Уж если Бальдру суждено пострадать, так пускай вместе с ним пострадают и другие – и чем больше их будет, тем лучше.
III
Незрячий Хёд стоял в стороне и вздыхал, прислушиваясь к смеху и возгласам удивления и радости, долетавшим с поляны, где веселились асы. Хёд был одним из самых сильных богов, ведь слепота – не помеха силе. И обычно он участвовал в общих забавах наравне со всеми: Бальдр следил, чтобы брат его не чувствовал себя обделенным. Но сегодня о нем забыл даже Бальдр.
– Что-то ты невесел, – раздался знакомый голос. Голос Локи.
– Тяжело это, Локи! Все веселятся. И Бальдр, мой любимый брат, – тоже там, вместе со всеми. Я слышу его смех – он так счастлив! Как бы я хотел тоже быть среди них!
– Сейчас мы это устроим. Нет ничего проще! – воскликнул Локи. Хёд, конечно, не видел его лица, но голос его звучал так участливо, так дружелюбно… К тому же, всем богам было известно, что Локи скор на выдумки. – Дай мне руку.
Хёд протянул руку. Локи что-то вложил в нее и сам согнул пальцы Хёда, чтобы тот зажал это в кулаке.
– Вот, держи. Я сделал тебе деревянный дротик. Теперь я подведу тебя к Бальдру поближе и помогу прицелиться, а ты просто метнешь этот дротик – и всё. Только смотри, бросай изо всей силы! И тогда все боги рассмеются, и Бальдр будет счастлив, что брат его, хоть он и слеп, все же смог разделить его торжество.
И Локи провел Хёда через толпу, собравшуюся вокруг Бальдра.
– Сюда, – сказал Локи. – Здесь хорошее место. Когда я скажу, метнешь дротик.
– Жаль, что это всего лишь маленький дротик, – печально вздохнул Хёд. – Вот бы метнуть настоящее копье или камень!
– Хватит и дротика, – заверил его Локи. – Он хорошо заточен. А теперь готовься: вот-вот будет пора.
Толпа радостно взревела: Тор раскрутил дубинку из крепкого терновника, усаженную острыми железными гвоздями, и направил удар Бальдру прямо в лицо. В самый последний миг дубинка отклонилась и прошла над головой Бальдра. Со стороны это выглядело так, словно Тор решил сплясать какой-то странный танец, – одним словом, очень смешно.
– Пора! – шепнул Локи. – Давай сейчас, пока они все смеются.
И Хёд метнул омеловый дротик прямо перед собой, как ему и было сказано, и приготовился смеяться и радостно кричать вместе со всеми. Но никто почему-то не смеялся и не кричал. Стало совершенно тихо. Потом в толпе кто-то ахнул и послышался невнятный шепот.
– Почему никто меня не хвалит? – спросил слепой Хёд. – Я метнул дротик. Да, конечно, он был маленький и совсем легкий, но вы же наверняка его увидели. Бальдр, братец мой, ты почему не смеешься?
И тут он услышал крик, полный муки, – высокий и страшный, раздирающий сердце вопль. Хёд узнал голос матери.
– О, Бальдр, о сын мой! – выкрикнула Фригг.
И Хёд, наконец, понял, что дротик его попал прямо в цель.
– Какой ужас. Ты убил своего брата, – сказал Локи. – Какое горе, какая печаль.
Но в голосе его не было печали. Ни печали, ни горя, ни ужаса.
IV
Бальдр лежал мертвый: дротик из омелы пронзил его сердце. Боги собрались вокруг, обливаясь слезами и разрывая на себе одежды. Один сказал:
– Не троньте Хёда. Сейчас нельзя мстить. Возможно, потом, но не сейчас. Не здесь. Это место священно.
