ий Мирового Змея Тор изображены на Госфортском кресте X века, который обнаружен в Линкольншире. Это не скандинавская апроприация христианского памятника, но изначально задуманная попытка совместить древние истории с новой системой верований.
Переоткрытие мифа
В Исландии скандинавские мифы и легенды никогда не забывались полностью, но для остальной Европы эти источники были переоткрыты в XVII веке усилиями самоотверженных антикваров и коллекционеров, которые «спасли» рукописи из исландской глуши и для сохранности перевезли их в города вроде Копенгагена. Некоторые из них – включая Королевский кодекс «Старшей Эдды» – были возвращены в Исландию после того, как эта страна обрела независимость. В Дании и Швеции интерес к материалу, касающемуся ранней истории их национальных государств, был особенно силен. Исландцы, которые с легкостью могли читать и переводить источники, пользовались тем же спросом, что и сами манускрипты. Эта литература повышала культурный статус скандинавских народов среди их европейских соседей, но часто забывалось, что традиция эта принадлежит – если принадлежит кому-то вообще – Исландии.
Когда исландские тексты были переведены на латынь, а затем на такие языки, как немецкий и английский, круг знакомых с ними лиц вышел за пределы Скандинавии, и в Англии они привлекли внимание поэтов и художников, которые искали новые источники вдохновения. Некоторые из этих ранних переводов были весьма далеки от оригинала; выдвигалось предположение о том, что древние песни изначально были записаны рунами. Этот корпус сюжетов сильно отличался от классической традиции, и скандинавскую поэзию часто описывали при помощи эпитетов «грубая» и «варварская», пусть даже правила ее стихосложения могли быть не менее строгими, нежели правила поэзии латинской или греческой.
Некоторые из этих ранних переводов были весьма далеки от оригинала; выдвигалось предположение о том, что древние песни изначально были записаны рунами.
В английской традиции особенно важную роль в распространении скандинавской мифологии среди широкой аудитории сыграл Томас Грей, переложивший два стиха, которые захватили воображение читающей публики. Ода «Роковые сестры» с ее леденящим душу образом валькирий, прядущих исход битвы на станке при помощи кишок и отрезанных голов, основана на древнескандинавской песне из «Саги о Ньяле». Грей написал и другую оду – «Нисхождение Одина» о посещении этим богом подземного мира, где он узнал о грядущей гибели Бальдра; несколько подражателей Грея продолжили этот ряд в высшей степени волнующих образов. Художник и поэт романтического направления Уильям Блейк иллюстрировал оды Грея, и на конец XVIII века пришлось всеобщее помешательство готическим художественным миром с его валькириями, роковыми рунами и пирующими в Вальхалле воинами.
Людей Викторианской эпохи более интересовали предприятия викингов, нежели скандинавские боги: эти мореплаватели-авантюристы хорошо соотносились с империалистическими устремлениями Британии того времени. Но, хотя крайности скандинавских мифов для господствующего сознания могли быть неприемлемы, материал легенд находил своих почитателей и в правление королевы Виктории. Среди них был Уильям Моррис, присоединившийся к длинной веренице европейцев, которые плавали в экзотические земли Исландии и вдохновлялись ее впечатляющими пейзажами и описанными в сагах местами. При помощи одного исландского ученого Моррис перевел несколько саг, включая «Сагу о Вёльсунгах». Его длинная поэма «Сигурд Вёльсунг» стала благопристойным переложением легенды о Сигурде, в котором изображалось эгалитарное общество на лоне природы: идеал бегства из индустриализованной, разобщенной и разделенной на классы Британии того времени. Моррис использовал архаичный язык, и его обращение с легендой могло показаться старомодным даже для викторианского уха, но наряду с первыми полными переводами «Старшей Эдды» они донесли скандинавские мифы и легенды до широкой публики.
Ода Томаса Грея «Роковые сестры», иллюстрированная Уильямом Блейком
Скандинавские мифы и национализм
В Исландии скандинавские мифы были частью живой литературной традиции, и, естественно, этот материал имел огромное значение для всей Скандинавии. В конечном счете он позволял взглянуть на мир средневековых скандинавов и принадлежал к общему скандинавскому наследию, сохранившемуся в Исландии. Неудивительно также, что переоткрытие исландского собрания мифов и легенд помогло разжечь в Дании и Швеции движение романтического национализма; в Норвегии идея великого скандинавского прошлого и образ свободолюбивых северян способствовали борьбе за независимость от своего более могущественного соседа.
