Конечно, если уж Таннеру Дайсону пришлось сократить свой уик-энд, значит, то же самое придется сделать и всем остальным.
Теперь, сидя за столом и разбирая ленту факса, состоящую из девяти страниц, первая из которых куда-то запропастилась, он не мог дождаться, пока секретарша кончит возиться с прической. Она была вне себя от злости, что ей пришлось явиться в контору в воскресенье как раз перед Днем труда, но ведь и ему не лучше.
Собрав страницы, Джо подошел к столу секретарши.
– Не хотелось бы отрывать вас, Джейн, от столь важного занятия, но куда запропастилась первая страница этого факса?
Рука Джейн с гребнем застыла в воздухе. Обернувшись, она уставилась на стопку листов в руках Джо.
– Скорее всего, на полу, – пожала она плечами. – Очень неплохо, вы уже прочитали?
– Пока не успел, Джейн, – сказал он тем бодрым тоном, каким обычно разговаривают с душевнобольными. – Я только что пришел.
– А! В самом деле.
– Похоже, вы уже прочитали... Что это такое?
– О Лолли Пайнс. Воспоминания человека, который в самом деле любил ее, – сказала Джейн. – Принес Сэм Николс.
– Не может быть, – сказал Джо. – Никто не любил Лолли Пайнс.
– Тем не менее.
Вернувшись в кабинет, Джо перерыл все в поисках пропавшей страницы с именем и адресом отправителя.
С самого утра пятницы потоком пошли письма и телеграммы по поводу кончины Лолли Пайнс Сотни людей, не скрывая надежды, что сообщение подтвердится, желали получить убедительный ответ.
Среди бумаг, дожидавшихся появления Джо, была записка, от которой он содрогнулся. Следуя принципу Питера, гласившему, что самую деликатную работу надо поручить тому, кто меньше всего знает, как ее выполнять, Таннер Дайсон без экивоков поручил Джо взять на себя организацию панихиды.
Снова опустившись в кресло, Джо потянулся за картонной коробкой с не слишком крепким кофе, который покупал в греческой кофейне на Первой авеню. В кабинете с работающим кондиционером становилось все холодней. Едва Джо поднес стакан ко рту, как увидел страницу факса, лежавшую под коробкой.
Выдернув ее, он прочел вслух:
– Кому: Сэму Николсу. От кого: К.М.Батлер. „Черт возьми, что за Батлер? – подумал он. – Уж не Конрад ли Батлер, новый посол в одной из стран бывшего Советского Союза? Но откуда же Конрад Батлер знал Лолли Пайнс?"
Усевшись поудобнее, Джо стал читать факс. Пробежав его глазами, он положил ноги на стол и прочел еще раз, более внимательно.
– Хороший материал. Ну просто исключительно хороший. – Он подтянул к себе первую страничку и снова посмотрел на нее. – Джейн! – рявкнул он. – Не затруднит ли вас подойти ко мне?
Секретарша повернулась вместе с креслом, встала и лениво, едва передвигая ноги, направилась к Джо.
Он ткнул пальцем в первую страничку.
– Что это за номер факса? Я понятия не имею ни о каком К.М.Батлере.
Джейн прищурилась.
– Хм... да это же номер факса Лолли Пайнс. Материал, должно быть, пришел от Кик, ассистентки Лолли. Так ее зовут.
– Где живет эта Кик? То есть как связаться с ней в воскресенье?
– У Лолли.
– У Лолли?
– Ну да, она там живет. Я бы с удовольствием побывала в этих апартаментах. Я слыхала, что они величиной с Мэдисон Сквер Гарден и все забито барахлом.
– Свяжите меня по телефону с этой Кик.
– Свяжу, – сонно сказала Джейн и побрела к своему столу.
В воскресенье утром Кик заспалась. Уже было около одиннадцати, когда она, с трудом выбравшись из постели, спустилась по двум лестничным маршам трехэтажного особняка Лолли. Она подняла воскресное издание „Таймс", лежащее на крошечном коврике у двери Лолли.
Работа над текстом, которому она посвятила весь вечер пятницы и добрую часть субботы, решив отдать последний долг Лолли, отняла у нее последние физические и душевные силы. Ранним воскресным утром, отправив материал по факсу, она почувствовала себя предельно измотанной – такой усталости она не знала уже много лет. Лишь рухнув в постель, она стала припоминать, правильно ли набрала номер факса. Но сил встать и проверить это у нее уже не было.
Она вошла в кухню с газетой под мышкой, бросила ее на стол и замерла, прислушиваясь к звукам пустого дома. Только сейчас Кик осознала, что она в самом деле одна. Лолли уже не хлопотала, готовя себе чай. Тишину нарушало лишь дребезжание старого холодильника и тиканье часов.
Вдруг раздался телефонный звонок. Сняв трубку, Кик чуть было не сказала: „Офис мисс Пайн". Но, прикусив язык, откликнулась:
– Алло.
– Могу ли я поговорить с Кик Батлер? – осведомился мужской голос.
– Это я.
– Кик, это Джо Стоун из „Курьера". Я только что прочел факс, который вы прислали.
Кик присела на маленький стульчик рядом с телефоном.
– О, Господи! Я и не думала, что услышу вас. Я же послала материал Сэму Николсу.
– Верно, но он был настолько любезен, что передал его мне.
– В самом деле любезно, – согласилась Кик, почувствовав, как струйка пота бежит у нее между лопатками.
