Остроконечная венерка.
И куда она указывала? Я проследила, куда был направлен острый конец ракушки. В переулок. Я помнила этот переулок. В нем осталось одно из самых сладких, тяжелых, поворотных для моего сердца воспоминаний.
Именно там Трент впервые прижал меня к стене, угрожая, дразня, поймав меня на вранье.
На трясущихся ногах я перешла дорогу. Все мое тело гудело в ритме незнакомой мне песни. Я чувствовала себя настолько живой, что хотелось кричать. Меня переполняло опасное чувство надежды. Оно грозило разорвать меня в клочья, если я окажусь неправа. Я с готовностью шла навстречу сизому рассвету, зная, что он мог дать мне весь свет, который был мне так нужен.
– Трент? – Его имя прозвучало, как загаданное желание.
О чем я думала, надеясь его там увидеть?
Но я ничего не услышала. Шагнула дальше, прижалась спиной к той самой стене, встав в том же месте, где мы встретились впервые, и с глубоким вдохом закрыла глаза.
– Прошу, – сказала я.
– О чем просишь? – раздался его голос из ниоткуда.
Я не открыла глаза. Быть может, это было мое воображение. Может, я сошла с ума. И, возможно, мне уже было все равно. Я не могла отважиться открыть глаза и не увидеть его, поэтому держала их закрытыми.
– Прошу, прости меня.
– За что?
– За то, что пыталась уничтожить тебя. Уничтожить себя, нас. За то, что не верила в себя и так долго не могла правильно поступить в ситуации с отцом и Тео. За то, что была трусихой. Но больше всего я жалею, что не призналась тебе в своих чувствах. Ведь тогда, возможно, ты бы отдалился, и ничего этого не случилось бы.
– Что ты чувствуешь, Эди?
Он обхватил мою щеку своей большой, теплой ладонью, и тогда я поняла, что все это было по-настоящему. Он был настоящим. Я открыла глаза, и он стоял передо мной во плоти. Мужчина, который своим молчанием наполнял мое сердце музыкой.
– Я…
Я открыла рот, но не смогла закончить предложение. Его губы обрушились на мои в отчаянном поцелуе, от которого закружилась голова, а из легких вышел весь воздух. Он посасывал мои губы, успокаивая сладким прикосновением, и, вцепившись в его мускулистые предплечья, я прижала его ближе.
– Ты не отдала Джордану флешку, – сказал Трент.
Мне хотелось расплакаться. Каждую ночь, лежа в кровати, я молилась, чтобы он и без моих слов сумел догадаться об этом. Я не хотела, чтобы ему пришлось выбирать между Вал и мной.
– Как я могла? – простонала я ему в губы. – Как я могла, ведь ты мой океан.
Мы утонули в очередном поцелуе. Это был другой поцелуй. Поцелуй-подтверждение, что все было по-настоящему. И неважно, насколько ненормальным и неправильным было происходящее, оно принадлежало нам.
– Я не хочу портить отношения между тобой и матерью твоего ребенка. – Я так жалобно всхлипнула, приникнув к его губам, что пришлось сильнее сжать пальцами его руку, чтобы он оставался рядом.
К моему потрясению, он осуществил мое желание, прижимаясь ко мне и отдавая все, что мог.
– Мать моего ребенка сама испортила отношения с Луной, а не ты. Именно ты научила Луну улыбаться. Ты проводила с ней время. Ты, черт побери, брала ее за руку, когда ее дразнили. Ты была для моей дочери такой матерью, какой Вал никогда не стать. Не знаю, что ты видела в тот день, когда Вал заявилась ко мне домой, но что бы это ни было, ты все не так поняла. Ей всегда было плевать на ее ребенка. Она пришла за деньгами и властью. А теперь уползет туда, откуда пришла.
– Мне жаль. – Я прикоснулась к его лицу и, отодвинувшись, посмотрела на него.
– А мне нет, – ответил он. – А еще мне не жаль, что я отправил твоего отца за решетку. Эди, он совершил нечто ужасное, о чем тебе нужно знать.
Я кивнула.
– Я тебе верю.
И я верила. Я уже слышала о некоторых его ужасных поступках. И что бы Трент ни рассказал мне о моем отце, я знала: это была правда. Потому что Джордан Ван Дер Зи совершенно не знал границ.
Трент чмокнул меня в нос и прижался лбом к моему лбу.
– Я люблю тебя, – признался он, сжав мою шею ладонями, и неистово замотал головой, будто это было ошибкой. Будто он не должен был меня любить, но у него не было иного выбора. Сердце готово было разорваться. – Я так сильно в тебя влюблен, Эди Ван Дер Зи, что уже не знаю, где заканчиваюсь я и начинаешься ты. Люблю тебя, вопреки тому, что это полное безумие. Тому, что мы с тобой в чудовищной ситуации. Люблю тебя, хотя понимаю, тебе стоит пережить еще несколько романов, прежде чем ты встретишь ту самую любовь. Люблю тебя, пусть мы находимся на разных жизненных этапах, у нас нет ничего общего, и мы отвратительно начали. Я все равно тебя люблю.
– Я тоже люблю тебя, – всхлипнула я, сдерживая слезы, и крепче прижалась к его лбу. – Мне нравится, как рьяно ты защищаешь тех, кто тебе дорог. Нравится, что ты знаешь о своих недостатках. Нравится, что ты борешься с ними. Нравится даже, когда ты им поддаешься. Мне все в тебе нравится. Плохое и хорошее. И я никогда и никого не полюблю так, как тебя, потому что дело не в моем возрасте. А в моем сердце. Оно твое. Трент Рексрот, ты мой океан. Я тону в тебе.
