– Один момент, Эди. Все, что мы делаем, мы заберем с собой в могилу.
– В могилу, – повторила она. – Отец лишит меня всего, что мне дорого, если узнает.
«И меня тоже», – с горечью подумал я. Разница лишь в том, что я буду бороться с этой сволочью до конца. Она не могла этого сделать. Или не стала бы. Что одно и то же.
Я развернул презерватив, чувствуя знакомое одобрительное подрагивание члена. Встал на колени между ее ног и стал ласкать ее пальцами, поглаживая и похлопывая покрытый резинкой член. Девушка застонала, наблюдая за мной.
– Мне понравилось, когда ты с силой прикусил мой сосок, – сказала она.
Я не ответил, вынимая из нее пальцы и покрывая ее киску следами ее возбуждения.
– Из-за тебя я схожу с ума от желания, – захныкала она, когда я в первый раз ударил ее по киске. Ее тело содрогнулось и замерло, и она издала громкий вскрик, который я заглушил, засунув ей в рот мокрые пальцы.
– Ш-ш-ш, – протянул я. – Ты сказала, что тебе понравилось. Покажи мне, как сильно.
Она начисто облизала мои пальцы, и, обхватив ладонью ее затылок, я притянул ее ближе, а затем без предупреждения вошел в нее. Точно такая же, как и все женщины, с которыми я спал. Точно такая же, убеждал себя я. Точно такая же, черт возьми.
Такая чертовски влажная.
Я сделал один, второй, третий толчок, даже не задумываясь и не спрашивая у нее об ощущениях, как поступал с любой другой женщиной.
Но черта с два она была похожа на любую другую женщину.
Эди двигалась подо мной, сперва медленно, но потом стала нагонять мой темп. Она издавала стон каждый раз, когда я входил в нее, царапала мне спину, когда я закинул ее ногу себе на плечо и вошел глубже. Она была маленькой и узкой, но улыбка на ее лице подсказывала, что она наслаждалась этой пыткой не меньше меня.
Каждый раз, когда я ощущал этот импульс в груди, я двигался сильнее, быстрее, яростнее, пытаясь прогнать чувство, которое сопровождало покалывание в яйцах и напряжение в мышцах. Она в ответ царапала меня сильнее, до крови, и кричала мое имя в подушку, которую прижимала к лицу.
Я трахал ее.
Но она тоже меня трахала.
– Я близко, я близко, я близко, – повторяла она, и это стало для меня сигналом к тому, чтобы перевернуть ее, войти в нее сзади и прижать головой к подушке.
– Я хочу сделать тебе больно, – сказал я, потому что всегда так говорил и всегда испытывал такое желание.
Но сейчас я его не испытывал. Я действовал на автопилоте. Как люди, которые порой утверждают, что голодны ровно в полдень, лишь бы свалить из офиса на обеденный перерыв.
– Так сделай, – простонала она в подушку, полностью мне поддавшись, и, черт возьми, кончила, сжимая мой член и сотрясаясь, словно в припадке. – Сделай мне больно, Трент. Мне нравится чувствовать твой гнев на коже.
Я сжал ее длинные волосы в кулак и с силой потянул, вынуждая встать на четвереньки и прогнуть спину. На ее белой округлой заднице были отчетливо видны полоски от загара. Я отвесил шлепок. Сперва осторожно, чтобы прочувствовать, но когда она застонала и крепко сжала мышцы, отчего стало почти невозможно двигаться в ней, я ударил сильнее.
Но я не испытывал этого чувства. Потребности причинить ей боль.
– Сильнее, – простонала она.
Я ударил сильнее, и в воздухе раздался громкий шлепок. На ее правой ягодице проступила красная отметина. Мне это нравилось. И мне претило, что нравилось. Что со мной не так, черт возьми?
– Сильнее, – взвизгнула она.
Я подчинился, испытывая отвращение оттого, что мой член набух и был готов взорваться от болезненных звуков, которые она издавала. Она приводила меня в замешательство. Я никогда не чувствовал вины из-за своих желаний. А теперь чувствовал.
– Сильнее.
– Нет.
– Трент.
– Нет.
– Мне это нужно.
– С тебя на сегодня хватит, Эди. Я весь в твоих соках. Могу вылизать тебя, если хочешь кончить еще раз.
Я торговался с ней во время секса? Такое случилось в первый раз. И в последний. Эта цыпочка не будет командовать, как бы сильно мне ни хотелось, чтобы ее тугая розовая киска доводила мой член до оргазмов.
– Если ты не станешь, это сделает Бэйн.
Я услышал улыбку в ее голосе, хотя не мог видеть ее лица. К черту. Сама напросилась.
Хлясь!
Мы одновременно кончили с неистовой силой. Она сильнее сжала мой член, и, сделав несколько хаотичных, судорожных толчков, я дошел до разрядки. Клянусь, я кончил так сильно, что мог бы до краев заполнить презерватив. Черт, было хорошо.
Я сразу же вышел, слез с нее и побрел в ванную, чтобы выбросить резинку. Не стал оборачиваться, пока смывал с члена сперму и смотрел, как он устало сжимается над раковиной. Я встал к ней спиной, понимая, что стоит ей увидеть выражение моего лица, как она блеснет победоносной улыбкой.