Но для некоторых мифы, сохранившиеся в Исландии, обрели более широкое и проблематичное значение: для них эти тексты отражали не только средневековое мировоззрение скандинавов, но более широко культуру германцев, которая повсюду была утрачена или активно подавлялась. Особого влияния эта пангерманская мысль добилась в Германии: «народное движение», возникшее в конце XIX века, стремилось возродить утраченные немецкие традиции. Помимо увлечения неоязыческим мистицизмом оно пропагандировало идею существования арийской расы, связанной общим происхождением, культурой и антропологическими признаками. Эти взгляды переросли обычную наивную ностальгию по золотому веку, описанному в легендах о героях, и способствовали укреплению веры в то, что немецкий Volk (народ) может подняться с колен и вернуться к своим героическим истокам. Мистики-националисты вроде Гвидо фон Листа даже утверждали, что имеют доступ к оккультному миру предков-германцев, который якобы скрыт в эзотерическом знании «Старшей Эдды».
В XIX веке важную роль в становлении немецкого национализма сыграла интерпретация героического сюжета в вагнеровском цикле «Кольцо Нибелунгов», основанном на легенде о Сигурде и ее средневековом изложении – «Песни о Нибелунгах». Четыре оперы этого цикла – «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов» – ставились по всей Европе, получая всюду одобрение критиков; они познакомили мир с образами валькирий в шлемах с крыльями, уродливого племени гномов и «благородного» влечения героя к смерти. Оперы Вагнера – одна из самых устойчивых интерпретаций легендарного цикла – являют собой высокое искусство, а не выражение политических взглядов, но, без сомнения, такое переложение мифа прославляет расовую чистоту и стремление к власти, и оно помогло разжечь костер возрождающегося национализма и смертоносного антисемитизма в Германии 1930-х годов.
В нацистской Германии скандинавская мифология, подогнанная под фашистскую идеологию, стала оружием в культурной войне. Крайне правые в Германии и в других странах (включая Скандинавию), игнорируя сложную природу источников, изъяны и противоречивую природу самих богов, могли опереться в ней на те стороны, которые были им по нраву: прославление насилия, акцент на маскулинной героике и прославление силы отдельного человека. Великие скандинавские исследователи были для них не просто людьми, преследующими свои цели: они стали идеальными образцами северной расы господ, а их боги стали богами войны и корыстного интереса. Руны были включены в эмблемы СС и других немецких военных формирований, величественные викинги украшали пропагандистские плакаты, а изучение скандинавских источников соединилось с псевдонаукой для того, чтобы «доказать» превосходство нордической расы и мнимое вырождение других народов – прежде всего евреев. Миф о германском золотом веке и утверждения о превосходстве нордической расы стали главными элементами омерзительной идеологии нацистов.
Валькирии в постановке оперы Вагнера «Валькирия» 1896 г. Образ шлема с крыльями, вероятно, происходит от костюмов, изготовленных к этой постановке, и не имеет основы в скандинавских мифах
В Англии началось другое осмысление этого наследия: частично в ответ на то, что происходило в Германии, занимавшийся средневековой литературой профессор Дж. Р. Р. Толкин писал в письмах о «жгучем личном отвращении… к этому проклятому маленькому кретину Адольфу Гитлеру… за уничтожение, извращение, употребление не к месту и дискредитацию благородного северного духа» – героического этоса, с которым сам он познакомился впервые через утопические переводы Морриса. К счастью, извращения нацистов оказались далеко не столь устойчивы, как боялся Толкин, и, хотя скандинавские мифы и сегодня сохраняют удручающую (хотя и ожидаемую) притягательность для неонацистов, наследие Толкина оказало куда большее влияние на то, каким образом скандинавские мифы воспринимаются в массовой культуре и какие ассоциации они образуют в народном сознании. Толкин соединил свое глубокое знание скандинавских мифов и героических легенд с сюжетами других средневековых литератур, добавив значительную долю собственных находок, и создал новую мифологию, которая перекликается со старой.
Толкин соединил свое глубокое знание скандинавских мифов и героических легенд с сюжетами других средневековых литератур, добавив значительную долю собственных находок, и создал новую мифологию, которая перекликается со старой.
Национализм, хотя Толкин его здесь и не увидел бы, сыграл свою роль и в его произведениях: он считал великим позором тот факт, что Англия сохранила лишь отрывки собственных мифов, и его истории, разворачивающиеся в Средиземье (аллюзия на скандинавский Мидгард), частично направлены на то, чтобы возместить эту утрату. Но, кроме того, Толкин понимал сложный характер своих источников и несовершенство богов, а также наверняка не восхищался влечением к смерти, распространенным в мире героев. К проклятому кольцу из легенды о Сигурде – в опере Вагнера это желанный символ власти – Толкин выбрал совершенно иной подход. Вся его эпопея «Властелин колец» построена вокруг сопротивления привлекательности кольца и его безумной жажды власти, а также последующего их уничтожения; его герои – домоседы-хоббиты, пытающиеся понять чуждый им героический мир; а главный персонаж, Фродо, назван в честь легендарного скандинавского конунга Фроди, заслугой которого стало установление мира. Истории Толкина о гномах и драконах, магических рунах и легендарных мечах заложили основу нового жанра – средневекового фэнтези, а его Средиземье побудило многих заинтересоваться мифами.