Успокойся, черт возьми. С Луной все хорошо.
Мне нужно было отвлечься. Я взял ноутбук и приступил к работе, то и дело поглядывая на берег и пытаясь угадать, какие из точек были дорогими мне девчонками. И Эди. Полчаса спустя мой телефон завибрировал, и я тотчас схватил его. Мама звонила по видеосвязи. Я провел пальцем по экрану, и она появилась на дисплее. Изображение было расплывчатым, но мама выглядела счастливой, улыбаясь в камеру и маша рукой.
– Привет!
– Мам, – мне не удалось сдержать улыбку.
Пускай я мог наговорить много дерьма о том, каково расти в бедности, я бы не стал меняться местами ни с кем из моих друзей. У меня были офигенные родители, и никто в моей компании не мог сказать о себе то же самое.
– Эта девушка, – мама повернулась к океану, а потом со смехом вновь посмотрела в камеру. – Она потрясающая! Ты даже не представляешь, как они с Луной веселятся. Она учит ее серфингу. – Видимо, мои глаза едва не вылезли из чертовых орбит, потому что она поспешила добавить: – На песке. Она положила Луну животом на доску и показала ей, что делать. Теперь они собирают ракушки. Эди сказала, что заплывет на доске на глубину и найдет для нее особенные экземпляры. Луна… она никогда не выглядела такой счастливой, Трент.
Я сглотнул ком в горле и встал с телефоном в руке, затем открыл дверь-ширму и вышел в гостиную, потирая лицо ладонью.
– Покажи мне, – я едва не задохнулся, озвучивая просьбу. – Покажи мне их.
Телефон затрясся у мамы в руке, пока она пыталась приблизить камеру к сидящим у океана девчонкам и увеличить изображение. Я увидел, как Луна стояла на коленках в своем маленьком черном купальнике (никакого розового цвета для этой девочки) и внимательно наблюдала, как Эди пересчитывала или рассматривала гору ракушек. Обе склонили головы и высунули языки, будто были крайне сосредоточенны. На Эди был красный низ от бикини и эластичный серферский топ с рукавами тоже красного цвета. Несколько верхних прядей ее длинных, волнистых волос были собраны в пучок, а остальная часть каскадом спадала на плечи.
– Ближе, – я судорожно сглотнул.
Камера задрожала, когда мама встала и пошла к ним. Чем больше я видел, тем сильнее сомневался, что держу ситуацию с Ван Дер Зи под контролем. Луна, черт возьми, сияла от радости. Это было очевидно по застывшей на ее лице улыбке.
– А что думаешь насчет этой, Микроб?
Эди взяла ракушку из кучи и наморщила нос. Луна закатила глаза и помотала головой.
– Ага, так себе, правда? Я тоже так подумала, – ответила Эди.
Она приготовилась выбросить ее в океан, а как я заметил, пронаблюдав за ними пару минут, забракованные ракушки возвращались обратно в воду.
В последний момент Луна вскочила на ноги и остановила Эди, перехватив ее кулак и мотая головой. Девушка разжала ладонь и дала Луне забрать ракушку из ее руки.
– Что такое? – спросила она.
Они были так увлечены, копошась в ракушках, что даже не заметили, как мама снимала их на камеру. Луна указала на раковину и вскинула бровь.
– Она разбита, – сказала Эди.
Луна вновь закивала. Я ничего не понимал.
– Ты хочешь сохранить ее, потому что она разбита.
На губах юной блондинки расцвела улыбка. Луна пожала плечами.
– Очень красивый поступок, Микроб.
Эди погладила Луну по руке, но внезапно осознала, что сделала. Она поспешно убрала руку. Сам не знал зачем, но мысленно взял на заметку, что нужно сказать Эди: она всегда может прикасаться к Луне. Если я в чем и был хорош, так это в умении обнимать дочь до потери пульса. Девочка не боялась ласки, если она исходила от правильного человека.
– Слушай, у меня есть идея. Можешь отдать ракушку мне? Обещаю, что сохраню ее и верну обратно, – попросила Эди.
Луна засомневалась, но бросила ракушку ей в ладонь.
Они улыбнулись друг другу. Я рухнул на диван, глядя, как развиваются события. Камера развернулась кругом, и на экране снова появилось мамино лицо, на сей раз с широчайшей улыбкой.
– Эди – лучшее, что случалось с этой семьей, Трент.
Мама ошибалась, но мне не хватило духу сказать ей, кем на самом деле была Эди.
Гибелью ее сына.
Когда Луна вернулась домой, ее распирало от историй, которые она не могла рассказать. Мама предложила набрать ей ванну и приготовить ужин, и я ухватился за возможность выйти из дома и разобраться с путаным ворохом мыслей.
– Эди, благослови ее господь, еще там, занимается серфингом. – Триш нахмурилась, крутя на запястье часы David Yurman. Знала бы она, что эта самая девушка несколько недель назад стащила ее сумку. – А вообще, я думаю, она уже уходит. Солнце начинает садиться.
Не задумываясь о том, что делаю, я обул спортивные кроссовки и спустился вниз. Я убеждал себя, что снова иду пробежаться вдоль пляжа, но это была чушь собачья. Я шел туда с целью найти ее.
Я шел туда, чтобы застать ее.
А когда застану… что я, черт возьми, буду с ней делать?
Заметить ее было легко. Она единственная осталась на пляже.
