— Конечно. У меня ужасная репутация. И мне меньше всего хотелось бы, чтобы ты стала предметом досужих сплетен из-за того, что кто-то видел, что ты общалась со мной… слишком вольно.
— Похоже, ты забыл, что я никто. Я не вращаюсь в тех кругах, где любая сплетня может погубить мою репутацию.
— Вот тут ты ошибаешься, — сердито возразил Нейтан. — Я хочу сказать, — добавил он, с видимым трудом взяв себя в руки, — ты только подумай о том, что будет, если история о том, что у тебя был безумный роман с этим непристойным Нейтаном Хэркортом, дойдет до Стентон-Бассета. Ты будешь с позором изгнана из… из местного общества вышивальщиц.
Эми подумала, что это было вполне возможно. Если бы она была членом этого скучнейшего общества. Однако они не могли причинить ей особого вреда. Если бы кто-нибудь попытался сделать ее жизнь в Стентон-Бассете невыносимой, она бы просто уехала.
Собственно говоря, это была неплохая мысль. Все равно, если Финелла выйдет замуж за своего престарелого Ромео, прежней жизни придет конец. И, судя по всему, дело к тому и шло. Эми не питала сентиментальной привязанности ни к скромному дому, доставшемуся ей от тети, ни к своему тихому и скучноватому маленькому городку. Она могла бы купить себе куда более удобное жилище. Например, где-нибудь на море.
К ее удивлению, Нейтан поднялся на ноги и задумчиво вернулся к своему мольберту. Впрочем, он удивил Эми еще раньше своей заботой о ее репутации, тогда как своей не придавал никакого значения. Из того, что она читала о нем, особенно в последние недели перед тем, как его демонстративно исключили из его партии, Нейтан устраивал скандалы чуть ли не нарочно.
Надо быть начеку, иначе можно подумать, что Нейтан проявляет заботу о ней. То, что он не стал совращать ее в юности и сделал ей предложение, когда понял, что она девственница, еще не означало, что она значит для него что-то особенное. Это означало лишь то, что у него есть совесть. Что он не такой закоренелый ловелас, каким представляли его газеты.
И это совсем не значило, что он влюблен в нее.
Она должна помнить, что Нейтан мастер этой игры, имевший множество других любовниц. Возможно, и с ними он был так же очарователен и проявлял показную нежность. С ним нужно быть постоянно начеку, каждую минуту. Иначе Нейтан может ранить ее. Даже сам того не желая. Он явно сожалел, что причинил ей боль в прошлом. И это делало его еще более неотразимым.
— Ты говорила, — послышался из-за мольберта голос Нейтана, — что твоя семья отвернулась от тебя после того, как я… женился на Лукасте. Расскажи мне об этом.
— Почему тебя это интересует?
— Может, я хочу получить отпущение грехов. Ты сказала, что моей вины нет в том, что ты не вышла замуж, что для этого были другие, более веские причины. Кроме того, ты вызываешь у меня такое ненасытное любопытство, что я хотел бы знать о тебе все до мельчайшей детали.
— Так тебе будет легче написать мой портрет, — вздохнула Эми. — Ты уже говорил.
— Кажется, ты мне не веришь, — обиделся Нейтан. — Но, если не это, какие у меня еще причины хотеть, чтобы ты открыла мне свои самые потаенные мысли?
Эми снова вздохнула:
— У тебя такое настроение, что ты от меня не отстанешь, верно?
Он ухмыльнулся, выглянув из-за мольберта:
— Тогда сдавайся. Расскажи мне что-нибудь. Ты же заснешь, если я не заставлю тебя говорить. А мне бы не хотелось преподнести тебе портрет, на котором ты изображена храпящей. Это было бы невежливо.
Вот оно что. Это уже больше походило на правду. Она действительно могла задремать, учитывая, сколько энергии потратила этим утром на любовные игры. Разговаривая с ним, она, по крайней мере, не уснет.
— Ты говорила, что унаследовала дом от тети, — продолжил Нейтан, — и мне интересно…
— Что?
— Понимаешь, это несколько необычно, что после смерти тети ты осталась жить там с подругой, вместо того чтобы вернуться к родителям. Тем более, если замужество не входило в твои планы.
— Вернуться к родителям — это последнее, что бы я сделала после того, как они обошлись со мной, — возмущенно ответила Эмитист. — Они повели себя так ужасно, когда я… во всем призналась после нашего разрыва.
— Да, я помню. Они тогда сказали, что тебе не на что обижаться. Они что, полные идиоты? Они не видели, что у тебя разбито сердце?
Эми удивленно рассмеялась:
— Не могу поверить, что единственный человек, который все понимает и сочувствует мне, — это ты, тот самый, кто был причиной всего.
— Но ты только что говорила, что не был.
— Не будь педантом, — фыркнула она. — Ты же знаешь, что все началось из-за тебя. Это потом они повели себя так… благочестиво, лицемерно и безжалостно…
— Я же сказал, как идиоты.
— Все, кроме тети Джорджи. Хотя, честно говоря, я думаю, она приняла мою сторону, просто чтобы досадить моему отцу. Они всю жизнь были на ножах. Так или иначе, — Эми пожала плечами, — но я отправилась жить к ней. Поначалу все думали, что это ненадолго, но кончилось тем, что я осталась у нее насовсем. Она… она была немного эксцентричной. Но мы поладили.
