Впереди всех поедет Один – в сверкающей броне, в золотом шлеме. Следом за ним – Тор, с Мьёлльниром в руке.
И вот прибудут они на поле битвы, и начнется последний бой.
Один выйдет против Фенрира-Волка – тот вырос таким огромным, что застилает полнеба. Поднимет Один свое копье, Грунгнир, и ринется на врага.
Тор увидит, что Один пошел против Волка, и, улыбнувшись, стегнет своих козлов. Полетит его колесница навстречу змею Мидгарда; рука его в железной рукавице вскинет молот.
Фрейр выступит против чудовищного Сурта, объятого пламенем. Огромен меч Сурта, и жжет он противника огнем даже тогда, когда удар проходит мимо цели. Фрейр будет биться отважно, но падет первым из богов: его доспехи и меч не сравнятся с огненным клинком Сурта. Умирая, Фрейр пожалеет о мече, который он отдал когда-то Скирниру за сватовство к Герд. Сейчас тот чудесный меч мог бы его спасти.
Яростно грохочет битва: эйнхерии, славные воины Одина, сходятся в рукопашной с мертвецами из воинства Локи.
Воет пес преисподней, Гарм. Он не так огромен, как Фенрир, но среди псов нет никого сильнее и опаснее Гарма. Он тоже сбросил свои оковы и вырвался из-под земли; многие воины погибнут от его клыков.
Но Тюр однорукий встанет преградой на пути чудовищного пса. Храбро будет сражаться Тюр, но в поединке падут они оба: Гарм испустит дух, сомкнув зубы на горле Тюра.
Тор же наконец убьет змея Мидгарда, как он давно мечтал.
Метнет он свой молот и размозжит Йормунганду голову, а сам поспешно отступит, чтобы не задел его великий змей, падая мертвым на равнину Вигрид.
На девять шагов успеет Тор отойти, когда голова Йормунганда коснется земли, но этого окажется мало. Яд брызнет из пасти змея в смертный миг и окутает громовержца черным облаком.
Со стоном боли Тор рухнет наземь и испустит дух вместе со своим заклятым врагом.
Отец его, Один, будет сражаться отважно, но нет на свете противника сильнее и опаснее волка Фенрира. Он огромнее солнца, больше луны. Метнет Один копье в его пасть, но Фенрир сомкнет свои исполинские челюсти и переломит копье. А вслед за копьем исчезнет в пасти волка и сам Один: так настанет смерть отцу богов, величайшему из них и мудрейшему.
Видар, сын Одина, бог молчаливый и верный, увидит гибель своего отца. Он выступит вперед, навстречу Фенриру, торжествующему победу над Одином, и наступит ногою на нижнюю челюсть волка.
А нога эта у Видара необычная. На другой ноге он носит обычный башмак, а на этой – особенный. Тот башмак от начала времен собирался из обрезков, которые остаются от носка или пятки, когда люди кроят себя башмаки.
(Так что если вы хотите помочь асам в последней битве, не храните обрезки кожи: выбрасывайте их прочь. Каждый брошенный обрезок пойдет Видару на башмак.)
Этим-то башмаком Видар наступит на нижнюю челюсть волка. А затем ухватится он рукою за верхнюю челюсть и разорвет Фенриру пасть. Так погибнет великий волк – а Видар отомстит за отца.
И будет бушевать битва на равнине Вигрид, и боги будут гибнуть от рук инеистых великанов, а великаны – от рук богов. Вся равнина покроется телами мертвецов, оживших для последней войны и погибших снова, теперь уже навсегда. И благородные эйнхерии полягут бок о бок со своими последними врагами на мерзлой земле, под туманным, бессветным небом: никогда им уже не встать, не пробудиться и не выйти на бой.
Все полчища мертвых падут. Один только Локи останется стоять посреди равнины, окровавленный, с безумным взглядом, с довольной улыбкой на покрытых шрамами губах.
И встанет против него Хеймдалль, страж моста, привратник богов. В руке его будет меч Хофуд, влажный и красный от крови. И побредут эти двое навстречу друг другу через равнину Вигрид – по колено в крови, среди трупов и пламени.
– Ах, это ты, – скажет Локи. – Дозорный богов с вечно грязной спиной. Слишком поздно разбудил ты богов, Хеймдалль. Ну не славно ли было смотреть, как они погибают, один за другим?
Глядя Хеймдаллю в лицо, Локи будет выискивать слабость, высматривать признак хоть какого-то чувства. Но Хеймдалль останется бесстрастен.
– Неужто тебе нечего сказать, Хеймдалль, сын девяти матерей? Знаешь, что спасало меня от безумия там, под землей, когда змеиный яд капал мне на лицо, а бедная Сигюн стояла надо мной, пытаясь поймать капли в чашу? Когда я лежал в темноте, связанный кишками собственного сына? Только одно: я думал об этой самой минуте! Я представлял себе грядущие дни, когда мы с моими детьми, могучими и прекрасными, положим конец богам и всему этому миру.
Хеймдалль так и не вымолвит ни слова. Он просто ударит в полную силу, и меч его с грохотом обрушится на броню врага, а Локи ответит ударом на удар и ринется в бой – искусно, свирепо и радостно.
И пока будет длиться та битва, оба вспомнят, как сражались друг с другом когда-то давно, когда мир был проще. Тогда они бились в обличье тюленей за ожерелье Брисингов: Локи похитил его у Фрейи по просьбе Одина, а Хеймдалль вернул. И Локи не забыл обиды.
Теперь они сразятся на мечах. И будут колоть, рубить и резать друг друга без пощады.
