— Как ты это делаешь? — прорычал он, отчаяние вскипало глубоко в груди.
— Что?
— Выглядишь такой невинной, хотя таковой не являешься?
Эви медленно закрыла глаза. Когда она снова их открыла, то посмотрела на него сквозь пелену слез. Он сдержал проклятие.
— Я знаю, я была не права, не сказав тебе. Я собиралась рассказать обо всем. Я уже почти решила…
— Когда? — рявкнул он. — Через десять лет? Пятьдесят? На нашу золотую свадьбу? У тебя была масса возможностей. Даже в карете по дороге сюда. Почему ты не сказала мне тогда? — Он бесконтрольно жестикулировал.
— Или наверху? В твоей спальне?
Она кивнула.
— Да, ты прав. Я могла тебе сказать. В любое время, — она покачала головой. Медовая прядь волос свесилась на ее бледную щеку. — Я так этого боялась.
Его грудь сдавило, Воздух просто застыл в легких.
— Ты знала Йена? Когда-нибудь с ним встречалась?
Она заколебалась перед ответом.
— Нет.
С проклятием он отскочил от нее.
— Я думал, что женился на Линни.
— Она умерла, Спенсер, — Эви подошла к нему и потянула за руку, чтобы развернуть к себе лицом, — пар срывался с ее губ, как клубы дыма. — Тебе нужно было думать о ком-то во время войны, но у тебя никого не было. Никого не интересовало, выжил ты или нет, — ее слова поражали цель так эффективно, как хорошо нацеленная стрела.
— Ты не понимаешь, что говоришь.
— Ты влюбился в воображаемую Линни, — обвинила она его, упрямо качая головой. — И ты будешь любить ту мечту, а не настоящую меня.
Он глубоко вздохнул, чувствуя себя так, будто с него живьем сдирали кожу, будто ее слова обнажали его, оставляя таким чувствительным, истекающим перед ней кровью, с холодным поцелуем зимы.
— Ты права, по крайней мере, в одном, — огрызнулся Спенсер. — Я тебя не люблю.
Влажность подозрительно мерцала в ее глазах, но она начала моргать, и моргала, пока не исчезли слезы.
— Только потому, что ты себе не позволяешь.
— Нет. Просто потому, что не люблю. В это так тяжело поверить? Что ты мне неприятна?
Она неистово покачала головой.
— И кто сейчас лжет?
Он глухо рассмеялся.
— Я женился на тебе, потому что думал, что ты Линни. Потому что думал, что исправляю ошибку моего кузена.
— Ты женился на ней, потому что она принадлежала Йену, — выдохнула она с яростью, — и господь помог ей, как бы жестоко это не прозвучало. Она с ним. Какая досада! А я нет… — она часто задышала, — но я могу быть твоей.
У него ушло некоторое время на то, чтобы собраться с мыслями, чтобы пробраться сквозь бурю эмоций. И он нашел одну, которая все еще причиняла острую боль. Предательство.
— Ты не… Хотя…
Она вздрогнула, освободила руку из его руки.
— Так вот в чем дело.
— Я тебя совсем не знаю.
Она кивнула.
— Почему бы тебе не рассказать, что действительно тебя во всем этом беспокоит.
Спенсер поднял голову, закусив губы.
— А может, ты расскажешь?
— Ты влюбился в Линни. Во все рассказы Йена о ней. В ее образ. Ты возвел ее на пьедестал, а сейчас ты злишься, обнаружив, что я не она. Что смерть твоего кузена не предоставила тебе после всего такую возможность.
Он схватил ее обеими руками, притянул к себе, нос к носу.
— Ты слишком далеко заходишь.
Эви вздрогнула и глубоко, судорожно вздохнула, грудь ее вздымалась, словно выталкивая из себя слова, сидевшие так глубоко.
— Ты практически сказал то же самое себе.
— Думаю, твоя ложь волнует меня очень сильно, — выдавил он. — Все, что произносят твои губы — неправда.
— Все, что я чувствую к тебе — правда. Настоящее. Что мы имеем…
— Что мы имеем… — фыркнул он, убрав от нее руки. Он провел рукой по волосам и со свистом вздохнул. Пристально взглянул на темнеющее небо сквозь нависавшие над ними ветви деревьев. Через мгновенье он посмотрел на нее, в ее синие глаза, на ее сочные губы. Желудок свело.
— Я не знал, что у нас что-то есть.
— Есть, — она облизала губы.
Спенсер взглянул на кончик языка, скользнувший по губам, почувствовав знакомое напряжение. Возможно, она все еще возбуждала его.
— Что-то у нас есть, — настойчиво сказала она. — Что-то особое. Не позволяй этому разрушить все.
— Не позволю. Ты уже сделала это, — с молчаливым проклятием он придвинулся к ней и прислонил ее спиной к дереву. — Скажи мне… с каких это пор мы стали откровенны друг с другом…
Она качнула головой, взгляд ее широких, безумных глаз изучал его лицо, порхая по нему, словно бабочка у огня.
— Та ночь в подвале, — он запнулся, и стиснул зубы так сильно, что это доставило боль. Навязчивая мысль вертелась в его голове с тех пор, как он подслушал ее мачеху в гостиной. Одна из многих мыслей витающих в его голове.
— Ты была девственницей?
Ее губки приоткрылись, когда она попыталась вздохнуть. Эви опустила свой взгляд, и он понял. Ей даже не нужно было что-либо говорить.
— Да, — ответила она.