И больше он не вымолвил ни слова. А Фригг спросила:
– Кто из вас хочет заслужить мою милость и поедет в страну Хель? Быть может, она отпустит Бальдра обратно в мир живых. Даже Хель не может быть такой жестокой… – На миг она запнулась, вспомнив, что Хель – все же дочь Локи. – Мы предложим ей выкуп за Бальдра. Так есть ли среди вас хоть один, кто готов отправиться к Хель? Он может и сам не вернуться…
Боги переглянулись, а затем один из них вскинул руку. Это был Хермод, прозванный Удалым, – слуга Одина, самый проворный и храбрый из молодых богов.
– Я поеду к Хель, – промолвил он. – Я верну Бальдра Прекрасного.
И привели ему Слейпнира, коня Одина, чудесного жеребца о восьми ногах. Хермод вскочил на коня и пустился в путь. Вниз и к северу вела его дорога, туда, где Хель в своем высоком чертоге принимает умерших и куда от начала времен не было ходу живым.
А пока Хермод мчался темными долинами в царство Хель, боги стали готовиться к похоронам. Тело Бальдра перенесли на море, чтобы возложить на ладью, которая принадлежала ему при жизни и звалась Хрингхорни. И хотели асы оттолкнуть ладью от берега и поджечь, но никто не мог сдвинуть ее с места. Все разом налегли они на ладью, но напрасно: даже с помощью Тора не удавалось стронуть ее ни на волос. Только Бальдр мог спустить свою ладью на воду, но теперь он был мертв.
Тогда послали боги за великаншей Хюррокин, и та прискакала верхом на огромном волке, а поводьями ей служили змеи. Подошла Хюррокин к носу ладьи и толкнула ее изо всей своей могучей силы, – и с первого же толчка ладья сдвинулась с места и сошла на воду, да так резво, что с катков, под нее подложенных, посыпались искры, земля затряслась, а море вздыбилось высокими волнами.
– Я убью ее! – выкрикнул Тор и схватился за Мьёлльнир, свой молот. Уж очень он был расстроен, что сам не сумел сдвинуть ладью. – Разве так можно? – добавил он в свое оправдание. – Никакого уважения к покойному!
– Не вздумай! – сказали другие боги, и Тору пришлось подчиниться.
– Не нравится мне все это, – проворчал он, опуская молот. – Но я все равно сегодня кого-нибудь убью, а не то меня разорвет.
Четверо богов подняли тело Бальдра и перенесли его на ладью – потому-то о покойных и говорят, что свой последний путь они проходят на восьми ногах. Остальные боги собрались вокруг и горько его оплакивали. Первым среди них был Один: на плечах его сидели вороны, а за спиною его стояли валькирии и асы. И великаны, инеистые и горные, пришли проститься с Бальдром, и даже карлики, искусные подземные мастера пришли оплакать его. Все на свете скорбели о Бальдре.
Жена Бальдра, Нанна, увидела, как тело ее мужа несут на погребальный костер. Горестно вскрикнула она, и сердце ее разорвалось, и упала Нанна замертво на морском берегу. Боги подняли ее и положили на костер рядом с мужем.
Один возложил на костер свое чудесное обручье Драупнир, то самое, которое когда-то выковали карлики Брокк и Эйтри и с которого на каждый девятый день капало еще восемь браслетов, таких же светлых и прекрасных. А затем Один шепнул на ухо своему мертвому сыну некую тайну, которая вовеки не откроется никому, кроме Бальдра да самого Одина. И, наконец, возвели на костер Бальдрова коня в полной сбруе и принесли его в жертву, чтобы и по ту сторону жизни конь продолжал верно служить своему хозяину.
А затем костер подожгли. Пламя вспыхнуло, пожирая тела Бальдра и Нанны, и его коня, и прощальные дары, которые принесли ему.
И пламенело тело Бальдра, как солнце.
И встал перед костром бог Тор, высоко подняв свой молот.
