А надо добавить, что Майя-Кайса — здоровенная девушка типично финской наружности, под два метра ростом и недюжинной физической силы. Так что цыплёнок получился большой, как Годзилла. Гипертрофированный такой цыплёнок-убийца. В костюм влезть было непросто, молния почему-то находилась сзади. Хорошо, что подружки помогли: запихали, застегнули, развернули и указали на дверь. Самой Майе-Кайсе было не повернуть голову, чтобы посмотреть по сторонам, клюв мешал.
Вот переоделась она цыплёнком, и все пошли на перепаханное поле. Дело было поздней осенью, погода плохая, поле всё в лужах и колдобинах. Но девчонкам было тепло и весело. Майя-Кайса стала бегать, спотыкаться и кричать: «Kill me! Kill те!»
Устала уже бегать, а никто пока что так и не выстрелил. Причём ей не видно, что происходит. Прямо по курсу наша невеста видела только чёрную землю и горизонт.
Оказалось, подружки не смогли стрелять в цыплёнка. Они очень старались, но им было совсем не смешно. Девушки стояли с ружьями под моросящим дождиком и не знали, что делать. Наводили прицелы на движущееся жёлтое пятно и снова опускали стволы в землю. Потом одна из них заявила: «Вы как хотите, а я в Майю-Кайсу стрелять не буду!»
Они вернулись в дом, а сестра поймала перепачканную Майю-Кайсу и сказала, что это была дурацкая затея. Невеста вырвалась и побежала вперёд, шлёпая лапами по грязи. Потом она покурила под дождиком со злости, сидя в ближайшем лесу, промокла, замёрзла и тоже пошла домой.
Развлечение с ружьями и цыплёнком не удалось. Очень жалко. Зато теперь Майя-Кайса могла быть уверена, что её подруги — душевные и славные люди!
Май 2008 годаЧерёмуха
Везде цветёт черёмуха. Всё белое, такое свежее и волшебное. Сегодня видела сцену с цветами и тинейджерами.
Идут мимо метро два подростка лет по четырнадцать. Такие крутые, оба в кенгурушках с логотипом местного футбольного клуба, у одного на плече висит огромная спортивная сумка, у другого рюкзак. Волосы у обоих зачёсаны беспорядочно вверх, джинсы болтаются на середине задницы, пройма у колен, как сейчас носят, на пояснице видны цветные трикотажные кальсоны. Штаны вот-вот упадут: честно, ребятам приходится загребать ногами, чтобы не упали. Из карманов свисают шнуры, наушники, провода всякие. Идут, значит, болтают. Один сорвал веточку черёмухи, понюхал и протягивает другому:
— На!
Тот возмутился:
— Да фига мне?
— Да на!
— Да на фига?
— Понюхай, чем пахнет!
— Говном твоим пахнет.
— Сам ты говно. Твоя мама говно.
— Твоя!
— Ты пидор.
— Сам пидор и говно.
— Ты жопа.
— Отвали.
— Ты жопа.
— Отвали!!!
— На, возьми! Ну чего ты как пидор?
Второй взял веточку, поднёс к лицу, постоял так. Первый спрашивает в полном восторге:
— Ну чо, пахнет?
— Мёдом пахнет.
— Докаж, круто!
— …и говном.
Июнь 2008 годаФавн из прачечной
Где случаются основные шведские драмы? Неправильно! В прачечной! Потому что люди пытаются влезть без очереди.
Обычно в каждом доме на первом этаже организована прачечная, чтобы не нужно было покупать свою стиральную машину и платить за электричество, которое она потребляет. Это очень удобно. Заказываешь заранее время и стираешь целых пять часов. Три машины, сушилка, гладильная доска, всё необходимое. За пять часов успеваешь постирать всё, что накопилось за пару недель.
Но зловредные соседи, конечно же, хотят всё сделать наоборот. Не заказывать время, а просто прийти и занять пустующую машину, а потом сделать вид, что они только вчера родились на свет и ничего знать не знают. Также соседи стараются скрыться с места преступления, не убрав за собой и не вытащив свои длинные рыжие волосы из барабана стиральной машины. Из-за этого в шведских прачечных то и дело вспыхивают ссоры и даже драки. Иногда в газетах пишут, кто и как получил увечья во время прачечных разборок. Поединок на утюгах и гладильных досках часто заканчивается в зале суда.
У меня сегодня «большая стирка» с семи до двенадцати утра. Заказала время за две недели. Спускаюсь вниз с корзиной белья и слышу, что кто-то возится в прачечной. Гудит сушилка и горит свет. Ну, думаю, вот ты и попался, сейчас-то я тебя настигну! Вот получишь у меня! Правила одинаковы для всех. Я заказала время — мой черёд стирать. А твой наступит тогда, когда ты сам обо всём заранее позаботишься. Тогда и стирай, сколько твоей душе угодно, хоть обстирайся.
А потом думаю: а что, если это старушка и мне будет её жалко? А что, если это какой-нибудь страшный мужик и я не осмелюсь его прогнать? Или вдруг это окажется мой приятель Бьёрн или его девушка, а с ними ссориться я не хочу! Ну ладно, надеюсь это будет тётка или разгильдяй с третьего этажа. Врываюсь, сделав злое лицо. А там… очень красивый и очень молодой шатен, весь такой испуганный. Глаза синие-синие. В коротких шортах, в маечке, и на голове такие трогательные беспорядочные локоны. И я его впервые вижу.