Это привело его в восхищение, возбудило осознанием того, что он был первым. И вряд ли она лгала, ложное чувство позволило ему использовать Эви как более опытную женщину, привыкшую к вторжению мужчин.
— И это была одна причина, по которой меня заперли в подвале — тактический ход. И темнота была способом отвлечь меня, чтобы я не понял, что ты девственница.
Она втянула воздух.
— Ты знаешь, я не хотела принимать в этом участия. Я сама ни за что бы не захотела оказаться там. Я целый день провела там, это ужасно.
— Да. Подходящий страх.
Боль отразилась на ее лице.
— Ты не веришь ничему, что я говорю, — неприкрытая обида промелькнула в ее голосе. — Ты не позволишь мне сделать все правильно, да?
— Сделать правильно? — он усмехнулся, ненавидя ужасное чувство, разрастающееся в нем и невозможность его подавить. — Ты хочешь сделать это правильно?
Она медленно кивнула. В ее глазах светилась неуверенность и страх. Так и должно было быть.
Его взгляд опустился, оценивая ее стройную фигуру, дрожащую, облокотившуюся на дерево.
— И что ты сделаешь, чтобы все было правильно? Ты уже показала, насколько далеко ты можешь зайти, чтобы скрыть свою ложь, — его кровь забурлила, пока он вспоминал то время, проведенное в подвале. Спенсер провел своим пальцем по ее верхней губе и ощутил прилив удовлетворения, когда тело затрепетало от его прикосновения.
— Ты удерживала меня этими прелестными губками для того, чтобы отвлечь, не так ли? Свести меня с ума, чтобы я даже не заметил, что лишил тебя невинности. Было больно?
Румянец окрасил ее бледные щеки.
— Ммм. Думаю, было, — он скользнул пальцем ей в рот и дотронулся кончика языка. — Да, и правда. Ты далеко зашла, — прошептал он. — И что ты будешь делать для возмещения ущерба?
Она ничего не ответила, только смотрела на него широко раскрытыми, с оскорбленным выражением глазами. Он обнаружил, что просто ненавидит это выражение ее глаз. Он предпочитал видеть ее безрассудной и испуганной.
Ее язык начал двигаться вокруг его пальца, ее влажные губы тянули и посасывали.
— Ты будешь умолять? — спросил он охрипшим голосом.
Она отпустила его палец. Ее голубые глаза сверкали, и зубы сжались, превращая ее в гордую, упрямую девушку, в которой он отчетливо видел Эви.
— Это то, что я должна делать?
Он наклонил голову, все еще оценивая ее. Спенсер приник к ее телу, наслаждаясь каждой его линией и изгибом, о котором он мечтал последние несколько дней. Это было выше его сил.
— Умолять необязательно. Я предпочитаю действия словам.
Она изогнула бровь.
Отступив от нее, он скрестил руки и скомандовал равнодушным голосом.
— Сними одежду.
Глава 26
Она побледнела в тени деревьев. Дико озираясь, посмотрела вокруг.
— Здесь? Сейчас холодно. Сюда могут придти…
— Я полагал, ты хочешь все исправить, — в его голосе прозвучал вызов. Его совесть зашевелилась, это слишком жестко, даже жестоко. Но он не мог остановиться. Он был предан. А надеялся, что уж Эви заслуживает доверия. Такая любимая. Такая честная.
Он до боли в зубах сжал челюсти. Возможно, понятие чести вообще не присуще женщинам. Господь знает, как мало он видел доказательств обратного среди представительниц прекрасного пола.
— Так докажи.
Одно бесконечное мгновение она не двигалась. Холодный ветер, качающий ветки деревьев, трепал выбившуюся прядь на ее щеке. В полумраке прядь казалась почти черной на бледной коже.
А потом она потянулась к груди. Распустила завязки плаща. В тишине он упал на замерзшую землю. Тяжело дыша, он смотрел, как она скользит пальцами по каждой из маленьких пуговиц. И вот она повела плечами, и платье, освободившись, упало на выдохе к ее ногам. В сумерках ее плечи казались вылитыми из мрамора, и он сглотнул.
Она распускала шнурок нижней юбки, пока и та не упала, освобожденная. За ней последовала остальная одежда: корсет, панталоны, подвязки, чулки. И вот она стоит, обнаженная, перед ним. Ее дерзкий и гордый взгляд встретился с его.
— Я надеюсь, ты меня согреешь? — и с вызовом приподняла бровь.
В сгущающихся сумерках он заметил, как она покраснела. Руки, прижатые к бокам, дрожали, и саму ее трясло от холода.
Проклиная все, он шагнул вперед. Даже в полном бешенстве он не хотел, чтобы она дрожала от холода. Он прекратит ее страдания, если сможет. Его гнев повернулся против него самого.
Он подтолкнул ее. Сняв жакет, завернул ее в него. А потом защитил от порывов ветра собственным телом, снова прижав к дереву.
Эви промолчала, не сопротивляясь, когда он сжал ее плечи и посмотрел на нее.
Она не отрываясь смотрела ему прямо в лицо, когда Спенсер опустил руки, скользнул под жакет и сжал ее талию. Провел ладонями по ребрам и охватил грудь.
Девушка резко выдохнула. Он с силой сжал холмики, лаская большими пальцами напряженные соски. Холод ушел, по телу разлился чистый огонь.
Ее дыхание участилось, и движения его ускорились, пока он не потянул резко за набухшие вершинки. Мужчина удовлетворенно зарычал, наблюдая за изменением выражения ее лица. Веки полуопущены. И она смотрела на него сквозь эти полузакрытые глаза, очевидно и великолепно возбужденная.