Я взял на заметку никогда не доставать флешку из сейфа. Эди стала всерьез походить на зависимость. Еще пара таких перепихов, и сомневаюсь, что я со своей долбанутостью добровольно отдам ее кому-то другому.
Глава 19Эди
Мне было шесть лет, когда я впервые поняла, что с моим отцом явно что-то не так. Задолго до истории с Тео. Выдался редкий осенний вечер, когда Джордан вернулся домой к ужину, который мама «готовила» на кухне. Так она называла распитие бутылки вина за созерцанием кружащейся в микроволновке тарелки, которая разогревала наш обед.
Все вокруг казалось мрачным, неправильным и опасным. Мне было страшно нарушать заведенный распорядок, но мысль о том, чтобы жить с человеком, которого я едва знала и которого боялась попросить уложить меня в кровать, была еще страшнее. Потому я послушно села рядом с ним на диван, пока он отрешенно смотрел передачу о финансах по CNN и проверял почту. На экране появилась реклама, презентующая некоммерческую организацию для помощи брошенным и подвергшимся жестокому обращению животным. В ролике показывали грустные мордочки щенков и изуродованных котят, смотрящих в камеру и молящих о помощи. Одна из собак лежала в луже грязи. Кожа да кости, покрытая блохами. У нее не было обоих глаз, и, по всей видимости, зубов тоже не осталось. Я в ужасе вскрикнула, сжимая дорогую ткань обивки маленькими пальчиками.
– Прекрати, Эди. Это замша. Очень нежная ткань. – Он ударил меня по запястью, но не сильно. Он никогда не бил с силой. Я тотчас отпустила ее и, сгорбившись, повернулась к нему.
– Мы можем сделать пожертвование?
– Я делаю достаточно пожертвований на работе.
– Правда? Приютам? – Я пришла в оживление, отчаянно цепляясь за его положительное качество.
Формирование положительного образа знакомых нам людей – психологический механизм, который, как я позже узнала, может выйти боком. Потому что мне очень хотелось верить в то, что мой отец – хороший человек и с мамой все в порядке. В моем воображении он был заботливым и щедрым, а не расчетливым и безразличным. Отец бросил на меня беглый взгляд, разделив все свое внимание между экраном телевизора и толстой кипой писем.
– Нет, я жертвую деньги тем в нашем сообществе, кто нуждается в моей помощи.
– Реклама вызывает у меня странные эмоции, пап. Странные… печальные, – призналась я, отвернувшись от экрана, на котором ведущий рассказывал об ужасных событиях, которые пережили эти животные.
В те времена я все еще называла его папой.
– Такова жизнь, Эди.
– Я не могу смотреть, – я замотала головой и подтянула колени к груди, пытаясь держать себя в руках. – Слишком грустно.
– Жизнь вообще грустная штука, так что лучше привыкай.
Тогда мне было очень мало известно о мире, и, наверное, по этой причине я не расставалась со своим оптимизмом. Но я точно знала, что мне тогда стало неуютно рядом с ним. Потому что впервые на моей памяти на его тонких, жестких губах появилась ухмылка, и он продолжил перебирать письма.
Я подумала тогда: «Почему здесь, почему в этот момент, почему он так счастлив?»
На следующий день он забрал меня из школы. Я, мягко говоря, была в шоке. Обычно меня всюду возил водитель. Из школы, на вечерние занятия и на детские праздники. Ни разу меня не забирали родители. Садясь на заднее сиденье машины Джордана, я была польщена, взволнована и старалась вести себя безукоризненно. Когда он поехал в противоположном от дома направлении, я задумалась, куда же мы едем, но не хотела показаться подозрительной или неблагодарной. И только когда я увидела леса и озеро Сант-Анджело, которое было за границей города, я открыла рот:
– Куда мы едем?
Он лишь хищно улыбнулся мне в зеркало заднего вида, включил поворотник и резко свернул направо. И позже я поняла зачем. Мы приехали в приют для животных. Я еле волочила ноги и, проходя через поржавевшие ворота, ведущие к собачьим конурам, я чувствовала, будто отдаю свою душу тому, кому не доверяю.
– Порой, Эди, нужно смотреть жестокости в глаза и ничего не делать. Чтобы добиться успеха в жизни, нужно действовать, руководствуясь логикой и разумом, а не чувствами. Итак, ты же знаешь, что у тебя аллергия на собак и кошек?
Я помню, как кивнула, хотя голова была в тумане от тревоги. Я не могла завести собаку или кошку, это факт, но я никогда и не просила питомца. Я лишь хотела пожертвовать немного денег той некоммерческой организации из телевизора. Они очень нуждались в деньгах, а у нас их было много. Мои уши наполнил пронзительный исступленный лай, и мне захотелось развернуться и убежать. Я не сделала этого только потому, что знала: он не побежит за мной. Он, и глазом не моргнув, даст мне заблудиться в лесу.
– Значит, ты знаешь, что мы не можем забрать ни одного из этих животных. А теперь я хочу, чтобы ты посмотрела им в глаза и ушла, оставив их. Ты можешь это сделать ради меня, Эди? – Джордан присел, улыбаясь, чтобы быть на уровне моих глаз.
Позади него стояла волонтерка в зеленой футболке с названием приюта и улыбалась диковатой, излишне широкой улыбкой.
Нет.
– Д-да.