И свалил оттуда на хрен, а уже ставя машину на подземной парковке, осознал, что даже не мог вспомнить, во что она была одета и какого цвета у нее волосы.
Странное ощущение тревожного нетерпения ухватило меня за яйца, пока я поднимался в лифте. Внезапно мысль о том, что я ушел, оставив своего ребенка в руках едва знакомого человека, показалась мне совершенно неразумной. Все, что я знал об Эди Ван Дер Зи, это то, что она была обманщицей, воровкой и девчонкой, попавшей в беду. Почему я оставил ее без присмотра, наедине с моим ребенком, было загадкой. Я не успел даже вставить ключ в замочную скважину, а уже был на взводе. Когда открыл дверь и увидел, что там происходило, пришел в бешенство.
На кухонном столе стояла коробка из-под пиццы, отчего вся гостиная и кухня пропахли жирной булкой и чертовыми грибами. На стойке остались две банки колы, которые она даже не потрудилась выбросить в помойку. А потом я зашел в гостиную и застал Эди спящей на диване перед моим ноутбуком. Шпионила за мной, конечно, и плевала на то, чтобы это скрыть.
Я подошел к ней и, сунув руки в карманы, стал наблюдать. Смотрел, как поднимается и опускается ее грудная клетка. На светлые волоски ее бровей. На полные, розовые губы и золотистые волосы. На полоски от загара на плечах. На ее веснушки.
– Просыпайся, – велел я, окатив ее ледяным тоном.
Она захлопала ресницами, сперва неторопливо, и села в кресле, лишь когда я подошел ближе и коленом подтолкнул ее руку.
– Привет, – хрипло проговорила она. – Как прошло?
– Ты заказала пиццу, – я проигнорировал ее вопрос. – Моя дочь не ест чертову пиццу.
Но дело было не в пицце. А в ноутбуке. Конечно, на нем ничего не было, потому что всю важную информацию я хранил на флешке, но я сходил с ума оттого, что доверил ей свою дочь, а она в это время пыталась меня нагнуть. Снова. Она оставила Луну без внимания, пока строила из себя хакера?
Происходящая между нами хренотень давно вышла за пределы просторов неадекватности и погрязла в стране конченого психоза.
– Я за нее заплатила, и Луна съела всего один кусочек. Еще я заставила ее съесть болгарский перец и грибы, если это что-то меняет.
Эди зевнула и, потерев глаза ладонями, встала с дивана. Потянулась, демонстрируя длинные конечности. Она была босиком в розовой майке и коротких джинсовых шортах.
– И кола? Серьезно? Опять? – прорычал я ей прямо в лицо.
Я был зол. Чертовски зол. На Мэл и Кэти, на Эди и Луну, на Вал и, черт возьми, на всех женщин, которые были сложными существами. Я изо всех сил старался держаться от них подальше, но казалось, что они были повсюду.
– Господи, Трент, я почистила ей зубы. Это исключительный случай, и я подумала, что мы можем побаловаться. По-настоящему побаловаться. Какого ж черта!
Она бросилась в другую часть комнаты и, сев на пол, принялась обувать ботинки. Я хотел, чтобы она убралась отсюда. Во всяком случае, мне так казалось.
– И наконец, что не менее важно – мой компьютер? Ты серьезно, что ли? Это вообще какое-то дно.
– Мы смотрели видео на YouTube! – воскликнула она, хватая рюкзак и торопливо поднимаясь. – Боже!
– Видео на YouTube. Конечно, – я выдавил смешок, вытащил бумажник из заднего кармана и достал деньги, чтобы с ней расплатиться. – Не ты ли мне говорила, что не надо пудрить мозги?
– Я не пудрю тебе мозги!
Я сунул ей перевязанную резинкой пачку денег и прорычал ей в лицо:
– Уходи.
– Эй, погоди… – она поспешила за мной в комнату Луны.
Деньги упали на пол. Она даже не удосужилась их поднять.
– Луна говорила.
Я резко обернулся, нахмурив брови.
– Эди… – предостерег я.
Если она снова мне лжет, я это так не оставлю. Эди стояла, теребя и дергая край кофты, но глаза ее были полны отваги и решимости. Она не отвела взгляд.
– Говорила! Когда я укладывала ее в постель. Я сказала ей, что весело провела сегодня время, и она ответила «я тоже» – очень тихо, но я услышала, Трент. Я лишь хотела, чтобы Луна не чувствовала себя как робот или объект жалости. Мы ели вредную еду и смотрели телевизор, нарушив время отхода ко сну. Мы нарушили правила, и с ней ничего не случилось. Более того, я уверена, она весело провела время. Возможно, это поможет ей пережить следующую неделю, полную сеансов психотерапии и отца, который относится к ней, будто она в безвыходном положении.
Я потер лоб. Черт. Она опять это делала. Сбивала меня с толку. И что хуже всего, я ей верил. Не должен был, но я цеплялся за каждое ее слово, позволяя оседать внутри и возвращать меня к жизни. Луна говорила. Это был настоящий прорыв, но вера и надежда на большее могли сломить меня, и я не знал, могу ли доверять Эди.
Мы долго стояли и смотрели друг на друга с безопасного расстояния.
– Она говорила, – повторил я наконец.
Случившееся казалось грандиозным. Будто она проснется завтра утром и начнет болтать о погоде. Дело было не в этом, но Эди оказалась вторым человеком, с которым Луна разговаривала.
Девушка кивнула.
– У нее такой мелодичный и мягкий голос. Как прикосновение бархата к прохладной коже.
Кто так говорил, черт возьми? Эди. Эди так говорила.
