за руку.
— Отзови свой вызов.
Он поднял брови. В конце концов, Максимус — герцог. Никто с ним так не разговаривает. Даже она.
Но это вопрос жизни и смерти.
— Я не хочу дуэли, — сказала она, глядя прямо ему в глаза. — Я не хочу больше никакого насилия, и уж точно смерти.
— Это не твоя забота.
— Моя! И в очень большой степени! — воскликнула она. — Я виновата в том, что Мэндевилл меня ударил. Это я лишилась целомудрия и тем самым стала причиной его ярости.
Он покачал головой.
— Геро…
— Нет, послушай меня, — тихо произнесла она. — Мне стыдно за то, что я сделала, но я не собираюсь укрываться от последствий. Отзови секундантов, Максимус. Эта дуэль погубит тебя. Я не смогу жить с этим грузом.
Он с минуту молча смотрел на нее, потом подошел к двери и приоткрыл. Крейвен, видно, стоял поблизости, потому что Максимус шепотом поговорил с ним, закрыл дверь и вернулся к Геро.
— Я делаю это ради тебя, — сказал он. — Исключительно ради тебя, но я не обещаю, что не перенесу дуэль на другую дату, если пойму, что дело не улажено должным образом.
У Геро пересохло в горле. Это — огромная уступка, пусть и частичная.
— Спасибо.
— Слава богу! — Кузина Батильда шумно опустилась в кресло.
Максимус снова сел за стол.
— А теперь мы должны договориться, как скоро ты сможешь выйти за Мэндевилла. Не сомневаюсь, что слуги уже начали сплетничать по поводу утреннего происшествия.
Холод пробежал у Геро по спине.
— Максимус…
Он хмуро смотрел на документы, лежавшие на письменном столе.
— Маркиз, несомненно, расстроен твоей связью с его братом, но я уверен, что он одумается и придет в себя. Брачный контракт весьма ему выгоден, в конце концов.
— Максимус! — с отчаянием повторила она.
Брат с тем же хмурым видом посмотрел на нее.
Геро вскинула подбородок.
— Я не выйду за Мэндевилла.
— Ты хочешь, чтобы я арестовал лорда Рединга?
— Нет, — с трудом выдавила она.
Он смерил ее твердым взглядом, потом опустил лицо, снова занявшись своими документами, словно ее чувства его не трогали, и заключил:
— В таком случае ты выйдешь за маркиза Мэндевилла.
Это был окончательный приговор. Геро похолодела. Прозвучал голос герцога Уэйкфилда.
А герцог Уэйкфилд, приняв решение, не менял своих намерений.
Глава 15
В тот вечер королева призвала женихов в тронный зал, чтобы услышать их ответы.
Принц Западная Луна вышел вперед и расстелил у ее ног полотнище великолепного флага. На нем были вышиты ее королевский герб и королевский замок.
«Этот замок, — сказал он, — сердце вашего королевства, Ваше Величество».
Затем принц Северный Ветер преподнес серебряный компас, искусно инкрустированный перламутром и кораллом.
«Гавань, Ваше Величество, является сердцем вашего королевства».
Наконец принц Восточное Солнце положил перед ней сверкающий стеклянный шар с крошечным городом внутри.
«Город — это сердце вашего королевства, Ваше Величество»…
Герцог Уэйкфилд был не тем человеком, у которого легко получить аудиенцию.
Гриффин провел полдня сначала в одной гостиной Уэйкфилд-Хауса, затем в другой. Он медленно перемещался все ближе и ближе к важной персоне, но если судить по скорости его передвижения, то он не добрался бы до хозяина дома до Рождества.
Терпение у него лопнуло, и он отправился по длинному, изысканно обставленному коридору искать его светлость. Он не сомневался, что Уэйкфилд не пожелает видеть соблазнителя своей сестры — и перегонщика джина в придачу, — но его будущее и будущее Геро зависели от этой встречи.
Он миновал небольшую библиотеку, затем еще одну гостиную — сколько же гостиных нужно одному человеку? — прежде чем подошел к закрытой двери справа и, не постучав, распахнул.
Особняк Уэйкфилда был огромным, со множеством комнат, а вот кабинет совсем небольшим и, судя по всему, находился в задней части дома, что весьма необычно для хозяина. По стенам и потолку тянулись деревянные панели с замысловатой резьбой, словно в каком-то средневековом монастыре. На полу — дорогой ковер янтарной, красной и изумрудной расцветки. Занимая почти всю ширину комнаты, стоял массивный письменный стол тоже с резьбой на темном дереве. А за столом сидел герцог и грозно смотрел на него.
Гриффин поклонился:
— Ваша светлость, надеюсь, я вас не потревожил.
Он такой неприкрытой наглости и лжи герцог медленно поднял бровь.
— Что вы хотите, Рединг?
— Вашу сестру.
Глаза Уэйкфилда угрожающе сузились.
— По ее словам, вы уже ее получили.
— Да. — Нет смысла изображать свою непричастность. — И поэтому я хочу на ней жениться.
Уэйкфилд откинулся в кресле.