Ну, у меня сразу злость вся прошла, я его мягко так спрашиваю: стираешь, мол? А он такой:
— Нет, у меня кошка поспала на пиджаке, всё в шерсти, а мне надо на важную встречу, так я его сунул в сушилку, чтобы шерсть снять, но я уже всё, извини, пожалуйста, я так боялся, что кто-нибудь придёт и увидит, я же занял чьё-то время, но не было же никого, вот я и подумал, но я уже ухожу…
Ах! Какая прелесть! Ну бывают же настолько красивые люди! Как они такие получаются? Наверное, приятно быть красивым и всем нравиться?
Оказалось, юноша только позавчера переехал в наш дом, поэтому я его никогда и не видела. У меня сердце прямо растаяло, как сливочное мороженое. Суши, конечно, свой пиджак, на здоровье. Не только можно, но и нужно.
Апдейт: Чёрт, этот малолетний фавн в кудряшках не почистил фильтр в сушилке!!! И мне пришлось самой вытаскивать оттуда шерсть его кошки! Лучше бы я его отругала и выгнала мокрой тряпкой, честное слово!
Июль 2008 годаМоя маленькая звёздочка
Я ехала в поезде, а напротив меня сидели две очень старенькие бабушки. Очень-очень старенькие, лет по девяносто. Они обе были элегантно и дорого одеты: в шляпках, перчатках, длинных пальто и туфельках на каблуках. У обеих в руках маленькие сумочки. Из-под шляпок выглядывают светлые завитые кудряшки. Бабушки были весёлые и очень славные, такие трогательные в своих завитушках и красной помаде. Похожи на двух фарфоровых пастушек из серванта моей собственной бабушки. Я обратила внимание на их ноги: несмотря на возраст и неудобную обувь, они были ничуть не опухшими, а совсем наоборот.
Бабушки кушали конфетки с запахом фиалок и улыбались. Не знаю даже, как описать такую улыбку. Ласково и немного мечтательно?
Поезд шёл мимо полей, синеющих цветочками льна, мимо озёр, мимо новых районов с бетонными высотками. Когда мы проезжали новостройки, одна из бабушек удивлённо сказала:
— Ах, Алиса, какой ужас! Посмотри только на эти дома. Неужели это правда? О, неужели кто-то действительно живёт в этих коробках?
Другая бабушка ответила, оживлённо повернувшись к окошку:
— О боже, Лиллемур, какой кошмар! Нет, я не верю. Отказываюсь верить. Этого не может быть.
— Не надо прятаться от правды, Алиса. Так оно и есть на самом деле, и мы ничего с этим не можем поделать. Что же толку прятать голову в песок, как страус? Теперь люди так живут, им так нравится: забираются аж на пятый этаж или даже на седьмой. — конечно, ты права, дорогая. Живут прямо на пятом этаже, как моя племянница. И знаешь что? Она выходит на балкон и ничуть не боится. Мало того, даже детям разрешает! Там, конечно, перила и вообще… но я всё равно очень боюсь!
— Да, Алиса, лично я бы не смогла жить на такой верхотуре. Подумать только, пятый этаж! О, боже мой! Мне бы всё время казалось, что я сейчас упаду и разобьюсь. Можно ведь случайно вывалиться из окна: просто подойти посмотреть, какая сегодня погода, и вдруг!.. О нет, какой кошмар! Особенно если летом стоит жара и окна открыты, то можно ведь не заметить, что нет стекла, и просто упасть.
— Подумай, Лиллемур, какое несчастье жить вот так! Вместе с другими людьми. Ни своего сада, ни своего дома. Делить коридор с какими-то чужаками. Да, я знаю, они, конечно, все очень милые. Я имею в виду соседей моей племянницы, они очень славные. Но всё-таки: какие-то чужие люди… Ходят вокруг, шумят. А ещё бывает так, что они даже друг друга не знают. Им даже всё равно, представляешь? И приходится жить среди них… Как будто до тебя никому нет дела, как будто у тебя нет лица. Как будто тебя вообще нет. Я бы так не смогла, никогда бы не смогла. Я бы, наверное, умерла.
— А знаешь, Алиса, я ведь однажды жила в таком доме. В небоскрёбе! Меня ведь в сорок седьмом родители отправили в Нью-Йорк. Помнишь? А помнишь Джона и Бетти? Аха-ха, ихи-хи! Джон и Бетти! О, это были такие весёлые ребята!
— Да, Лиллемур, я их прекрасно помню! Джон так замечательно играл на рояле! А у Бетти были такие стройные лодыжки, я ей ужасно завидовала!
— Так вот, в Нью-Йорке нет никаких других домов, кроме небоскрёбов, представляешь? И я целых полгода жила на девятнадцатом этаже. И ничуть не боялась! Ну нисколечки! Из моего окна был виден весь город. И небо, и облака. Особенно ночью было красиво, просто море электричества!
— О, Лиллемур, как тебе повезло! Я бы тоже очень хотела увидеть Нью-Йорк!
— Да, там было на что посмотреть. Но я в Америке почему-то всё время плакала. Особенно по вечерам, как стемнеет. Я смотрела из окна на небо и представляла, что я совсем одна в городе. Я думала: где же на небе моя звезда? Почему её не видно? Что мне уготовано в жизни? Что меня ждёт? Вот все говорят, что молодой быть хорошо, а старой плохо. А я вот так не думаю. В молодости было так много вопросов, и все без ответов. Я так плакала, я так ждала. Где же она, моя звёздочка? Почему не подмигнёт мне, не подскажет? А мне бы хоть одним глазком подсмотреть, как оно будет потом, в будущем! Хоть бы мне кто-нибудь полсловечка сказал бы, что всё будет хорошо. Но ведь разве наперёд угадаешь! К тому же звёзд там было не видно из-за электричества…