уходи.
В этот момент любая здравомыслящая девушка бежала бы сломя голову. Послушалась бы его совета, развернулась и помчалась прочь. Но я смирилась с тем, что, по всей вероятности, была не вполне в здравом уме и явно не была умной девчонкой, когда дело касалось Трента Рексрота. Опустив взгляд, я рассмотрела женщину. Судя по широко распахнутым глазам, попадаться за этим делом – не ее фетиш, но она все равно продолжала тереться об него. Выражение ее лица источало ужас и смущение. Она смотрела на меня, будто знала, кто я. Будто узнавала меня. Но это невозможно. Рыжеволосая выглядела старше Трента, отчего внутри все болезненно свело, как от впившейся занозы. Если он предпочитал опытных, то во мне ему искать было нечего.
Хотя я все равно его не хочу.
Мой взгляд вновь метнулся к Тренту. Его глаза внушали ложь, в которую мне хотелось верить, пусть даже она исходила от него. Они говорили мне, будто я была зерном, из которого произрастало все, что есть прекрасного в этом мире. Что я была воздухом, водой и искусством. Женщиной, с которой он хотел спать. Они были лишены всего, чем его запятнала жизнь, и посылали волну мурашек по моей коже.
Ревность. Невыносимый зеленый монстр будто высасывал из меня всю логику. Нужно было действовать, даже если я не могла объяснить, что вообще здесь забыла.
– Ты хотел, чтобы я вас застала, – тихо сказала я чуть дрожащим голосом.
А он не останавливался и, впившись пальцами в ее талию, так сильно ворвался в женщину, что тяжелый дубовый стол со скрипом сдвинулся по гранитному полу. Она закрыла глаза и застонала. Трент не удостоил меня ответом.
– Ты извращаешь нашу игру, – добавила я и расслабила руку, которой сжимала дверь.
Я все еще была начеку, но вновь проснувшееся напускное равнодушие придало мне храбрости.
– Я делаю ее интересной.
– Ты обманываешь, – заявила я.
Сама не знала почему. Возможно, потому что по глупости так и чувствовала. Словно он, так или иначе, был моим, хотя у меня не было причин так считать.
– Ты первая обманула.
– Как же?
– С Блондином.
– Мы с Блондином просто друзья.
– Ага, ну а мы с Соней просто трахаемся.
Я тяжело сглотнула и бросила взгляд на женщину на столе. Похоже, она настолько обезумела от страсти, что больше не обращала внимания на нашу перепалку, и я мельком задумалась, не это ли означало быть «нормальным» взрослым. Отец был равнодушным. Как и его друзья. И все сотрудники на этом этаже. А моя мать – единственная, кому было дело до любви, сошла от нее с ума.
Грудь любовницы Трента была на виду, верх ее строгого синего платья был расстегнут, а сама она громко стонала, закатывая глаза и не оставляя никаких сомнений в том, что их отношение друг к другу как к вещи было взаимным.
– Ненавижу тебя, – проговорила я одними губами, чувствуя, как взмокшая ладошка соскользнула с дверной ручки.
Я обращалась к ним обоим. И не рассчитывала, что Трент меня услышит. Мои слова служили скорее личным признанием. Но я вновь забыла о том, что Трент жил с девочкой, которая вынуждала его по крупицам собирать слова и вымаливать звуки.
– И хорошо, – усмехнулся он, дернув подбородком, – потому что чувство взаимно. Ты будешь стоять на коленях, милая. Буквально и фигурально.
– Нельзя так говорить с ребенком, Рексрот, – уязвила я и расплылась в улыбке под стать ему.
А затем развернулась и вышла из кабинета, не утруждаясь даже закрыть дверь. Я поверила, когда он сказал, что знает, зачем я пришла. А еще знала, что Соня – его ответ на мои слова о том, что я спала с Бэйном. Она не была частью нашего уравнения. Но он думал, что равняет счет.
Я вышла к машине на парковку, ожидая, что он пойдет за мной, остановит, развернет кругом. Такими действиями славился единственный постоянно присутствующий в моей жизни мужчина. Хватал меня за руки, чтобы убедиться: я слушаю, повинуюсь и подчиняюсь. Но Трент был противоположностью Джордана. Ему нравилось наседать на меня, но он никогда не давал мне упасть. Я завела двигатель в своей кряхтящей куче железа и оглядела темную парковку, сглотнув, чтобы подавить зашкаливающий пульс, запах бензина и паленой резины. Ничего не произошло. Я была одна.
По пути домой мои мысли были не о дороге. Кое-как мне удалось добраться в целости и сохранности и приготовить маме ужин. Она всегда следила за весом, и я остановила выбор на бургере с киноа, тофу и овощами, который достала из упаковки и бросила в духовку. Я принесла ужин ей в постель на подносе и, сев на край кровати, выдавила улыбку, на какую оказалась способна после такого сумасшедшего вечера. У нее впали глаза и щеки. Когда-то мама состязалась за титул Мисс Америки. Она до сих пор была красива, но красота ее была печальной и увядающей. Как у цветка, растущего в песке без воды, воздуха и корней. Она не просила у Джордана ничего, кроме любви.
Но он даже на это оказался не способен.
– Ты уже поужинала, милая? – Мама нюхала еду, будто я могла ее отравить.
– Да, – солгала я.