Он расплылся в улыбке и заключил меня в крепкие объятия.
– Я бы пришел за тобой, Ван Дер Зи, даже если бы ты отдала ему флешку. Даже если бы ты бросила меня в логово льва. И я обещаю, что ты всегда будешь мокрой, моя Маленькая Волна. Обещаю, что ты всегда будешь промокшей насквозь.
ЭпилогЭди
Дверь громко хлопает, и я точно знаю, кто пришел.
В нашем доме только один человек обращается с дверьми так, будто они нанесли страшную обиду и ему, и всему белому свету. Грубые манеры, но доброе сердце.
– Н-н-нет! Больше никогда! – вопит Тео, сбрасывая грязные ботинки в коридоре. – Х-хватит с меня футбола. У меня не п-получается.
– Ты о чем, черт побери? Ты можешь и хренова слона повалить на пол, если нужно.
– Трент, – пропела я из кухни, улыбаясь, чтобы сдержаться и не посмотреть на него волком.
Неважно, как много времени прошло, неважно, что мы живем с тринадцатилетним Тео и пятилетней Луной, мой парень все никак не может отказаться от слов (и действий), в которых фигурирует «хрен». Честно говоря, он исторгает столько ругательств, что ими можно было бы стереть с лица земли весь континент.
– Не выражайся.
– Да, м-м-мам, – дразнит меня Тео из коридора, щеголяя новообретенной уверенностью, словно броней.
Я стою на кухне и через плечо смотрю, как мама, невольно улыбаясь, нарезает овощи на доске. Я рада, что она не возражает, чтобы Тео иногда так меня называл. Рада, что она понимает: это просто шутка.
– Твой ребенок от рук отбился, – замечаю я, бросая нарезанное кубиками мясо на раскаленную сковороду.
– В свою защиту скажу, что это ты воспитывала его большую часть жизни, – отвечает она, с грустью принимая этот факт.
Она приезжает к нам каждые выходные, чтобы провести время с ним и с Луной. А каждый четверг мы с Трентом ходим на свидания, пока Камила присматривает за детьми.
Каждый четверг мы ведем себя соответственно возрасту. Во всяком случае, моему возрасту.
Каждый четверг мы тискаемся в машине, позволяем темноте заброшенных зданий мэрии поглотить нас, ходим в кино, рестораны и клубы, в которых мне не нужно предъявлять поддельное удостоверение личности, потому что мой парень настолько влиятелен, что ему принадлежит весь город.
Мы живем в доме с приливами и отливами. В котором всегда бушует океан, но это нестрашно, потому что мы отлично умеем плавать. Мы живем в доме морских коньков, людей, способных преодолеть любые трудности, людей, вкусивших темную сторону жизни. Людей, стоявших на обочине жизни и молившихся остаться незамеченными.
Но мы замечаем. Замечаем друг друга среди хаоса под названием «жизнь».
Каждые выходные мы отправляемся на пляж Табаго, чтобы заниматься серфингом, есть, смеяться и не думать ни о чем. Ни о мире вокруг, ни о деньгах.
Луна и Тео обожают друг друга. Проявляют взаимное уважение и внимание, и это душераздирающее и удивительное зрелище. Он наконец-то становится ответственным взрослым человеком, а она обрела свирепого старшего брата. У нее голубая комната, в которой стоит аквариум с морскими коньками, а у него зеленая, увешанная плакатами Тома Брэди, которые Трент умудряется не сорвать со стен, хотя с трудом сдерживается.
А еще мы. Я. Трент. Наша любовь.
Наша любовь привлекает внимание, как лесной пожар. Мы межрасовая пара с огромной разницей в возрасте. За нами груз в виде двоих детей. Со стороны все выглядит плохо. Даже трагично. Мы не так фотогеничны, как идеальная семейка Вишеса, или белокурое гнездышко Джейми, или серьезное семейство Дина, в котором нет никакой разницы в возрасте.
Мы другие, но ни за что на свете не стали бы это менять.
Трент, Тео и Луна входят на кухню с широкими улыбками на лицах. Луна первой бросается ко мне с объятиями. Она по-прежнему не говорит, но общается с помощью языка жестов. А это огромный шаг вперед.
– Мальчишки не давали тебе сидеть без дела? – спрашиваю я и обнимаю ее в ответ, чувствуя, как ее длинные худые руки обхватывают меня.
Она кивает, уткнувшись мне в плечо. Отстранившись, девочка жестами сообщает мне: «Тео чуть не убил лебедя, когда бросил мяч».
– Это… – я морщу лоб, – очень плохо.
– Он просто был взволнован. – Трент семенит ко мне с бутылкой воды в руке и целует в лоб.
Маме достается такой же жест, только поцелуй приходится в щеку, а Тео уже спешит ей помочь.
– Сначала помой руки, дружок, – предупреждаю я.
Он фыркает, но все же идет к раковине.
Мясо шипит на сковородке, кухня наполнена теплом еды, приятной компании и любви. Семьи. Всем, чего я не имела в родительском доме.
Трент подходит сзади и шепчет мне в шею:
– На минутку.
– Я готовлю, – возражаю я, но не всерьез.
Живя в одном доме с детьми с особыми потребностями, мы в совершенстве освоили искусство улизнуть и тайком быстро заняться сексом. Но это слишком, даже по нашим меркам. Все собрались здесь. А я не смогу вести себя тихо. Только не с ним.