– Весьма интересная работа, – заметил Джо Стоун. – Мне бы хотелось поговорить с вами о ней. Вы свободны во время ленча?
– Сегодня? Так ведь воскресенье...
– Верно, – засмеялся он, – но ведь едят и по воскресеньям, не так ли?
– Когда вы хотели бы встретиться со мной? – спросила Кик, стараясь не выдать возбуждения.
– На Семнадцатой, как раз у Девятой авеню есть одно местечко, именуемое „Ренальдо". Вас устроит половина первого?
– Прекрасно, мистер Стоун, – сказала она. – А как я вас узнаю?
– Я буду один за столиком в заднем садике и поверну лицо к солнцу. В этот уик-энд я собирался усиленно загорать. А как вы выглядите?
Кик задумалась. Она не помнила, чтобы кто-то последнее время просил ее описать себя.
– Ну... Высокая, с короткими рыжими волосами, с... м-м-м, веснушками и без загара.
– Великолепно, – откликнулся Джо Стоун. – До встречи.
Кик четко представляла себе Стоуна: грузный, лысый, испитой, с желтыми от никотина пальцами, циничный и умный. Галстук распущен, на воротничке не хватает пуговицы – словом, типичный редактор бульварной газетенки.
Взбежав по лестнице в свою комнату, она порылась в ящиках.
– Слава Богу, – с облегчением вздохнула она, обнаружив в третьем ящике снизу пакет с колготками.
Уже собираясь уходить, она по привычке перебрала в памяти все дела. Автоответчик? Включен. Окна на случай дождя закрыты. Оставить записку под настольной лампой Лолли и сообщить, когда вернусь...
Задержавшись на этой мысли, она присела на край кровати. Господи, о чем она думает? Лолли лежит в морге Риверсайда за Амстердам-стрит, а она мчится на какие-то деловые переговоры. Что сказала бы Лолли?
Так что же она могла бы сказать? Кик закрыла глаза и на редкость живо представила себе маленькую энергичную Лолли, стоящую в дверях: подбоченившись, она притопывала ногой.
Что она сказала бы? Кик почудилось, будто она слышит ее слова: „Вставай и отправляйся, девочка. Наконец пришел твой звездный час".
8
Бэби ненавидела воскресенья. Никого нигде нет. На улицах жарко и пусто. Она уже посмотрела почти все фильмы, которые шли в городе. И разве не безумие отправиться летним воскресным днем одной в кино?
Она то слонялась по своей запущенной квартире, то валялась на постели перед кондиционером, крася ногти.
Вернувшись из Хэмптона, она уже дважды звонила Абнеру в „Карлайл". Оба раза его не было на месте, и Бэби оставила ему послание.
По пути из Хэмптона в присланной им машине Бэби вообразила, что он пригласит ее на ленч в воскресенье. Тогда придется потратить целый день, но закрепить это знакомство. Абнер Хун попался в ее сети, как и все, кого Бэби встречала после Джорджины Дайсон, и теперь нужно лишь убедиться, что она ему необходима. Но это не так уж просто, если ей не удастся встретиться с ним.
Она подумала: может, позвонить Джорджине и дать ей еще один шанс. Но, взяв трубку, вспомнила, что Таннер сейчас конечно же дома. Так что от разговора с Джорджиной тоже пришлось отказаться, ибо он невозможен в присутствии Таннера.
Хотя в любой неприятной ситуации Бэби, как правило, чувствовала себя жертвой, история с женитьбой Таннера ее многому научила. Она прекрасно понимала, что, выйдя замуж за издателя „Курьера", Джорджина отдалилась от своего прежнего круга в Нью-Йорке на непреодолимое расстояние. Ирония судьбы заключалась в том, что не в пример Бэби, прилагавшей все силы, чтобы попасть в общество влиятельных лиц, Джорджина никогда не преследовала такой цели.
По совести, Бэби не могла не признать, что, работая с Джорджиной в газете, она старалась снискать ее расположение. Но, даже опекая Джорджину и заботясь о ней, Бэби все же считала, что ее подруга не стоит внимания Таннера. Хотя все это произошло два года назад, воспоминание об этом по-прежнему не давало ей покоя.
Стоял конец зимы 1990 года. Весь штат газеты работал круглые сутки, освещая ход войны в Персидском заливе. Талант Бэби отыскивать мрачные сплетни пропадал втуне: три дня подряд страничку „Виноградинки" снимали из номера; на свободных полосах печатали снимки американских солдат, готовых к военным действиям в пустыне.
Бэби, как обычно, являлась на работу поздно и слонялась по комнатам, скучая и чувствуя себя никому не нужной. В ее серой жизни вдруг мелькнул проблеск надежды, когда она узнала о назначении нового главного редактора. Перед его появлением прошел слух о том, что у него отменное чувство юмора и густые волосы, что пригласил его сам издатель, а главное и самое интересное, что брак его ненадежен.
На этой неделе у Бэби были на него свои виды.
Добравшись до шестого этажа, она сразу же нырнула в дамскую комнату, чтобы нанести последние штрихи макияжа. Наклонившись к зеркалу, она аккуратно положила еще один слой теней, как вдруг до нее донеслись сдавленные рыдания из отдаленной кабинки.
– О, Господи... – простонал голос.
– С вами все в порядке? – не оборачиваясь, крикнула Бэби.