А может, это была и не ложь вовсе. Я только что проглотила порцию унижения, поданную мне моим темным рыцарем. Он показал мне, что был способен вытворять с женским телом, и мне хотелось смотреть вопреки отвращению. От воспоминания о том, как Трент занимался сексом с другой женщиной, в горле встал ком. И мне было не только дурно, но и до неловкости приятно.
Все, что сводит с ума, не может быть всецело плохим, правда?
Даже ревность. Даже ненависть. Даже Трент Рексрот.
– Хорошо. От папочки есть вести? – Усталая улыбка не смогла озарить ее лицо.
Отец спрашивал меня о Рексроте, мама спрашивала об отце, и никто не спрашивал меня обо мне. Или о Тео. Или о серфинге. Я прикусила губу, ладонью разглаживая простыню.
– Ты же знаешь, как на нем сказывается разница во времени и все остальное.
Я понятия не имела, где сейчас был мой отец, но не защищала его. Я защищала маму. Хотя на самом деле мне хотелось, чтобы она развелась с ним и избавила меня от необходимости принимать участие в этом спектакле. В соответствии с законами Калифорнии ей полагалась половина его состояния. Но ей бы и пяти процентов хватило, чтобы и впредь вести роскошный образ жизни. Однажды я уговорю ее сделать это, просто чтобы избавиться от него. Но сначала ей нужно выздороветь, а я сомневалась, что она сама этого хотела.
Отчасти я подозревала, что ее беспомощное состояние было ловушкой. Отец не мог избавиться от моей матери, как от одной из своих любовниц, когда она была в таком шатком состоянии. Такой шаг нанес бы его карьере смертельный удар по двум причинам: он бы выставил себя крайне ненадежным человеком, каким и был, а мама тогда стала бы для него бомбой замедленного действия, которая могла выдать все его грязные тайны.
Мама растянулась на кровати и уставилась в экран плазменного телевизора. Она смотрела мелодраму, но не вникала. Звук был выключен, и меня снова атаковали мысли о Рексротах.
– Думаю, нам всем надо отправиться в отпуск, когда он вернется, – заявила она, дергая себя за белокурые пряди, будто хотела от них избавиться. Я потянулась и остановила ее, боясь, что она вырвет волосы.
– Конечно, мам. Конечно.
В последний раз мы вместе летали в отпуск восемь лет назад. Как-то ночью Джордан улизнул, чтобы переспать с одной из гавайских танцовщиц. У мамы случился приступ клаустрофобии в сауне (вероятно, из-за того, что он пропал), и ее увезли в больницу. Стоит ли говорить, что теперь я не горела желанием проводить время с семьей.
– Ты о чем-то задумалась, Эди? Кажешься притихшей, – мама поставила сериал на паузу и, нахмурившись, прижала ладонь к моей щеке.
Ее комната была огромной и белоснежной. А я задыхалась от спертого воздуха, в котором она провела весь день, и застоявшегося аромата духов Chanel. Как жаль, что я не могла ей рассказать. О Тренте. О Тео. О Бэйне. О Соне. Мне хотелось рассказать, к чему меня шантажом принуждал Джордан. Мне хотелось хотя бы раз побыть дочерью в наших отношениях и дать волю эмоциям. Но вместо этого я закатила глаза и похлопала ее по коленке через одеяло.
– Все хорошо. В полном порядке. Ой, и завтра нужно отвезти тебя к врачу в девять тридцать. Соберешься сама или нужно тебя разбудить? Я подумывала немного покататься перед этим.
– Непременно. Буду готова. К доктору Фоксу, да?
– Нет, – я наморщила нос, подозрительно на нее поглядывая. Доктор Фокс – пластический хирург. – К доктору Кнаусу.
Она думала, что завтра у нее инъекции ботокса? И что я возьму выходной, дабы ее туда отвезти?
– А, к нему, – она поджала губы и посмотрела в потолок. – Честно говоря, я думаю, мне пора завязывать с таблетками. Я прочла статью, Эди. Пишут, что от них случается непорядок с головой. Все эти психиатрические таблетки вызывают чувство, будто гора с плеч упала, ты впадаешь в зависимость от них и этого состояния, а потом этому нет ни конца, ни края. Замкнутый круг. Они мне не нужны.
Нужны, несомненно.
– Послушай, мам…
– Да – мам. Я твоя мать, – напомнила она мне и снова принялась дергать пряди волос, как в приступе нервного тика. – В этой ситуации я ответственный взрослый человек. И я больше не хочу принимать таблетки.
– Но…
– Никаких «но».
– Они нужны тебе, мам. Не навсегда, но тебе нужно обследоваться и разобраться с этой… кхм… ситуацией. Прошу, давай съездим к доктору Кнаусу. Он уже много лет решает подобные проблемы. Он знает, что делать.
– И поэтому назначил мне не те лекарства?
– В таком вопросе работает метод проб и ошибок. Сложно сразу отыскать верный баланс, но как только он…
– Эди Ван Дер Зи, – на миг в ее голосе послышались стальные ноты, словно кнутом хлестнувшие меня по коже. Я опустила плечи. Недостижима. Она всегда жила за ширмой, и я не знала, как ее убрать. – Хватит. Я понимаю, что тебе отчаянно хочется заняться серфингом, а мой прием у врача – прекрасный повод прогулять несколько рабочих часов, но ты должна уважать мое решение. Это мое тело. У меня есть п