Пестря, словно ярмарка, набережная все еще была полна богачей, но серферы и загорающие дамочки уже давно ушли. Эди лежала в одном купальнике лицом к заходящему солнцу, подложив под голову черный рюкзак. Она сняла солнцезащитные очки и топ для серфинга, и прижалась кожей к прохладному песку. Ее глаза были закрыты, а губы шевелились в такт словам песни, которую она слушала по беспроводным наушникам.
Желтая доска для серфинга лежала рядом, как верный товарищ. Живое существо. Как питомец.
Я сократил разделявшее нас расстояние, просто за ней наблюдая. Встал над ней. Черт, я был в одном шаге от судебного запрета на приближение, но было сложно отвести взгляд. Она что-то пробуждала во мне, как пробудила и в Луне. Я не знал, что именно, но ощутил тепло, сопровождавшее это чувство. Но самое поганое в этой ситуации, что мы с Луной оба оказались в заднице, так как эта девчонка отдала свое сердце кому-то другому.
А потому мы с дочерью могли попасть под удар.
– Твою ж мать! – взвизгнула Эди и тут же вскочила на ноги, вытащив наушники из ушей и бросив их на рюкзак. – Чувак, прекращай подкрадываться ко мне, как мерзкий извращенец. Что ты здесь делаешь?
Понятия не имею, черт возьми, но ты должна меня прогнать.
Все в ней источало зрелость. Она была притягательна, и не только внешне. Как старая песня, с которой связаны приятные воспоминания. Или как все, что пробуешь впервые. Первая банка пива. Первая сигарета. Первый поцелуй. Я знал, что она будет преследовать меня до самой могилы, если ничего не предприму. И сделает что похуже, если начну действовать.
Я смотрел, как вздымается и опускается ее грудь, как она судорожно вдохнула, когда я шагнул к ней с уверенностью, которую впервые за долгие годы не чувствовал в полной мере. Она медленно отступила назад. На пляже было пусто. Солнце уже село. Я загонял ее в угол и наверняка пугал до смерти, но я уже был не в себе, и меня это не волновало.
Я хотел намокнуть и, не ступая ногой в океан, дать волне накрыть меня с головой.
Я хотел запретного, неподходящего и совершенно безумного.
Я хотел дочь своего делового партнера, которая была почти вдвое младше меня.
Наше танго прекратилось, когда девушка спиной уперлась в голубую спасательную вышку. Прижалась к деревянной решетке, и ей некуда было идти. Я стоял с ней лицом к лицу и вдыхал ее запах. Запах моря, свежего пота и ее неповторимый сладкий аромат, от которого хотелось лезть на стенку. Мне хотелось уткнуться носом в ее растрепанные ветром волосы и никогда не отрываться. Хотелось поцеловать ее, что само по себе было безумием, потому что у меня никогда не возникало желания кого-то поцело-вать.
Моя алчная ладонь коснулась ее щеки, и я ощутил, какой она была холодной. Все ее тело дрожало. На мне была спортивная кофта с длинными рукавами, а Эди стояла в одном бикини. Я опустил взгляд, как самая настоящая сволочь. Ее твердые соски выступали под тканью и глядели на меня. Я неторопливо спустил ладонь с ее щеки на шею. Она не отодвинулась и не отвела взгляд. Лаская ее нежную кожу, я двинулся к ключицам, а потом провел пальцем по соску через ткань купальника. Я молча смотрел на нее, слишком разгоряченный, чтобы испытывать чувство стыда, которое сопровождает возню с подростком.
Эди подняла на меня взгляд, полный страха и страсти; ее бездонные глаза манили в них нырнуть.
– Еще раз, – выдохнула она, и я ладонью почувствовал, как ускорился ее пульс.
Я чувствовал, что ее тело движется рядом с моим, хотя мы даже не соприкасались, и, черт побери, это были дурные вести для моего члена.
Оттаивает. Она согревалась.
Не разрывая зрительный контакт, я снова провел пальцем по ее соску. Она со стоном потянулась прикоснуться ко мне. Но я отступил назад и шикнул.
– Нечестно, что ты один веселишься, – недовольно простонала она, подаваясь ко мне телом.
Я недоуменно изогнул бровь.
– Думаешь, будет весело возвращаться домой с посиневшими яйцами?
– Необязательно, чтобы они были посиневшими.
– К несчастью для меня, обязательно.
– Сам виноват.
– То, что я хочу с тобой сделать… – я замолчал, овевая горячим дыханием ее холодную кожу, – тебя погубит.
Эди закрыла глаза и замотала головой.
– Еще раз.
Я попаду за это в ад, но все равно в третий раз провел пальцем по ее соску, глядя, как ее бедра покачиваются в поисках того, чего возле них не было. Я стоял недостаточно близко, чтобы она могла тереться об меня, и вовсе не потому, что не хотел этого. Если подойду ближе, то потеряю контроль. А я не мог его потерять. И не потеряю. Ведь слишком многое было поставлено на карту.
– Еще, – простонала она.
Я сделал это снова.
– Еще… еще, еще и еще.
Я потер ее правый сосок сквозь ткань бикини, зажав его между большим и указательным пальцами. Смотрел, как она запрокинула голову и приоткрыла рот от удовольствия. Я невольно приблизился к ней на пару сантиметров. А потом еще на пару, а когда ее твердый сосок стал крайне напряженным и чувствительным, я поймал себя на том, что слегка выкручиваю его, чтобы усилить ее удовольствие. Мне чертовски сильно хотелось довести ее до оргазма, но отчего-то схватить ее в объятия и заявить на нее свои права казалось конечным шагом. Точкой невозврата.