— Если вы думаете, что я позволю моей сестре вступить в вынужденный брак с охотником за приданым…
— Я не охотник за приданым. — Гриффин сжал кулак, который еще саднил после драки с братом. Потерять самообладание сейчас ему ни к чему. — У меня достаточно собственных денег.
Нижняя губа герцога слегка дрогнула.
— Неужели вы думаете, будто я не выяснил, что вы собой представляете и чем занимаетесь?
Гриффин напрягся.
— Вы распутник и повеса, — сказал Уэйкфилд. — Вы пользуетесь расположением многочисленных дам — в основном замужних. У вас лишь незначительное собственное состояние, однако ваш брат по непонятной причине доверяет вам управление и вашим поместьем, и поместьем Мэндевиллов. И в дополнение к этому вы занимаетесь незаконной перегонкой джина в Сент-Джайлзе. Не слишком приятная картина, не так ли?
Гриффин посмотрел прямо ему в глаза.
— Я не играю и не пью. Я увеличил то, что вы называете небольшим состоянием вчетверо с тех пор, как получил его, и намерен продолжать в том же духе. Я известен своими любовными похождениями, но я намерен сохранять верность вашей сестре, когда мы поженимся.
Уэйкфилд цинично улыбнулся:
— Мало кто из представителей нашего класса удерживается от того, чтобы не завести любовницу после свадьбы, а вы тем не менее ждете, что я поверю на слово, будто вы этого не сделаете?
— Да.
— А ваша винокурня? Вы откажетесь от нее ради моей сестры?
Гриффин подумал о Нике, забрызганном желе, угрями и собственной кровью.
— Нет, пока нет.
Герцог молча смотрел на него. Гриффину казалось, что прошла не одна минута. Он чувствовал, как по спине стекает пот. Необходимо что-то сказать, но он знал, что выложил все свои доводы, а говорить сейчас, когда на него в упор смотрят грозные глаза, лишь показать свою слабость.
Наконец Уэйкфилд заговорил:
— В любом случае это не важно. Весь этот разговор ни к чему не приведет. Я уже сообщил Геро, что в воскресенье она выходит замуж за вашего брата. А если вы к тому времени не закроете свою винокурню, то не сомневайтесь, я не замедлю прийти к вам с солдатами.
Он взял со стола бумагу, показывая, что разговор закончен.
Сегодня среда. До воскресенья остается всего четыре дня. Гриффин сделал шаг к столу и смахнул рукой перья, документы, книги, маленький мраморный бюст и позолоченную чернильницу — все полетело на пол.
Гриффин перегнулся через стол, опершись руками на пустую поверхность, и взглянул прямо в разъяренные глаза Уэйкфилда.
— Мы, кажется, не совсем друг друга поняли. Я пришел сюда не просить руки вашей сестры. Я пришел сообщить вам, что я женюсь на Геро с вашего согласия или без оного, ваша светлость. Она лежала в моей постели не один раз, и она, вполне возможно, носит моего ребенка. И если вы полагаете, что я откажусь от нее либо от нашего младенца, то вы недостаточно хорошо изучили мой характер и мой жизненный опыт.
И прежде чем Уэйкфилд смог выговорить хоть слово, он выпрямился, резко развернулся и вышел за дверь.
Был поздний вечер. Томас, привалившись к дверному косяку, стучал в дверь. На стук никто не ответил. Он отступил назад и оглядел дом. Все правильно, это тот самый дом — он не мог перепутать. А это означало, что негодница либо не хочет его впускать, либо — что намного хуже — резвится с одним из своих молодых любовников. Если так, то он…
Дверь внезапно открылась, и перед ним возникла большая фигура слуги, которого он раньше не встречал.
— Где она? — злобно спросил Томас.
Слуга хотел закрыть дверь, однако Томас просунул в проем плечо, но не удержался на ногах и упал, стукнувшись задом, — и это во второй раз за день! Глаза заволокло красной дымкой. Он маркиз Мэндевилл, черт возьми! Никто не смеет так с ним обходиться.
У двери послышался шорох, какое-то движение, и вот уже над ним склонилась Лавиния в фиолетовой накидке с распущенными по плечам ярко-рыжими волосами. В неглиже, с ненакрашенным лицом она выглядела на свой возраст и ни на год моложе. И все равно он смотрел на нее и думал, что она самая красивая женщина на свете.
— Что с тобой? — воскликнула она.
— Я люблю тебя, — глухо произнес он.
Она закатила глаза.
— Ты пьян. Хатчинсон, помоги мне отвести его в дом.
Томас хотел отмахнуться от помощи слуги, но ноги его не держали, колени подгибались. Спустя несколько минут он уже был усажен на желтую кушетку в гостиной.
— Мне всегда нравилась эта кушетка, — сказал он, похлопав по подушке. И бросил на Лавинию многозначительный взгляд. — Лучшие воспоминания связаны с этой кушеткой.
Она вздохнула. Да, не так она отвечала в прошлом на подобные взгляды.
— Томас, почему ты не у своей невесты?
— Она больше не моя невеста, — сказал он и сам услышал в своем голосе обиду и раздражение.
— Разве ты не подписал брачный контракт? — Тонкие брови Лавинии полезли на лоб.