– Да будет благословен и свят этот костер! – провозгласил он, хмуро поглядывая на великаншу Хюррокин: ему все казалось, что она ведет себя непочтительно. Тут один из карликов, по имени Лит, обошел Тора и встал перед ним, чтобы посмотреть на погребальный костер поближе. Тор, возмутившись, пнул его ногой, и карлик упал в костер и сгорел. Тут Тору немножко полегчало, а оставшимся карликам, наоборот, стало куда как хуже.
– Мне это не нравится, – проворчал Тор. – Совершенно не нравится. Надеюсь, Хермод Удалой все уладит с Хель. Чем скорее Бальдр вернется к жизни, тем будет лучше для всех нас.
V
Хермод Удалой ехал девять дней и девять ночей без сна и отдыха. Все глубже уводила его дорога, и с каждым часом вокруг сгущалась тьма: полумрак сменился сумраком, сумрак – ночью, а ночь – непроглядной темнотой, беззвездной и черной, как смоль. Только далеко впереди что-то блестело золотом. Ближе и ближе подъезжал Хермод, и свет разгорался ярче. И вот увидел он, что это и впрямь чистое золото, которым выстлан мост через реку Гьялль: каждый умерший должен пройти по этому мосту, чтобы попасть во владения Хель.
Хермод пустил Слейпнира шагом, и тот ступил на мост. Загремел и покачнулся мост под тяжестью двух живых, а до Хермода донесся голос женщины:
– Как тебя звать? Какого ты роду? Что ты делаешь в стране мертвецов?
Хермод не ответил.
Молча проехал он по мосту и увидел, что на том берегу стоит дева, прекрасная, хоть и бледная лицом, и смотрит на него так, словно никогда не видела никого подобного. Модгуд звали ту деву, охранявшую мост.
– За вчерашний день по этому мосту проехало столько мертвых, что хватило бы заселить пять королевств, – промолвила она. – Но под одним тобою мост трясется сильнее, чем под ними всеми, хотя и людей, и лошадей там было без счета. Я вижу, что под кожей у тебя струится алая кровь. У мертвецов лица серы и зелены, белы или иссиня-черны, ты же румян, как живой. Кто ты? И зачем ты едешь в страну Хель?
– Я – Хермод, сын Одина, – отвечал он. – Скачу я в Хель на коне Одина, чтобы разыскать Бальдра. Не видала ли ты его?
– Кто однажды видел Бальдра, уж никогда его не забудет, – вздохнула дева. – Бальдр Прекрасный проезжал по этому мосту девять дней назад. Сейчас он в палатах Хель, в ее высоком чертоге.
– Благодарю тебя, – кивнул Хермод. – Туда-то мне и нужно.
– Поезжай вниз и на север, – сказала Модгуд. – Прямо на север и все время вниз. Так и приедешь к воротам Хель.
И Хермод поехал дальше – по тропе, ведущей на север и вниз. И вскоре поднялась перед ним огромная стена, а в ней – ворота, выше самого высокого дерева. Тогда сошел Хермод с коня и подтянул подпругу. А после снова вскочил в седло, пришпорил коня и понесся вперед. Все быстрее и быстрее мчался Слейпнир, и вот, когда до ворот уже было подать рукой, он взвился над землей, как на крыльях. Ни один конь на свете не совершал еще такого прыжка. Перенес он всадника через ворота, и вот Хермод очутился по ту сторону стены, в стране Хель, куда нет хода живым.
Подъехав к высокому чертогу владычицы мертвых, Хермод спешился и вошел в палаты. Бальдр, его брат, сидел там во главе стола, на почетном месте. Но как же бледен он был! Бледнее неба в пасмурный день, когда о солнце можно лишь мечтать. И пил он мёд Хель, и ел ее хлеб. Увидел Бальдр Хермода и сказал ему: «Садись за стол, пируй в эту ночь вместе с нами!» Рядом с Бальдром сидела Нанна, его жена, а по другую руку от Нанны – карлик Лит, очень недовольный тем, как все обернулось.