– Я никогда не слышал ее голос.
– Должен услышать. Он замечательный.
Я верил ей.
Эди тяжело сглотнула.
– Разреши мне отвести ее на пляж в воскресенье. Она никогда не бывала у воды. Я хочу… многое ей показать.
Я опустил взгляд, желая ответить отказом. Я боялся за Луну. Я не доверял Эди настолько, чтобы оставить с ней дочь за пределами квартиры. А еще я не мог провести время вместе с ними, потому что это было недопустимо и укрепило бы мою одержимость этой девушкой.
– Знаешь, в чем твоя проблема, Трент?
Она тяжело дышала, источая пламя, а я был слишком эгоистичен, чтобы ее остудить. Мне нравилось, когда она была пылкой. Нравилось, когда была в раздрае. Потому что именно так я чувствовал себя рядом с ней. Будто был чего-то лишен. В этом крылась какая-то поэтическая справедливость.
– Нет, но уверен, ты мне расскажешь.
– Ты борешься с волной. Машешь руками, брыкаешься, пытаешь уйти от нее, одолеть. Но секрет в том, чтобы плыть по течению. Оседлать волну. Не бойся намокнуть.
Я и так намок. Вымок насквозь. Черт, бÓльшую часть времени я чувствовал, будто тону. Может, она говорила как раз об этом. Эди была разной, но точно не глупой.
– Деньги не забудь.
Я указал на пол и, прокашлявшись, отвел взгляд. Мне было, мягко говоря, неловко, и такое случилось со мной впервые. Девушка подняла деньги, бегло пролистала пачку и вытащила четыре верхних банкноты по пятьдесят долларов.
– Держи, – она протянула мне все остальное. – Кажется, я просидела часа четыре.
– Они твои, – я помотал головой и согнул ее пальцы вокруг пачки денег. – Все.
– Что? – моргнула она, пересчитывая их пальцем. Бенджамины[21] сменяли друг друга, как в кино. – Это большие деньги.
– Двенадцать тысяч долларов.
– Что?!
Я пожал плечами и уставился на лежащую на столе коробку из-под пиццы, чтобы не сделать какую-нибудь глупость.
– Ты сказала, что тебе нужны эти деньги. Я не стану спрашивать зачем. Но поведу себя как ответственный взрослый человек и настоятельно посоветую тебе поскорее разобраться с этой ситуацией, потому что такую сумму собирать каждый месяц непросто.
– Я признательна за совет и за деньги, но я не могу их взять.
Она прижала пачку к моей груди.
– Можешь и возьмешь, черт побери.
– Нет.
Она отступила назад, и деньги снова упали на пол. Мы оба были слишком напряжены, чтобы обращать на них внимание. Смысл был вовсе не в этом.
– Назови хотя бы одну причину, почему ты не можешь их взять.
Эди приготовилась загибать пальцы.
– Во-первых, это очень большая сумма, которую я не заработала. Во-вторых, взяв их, я буду чувствовать себя в долгу перед тобой, и, в‑третьих, мы с тобой не друзья. Мы враги.
Я повторил ее жест, загибая пальцы.
– Во-первых, может, сумма и большая, но не для меня. Во-вторых, я ни хрена от тебя не жду. И, в‑третьих, очень мило, что ты считаешь нас врагами. Но ты мне неровня.
Ее пристальный взгляд подсказывал мне, что ее не задело это унижение. И неспроста. Девчонка сумела добиться своего и несколько раз меня обокрасть. Может, она и была терпилой, но, несомненно, умела дать сдачи.
Я ожидал, что она начнет спорить, как спорила по любому вопросу, но она удивила меня, убрав деньги в сумку. Затем громко сглотнула (по всей видимости, проглатывая свою гордость), закинула рюкзак на плечо и молча направилась к двери. Глядя ей вслед, я почувствовал себя дерьмом, и потому в очередной раз отвел взгляд.
– Спасибо, Трент.
– Не за что.
– Нет, я серьезно.
Я тоже. Я не знал, что за хрень приключилась у нее или с ней, но знал: от мысли о том, что она попала в серьезные неприятности, мне становилось дурно.
Я облокотился на кухонную стойку и краем глаза увидел, как дверь начала закрываться, но не смог подавить желание показать Эди: мало того что я намок, но мы оба можем вымокнуть насквозь, если не будем осторожны.
– Ты еще здесь? – окликнул я.
Она не ответила, но я не услышал щелчок автоматического замка.
– Свидание. Полный отстой.
Я услышал улыбку в ее голосе, когда она произнесла в ответ:
– Я не спала с Бэйном с тех пор, как ты застал меня у водохранилища.
Щелк.
Я не пошел за ней. Но все равно был в полной жопе, потому что знал: в следующий раз пойду.
Глава 14Эди
Любовь безжалостна.
Любовь жестока.
Любовь – не чувство, а оружие.
Любовь уничтожает.
Любовь уничтожает.
Любовь уничтожает.
Возвращаясь от Тео, я не могла оторваться от этой строчки. Машина сломалась два дня назад и теперь была в мастерской. Я не могла позволить себе заказать такси или Uber, поэтому в обе стороны мне пришлось добираться на двух автобусах с пересадкой. Так у меня появилось время прочесть старую книгу в мягкой обложке, которую я нашла в нашей библиотеке. Это была автобиография французского поэта, который покончил жизнь самоубийством, когда невеста сбежала от него к мужчине, за которым ухаживала, будучи медсестрой в армии. Мужчина был героем, а потому неразделенная любовь французского поэта оказалась вмиг забыта.