— Смею предположить, что пребывание в доме заклятого врага твоего отца не прибавило тебе его любви?
— Можно сказать, что так. Хотя, если быть честной, после смерти тети Джорджи отец приехал на похороны своего рода с оливковой ветвью. — Эми вздохнула. — Он сказал, что, несмотря на мой отказ проявить раскаяние в семейном разладе, он готов забрать меня назад домой и заботиться обо мне.
— О… моя дорогая.
— Ты смеешься? — Ее бесила невозможность видеть лицо Нейтана, но и без этого она уловила в его голосе насмешливые нотки.
— Не совсем. Я просто представил себе твою реакцию, когда он предложил тебе ни больше ни меньше как сдаться, потому что считал, что у тебя нет выбора.
— Не только это, — возмущенно добавила Эми, — отец попытался убедить меня в том, что у меня действительно нет выбора. Узнав, что тетя Джорджи оставила все мне, он попытался оспорить завещание. Он в присутствии адвоката заявил, что, поскольку я всего лишь женщина, будет гораздо лучше, если он станет распоряжаться всем в моих интересах.
Отец был потрясен, узнав, какой богатой вдруг стала Эмитист. При жизни тетушки он знал только то, что у его сестры есть дом и небольшой капитал. Глядя на ее скромное существование, он считал, что ее доходов едва хватает на жизнь, в то время как она вкладывала деньги в самые разные предприятия. И если бы он узнал, насколько рискованными были некоторые из ее инвестиций, то поседел бы со страха.
— Разве он был доверенным лицом своей сестры?
— В том-то и дело, что нет! И все это было так…
— Унизительно? Несправедливо?
— И то и другое. Но как ты догадался, что я чувствовала именно это?
— Потому что мой отец тоже ни в грош не ставил мое мнение. Даже несмотря на то, что я мужчина. Что, пожалуй, еще более унизительно и несправедливо.
— Значит… ты не стал бы осуждать меня за то, что я не просила прошения и отказалась от своей независимости?
— Конечно нет. Я поступил бы так же.
— Когда мы были у Вильсонов, ты говорил, что твой отец…
— Он сказал, что умывает руки.
— А твои братья? Ты поддерживаешь с ними связь?
— По правде сказать, нет. Они все очень преуспели на своем поприще и не хотят рисковать репутацией, общаясь с паршивой овцой.
— И у меня то же самое… — Эми вздохнула, — с моими сестрами. Я получала приглашения на их свадьбы, но они так боялись, что скажет отец, что даже близко ко мне не подходили. Как будто я для них больше не существую.
Единственное, что представляло для них интерес, — это ее богатство. Пока Эми жила с тетушкой Джорджи, ни одна из них не пыталась связаться с ней. Только после того, как отец узнал, как много она унаследовала, Перл прислала ей письмо, сообщая, что родила сына, и просила оказать им честь, став его крестной матерью.
Эми чуть не бросила письмо в огонь. Очевидно, желание обзавестись богатой крестной перевесило страх навлечь на себя гнев властного сельского викария. Ведь, если бы Эмитист стала крестной матерью Пипа, они получили бы моральное право просить денежной помощи на его образование и продвижение по карьерной лестнице. И даже надеяться, что Эми сделает его своим наследником, поскольку, как сообщил им отец, она стала такой же убежденной мужененавистницей, как тетя Джорджи, и не собиралась выходить замуж и заводить собственных детей.
Неудивительно, что тетя Джорджи приняла меры к тому, чтобы скрыть ото всех размеры своего богатства.
Надо отметить, Финелла сказала ей, что, даже если за этим письмом скрываются меркантильные мотивы, важно, что кто-то из ее родных решился написать ей. И когда Эми остынет, она пожалеет, что не воспользовалась этой возможностью навести мосты.
— Ладно… и что ты будешь делать, если Финелла действительно выйдет за своего французского графа?
Эмитист потерла пальцем лоб.
— Конечно, мне придется найти кого-то другого, кто стал бы со мной жить, чтобы придать мне вид респектабельной дамы. Впрочем, это будет не трудно. В Англии достаточно много образованных одиноких дам в стесненных обстоятельствах. Если не считать… что никто из них не заменит Финеллу. И я буду ужасно скучать без Софи.
— Или, — как бы невзначай начал Нейтан, — ты можешь сделать нечто совсем радикальное. Ты можешь выйти за меня. И взять меня к себе в дом.
— Что? — Она не верила своим ушам. Он снова повторял свое идиотское предложение, которое сделал ей, когда они занимались любовью в первый раз. Разве он не видел, что они стали другими людьми? Они не могли повернуть время вспять и вернуть те юношеские чувства, которые питали десять лет назад.
Да Нейтан и не упоминал о том, что желал бы вернуть эти чувства. Он признавался, что любил ее тогда и хотел жениться на ней. Но что теперь? Об этом он не говорил ничего.
Эми притворно рассмеялась:
— О да, очень смешно. Вот решение всех моих проблем.
— Ну, не всех, но, возможно, каких-то. Тебе так не кажется? Мне неприятно думать о том, что ты проживешь всю свою жизнь в одиночестве или с чужой женщиной, нанятой для приличия. Одно дело пригласить к себе жить овдовевшую подругу, но совсем другое — специально нанимать человека, чтобы он жил с тобой.