Они сразятся и нанесут смертельные раны друг другу. И падут они бок о бок – Хеймдалль и Локи.
– Свершилось, – прошепчет Локи, умирая на поле битвы. – Я победил.
Но Хеймдалль усмехнется сквозь смерть своей златозубой усмешкой, измаранной в кровавой слюне.
– Я вижу дальше тебя, – молвит он. – Сын Одина, Видар, убил твоего сына, волка Фенрира. И Видар еще не пал, как и брат его по отцу, могучий Вали. Тор погиб, но дети его, Магни и Моди, еще живы. Им хватит сил и чести, чтобы выстоять в этой битве.
– Не имеет значения. Весь мир уже в огне, – скажет Локи. – Род людской погиб. Мидгард разрушен. Я победил.
– И все же я вижу дальше тебя, Локи, – возразит ему Хеймдалль на последнем вздохе. – Даже отсюда я вижу мировое древо. Пламя Сурта не может коснуться ясеня Иггдрасиля, и вижу я, что двое смертных укрылись в расселине его ствола. Женщину зовут Жизнь, мужчину – Жажда Жизни. Потомки их заселят весь мир. Это не конец всему. Жизнь не кончается, Локи! Кончаются лишь старые времена. За смертью всегда приходит возрождение. Ты проиграл.
Локи сказал бы ему в ответ что-нибудь колкое, что-нибудь остроумное и обидное, но жизнь уже покинет его, а вместе с нею уйдут и вся его жестокость, и весь несравненный блеск его ума. Так что он ничего не скажет – больше никогда. Молча он будет лежать, неподвижный и холодный, на застывшем поле битвы, бок о бок с Хеймдаллем.
И тогда Сурт, огненный великан, который видел начало мира, окинет взором бескрайнюю равнину смерти и возденет к небесам свой пылающий меч. И поднимется великий гул, как от тысячи лесов, охваченных пожаром, и самый воздух обратится в пламя.
И станет пламя Сурта погребальным костром для мира. Моря вскипят и превратятся в пар. А потом отбушуют пожары и угаснут последние угли. И черный пепел будет падать с неба, как снег.
Где лежали тела Локи и Хеймдалля, останутся лишь две груды серого пепла на опаленной дочерна земле, и дым от них смешается с предрассветным туманом. Полчища живых и мертвых, мечты богов и отвага смертных воинов – все рассыплется в прах. А вскоре воды вновь наполнят чаши морей, и разольются моря по земле, и унесут золу и пепел в свои пучины, и под бессолнечным небом забудется все, что было.
Вот так и кончатся девять миров – пеплом и потопом, льдом и тьмою. Так погибнут боги.
II
Это конец. Но после конца случится еще кое-что.
Из серых вод океана вновь поднимется зеленая земля.
Дева-солнце сгинула в пасти волка, но ей на смену придет ее дочь, и новое солнце, полное юного света, воссияет ярче старого.
Мужчина и женщина – Жизнь и Жажда Жизни – выйдут из своего укрытия в стволе великого ясеня, скрепляющего миры воедино. Будут они питаться утренней росой, и будут любить друг друга, и в любви породят новых людей, а те заселят землю.
Асгард погибнет, но там, где стоял он когда-то, раскинется поле Идавёлль, прекрасное и бескрайнее.
Видар и Вали, сыновья Одина, придут на поле Идавёлль. Вслед за ними придут и сыновья Тора – Моди и Магни. И принесут они с собою Мьёлльнир, один молот на двоих: только Тор мог поднять его в одиночку, но Тора больше нет. Бальдр и Хёд вернутся из царства мертвых. И сядут они все вшестером под новым солнцем и поведут беседу, вспоминая старые тайны и рассуждая, когда и в чем могли бы боги поступить иначе и был ли неизбежен исход игры.
Вспомнят они о Фенрире – волке, пожравшем мир; вспомнят о змее Мидгарда; вспомнят и о Локи, который жил среди богов, но был чужой им. Да-да, о Локи, который не однажды спасал богов и в конце концов погубил их.
А потом Бальдр воскликнет:
– Эй! Смотрите-ка, что это там?
– Где? – спросит Магни.
– Да вон же! Блестит в высокой траве. Видишь? А вон еще, и еще… Эй, да их тут полно!
И боги бросятся искать, что там блестит, и будут ползать на четвереньках в высокой траве, точно дети.
Магни, сын Тора, первым найдет одну из блестящих вещиц и, подняв ее, сразу поймет, что это такое. Золотая шахматная фигурка, которой играли боги, когда еще были живы. Крошечная резная статуэтка: Один-Всеотец на высоком престоле. Король.
Отыщутся и другие. Вот Тор со своим молотом. Вот Хеймдалль, подносит рог к губам. Вот и Фригг, жена Одина, – королева.
Бальдр поднимет одну из золотых фигурок.
– А эта похожа на тебя, – скажет ему Моди.
– Это я и есть, – ответит Бальдр. – Только давным-давно, до того, как я умер. Когда я еще был одним из асов.
Одна за другой найдутся остальные фигурки, и красивые, и страшные. Вот крохотный Локи, ушедший по пояс в черную землю, а вот и его дети-чудовища. Вот инеистый великан. Вот и Сурт, лицо его по-прежнему пышет пламенем.
Так соберутся все, полный набор. Останется только расставить фигурки – и боги Асгарда встанут на расчерченном клетками столе против своих извечных недругов. Золотые шахматные воины засверкают в новом, с иголочки, солнечном свете нового, безупречного дня.