Рядом с Марией на скамейке около клироса сидели две маленькие девочки-близнецы, лет пяти. Это были ее младшие дети. Хотя путь к храму был и неблизким и девочки часто капризничали, она считала своим долгом водить их на службу каждую неделю. Так она приучала их к храму. Малыши сидели тихо и ковыряли свечки, которые успел им дать перед службой местный дьякон, пытаясь хоть немного их развлечь перед долгой службой. Однако сегодня дорога в храм была особенно длинной – на улице бушевала метель, и все дороги были в сугробах. Дети устали и приуныли, даже несмотря на подаренные свечки. «Ничего, что устали, пусть лучше службу послушают, чем дома сидели бы и телевизор смотрели», – подумала Мария про себя. Как будто угадывая ее мысли, одна из девочек наклонилась к сумке, пытаясь достать планшет. Мария резким движением застегнула молнию на сумке.
В этот момент рядом прошел отец Амвросий. Он погладил малышей по головкам, что-то им прошептал и подошел к регенту. После этого началась служба.
В церковном хоре все певчие делились на первые и вторые голоса. Мария была среди последних, то есть тех, кто подпевал первым. Этот факт ее не смущал. Напротив, давал возможность петь, как ей хочется, не брать на себя лишнюю ответственность и не тянуть на себе всю службу. Требования ко вторым голосам были попроще. Первые же состояли либо из матерых певцов, либо из тех, кто относил себя к таковым, не обладая при этом должным талантом. Некоторые из «первых» действительно отличались яркостью исполнения, но были и те, кого слушать было откровенно противно.
Один из самых слабых голосов был у Алины. При этом она считала себя одной из основных солисток хора и пела только с первыми голосами. Последние же, видимо, в силу своей скромности, просто не решались ей возразить – не хотели брать грех на душу. Так и пела Алина – громко, несуразно, расхлябисто, иногда не попадая даже в ноты, пугая своим голосом не только «первых» и «вторых», а иногда и некоторых священников, знавших толк в пении. Брошенная лет двадцать назад мужем женщина, не имеющая ни детей, ни нормальной работы, Алина сначала озлобилась на всех, а потом и вовсе тронулась рассудком и подчеркивала в людях только их отрицательные стороны. Хотя сама в себе не имела ровным счетом ничего положительного.
В хоре об этом знали и старались лишний раз не вступать с Алиной в диалог. Она же, напротив, не упускала ни единого повода кого-то обидеть, задеть за живое или и вовсе оскорбить в перерывах между песнопениями.
Особенно критично она относилась ко вторым голосам, считая их людьми бездарными и допущенными для пения в храме только из сострадания регента.
Сегодня Алина была особенно не в духе, ее день не задался с самого утра, когда сосед стал барабанить по ее двери, чтобы сорвать ее репетицию. При этом он грязно выругался матом и добавил, что в следующий раз вызовет полицию. На службу Алина пришла почти в бешенстве.
– Ольга Ивановна, вторые голоса у нас никуда не годятся. Только все портят. Лучше бы их вообще не было, – начала Алина приставать к регенту в перерыве.
– Алина, тише вы, успокойтесь. Вы, как всегда, преувеличиваете, – попыталась сгладить обстановку регент.
– А вот и нет! Вон, например, эта вот, с детьми, вообще плохо поет!
– Тихо, тихо вы. Нормально Мария поет. Успокойтесь вы уже.
Мария услышала конец разговора, но решила подавить в себе эмоции и не отвечать на дерзости Алины, тем более что хорошо знала, как та себя обычно ведет, но все-таки расстроилась: «Вот дура, сама петь не умеет, а еще критикует меня! Чья бы корова мычала!» – подумала она. В этот момент хор запел Херувимскую, и Мария слегка отвлеклась на песню. Она старалась больше не смотреть в сторону Алины, а перевела свой взгляд на отца Амвросия.
Он служил по-особенному. Создавалось впечатление, что служба проходит на небесах, что батюшке помогают не люди, а ангелы, да и сам он – ангел. В храме стояла атмосфера настоящей нерукотворной веры. Веры небесной, не земной. Так вот служил отец Амвросий. По-особенному.
В какой-то момент службы Мария вся наполнилась благодатью и на глазах появились слезы. Она была по-настоящему счастлива. Как вдруг до ее ушей опять донесся голос Алины, обращенный к одному из солистов:
– Я же говорю вам, что не тянет эта Мария, ну, с детьми которая. Ну, не тянет, и все тут! Будете вы со мной спорить еще!
– Тише-тише, служба же идет. Потом давайте это обсудим.
– Нет, вы должны со мной согласиться, – не унималась Алина.
Марию словно ударили мешком по голове – обида подступала к горлу и на глазах появились слезы. В этот момент хор взорвался всеми голосами, наполнив храм небывалым по красоте звучанием. Это была ее любимая часть службы, и она старалась петь, как могла. Ее голос был на пределе своих возможностей. Вдруг внутри, в горле что-то запершило, защекотало – ком обиды, созданный Алиной, дал о себе знать. И голос Марии задрожал, ноты стали путаться, она сбилась и стала петь не в такт. Это заметил даже отец Амвросий.
Как только закончилась партия, Алина повернулась к регенту и стала говорить так, чтобы слышали все певчие:
– Нет, ну я же вам говорила! Эта Мария…
Не успела она закончить, как Мария подскочила к ней, схватила за кофту и прокричала:
– Еще одно слово, и я тебе вот этим кулаком, – она сжала руку в кулак и замахнулась на Алину, – между глаз врежу! Привыкла, что тут тебе никто не возражает! Сама петь не умеет! Ты меня поняла?!
Алина от испуга спрыгнула с клироса и выскочила из храма как ошпаренная. Регент стояла с открытым ртом, не понимая, как дальше себя вести. Отец Амвросий от неожиданности выронил крест.
Следующую исповедь измученная Мария, сожалеющая о своем поступке всю неделю, начала с рассказа Амвросию о том, как жестоко обошлась с Алиной в прошлый раз. Но Амвросий аккуратно остановил ее, улыбнулся и сказал, что тот случай грехом не считает и исповедовать его вовсе не нужно. Напротив, подчеркнул он, некоторые несознательные чада не понимают обычного языка, и с ними по-другому нельзя.
С тех пор Алина больше в храме никого не критиковала, к огромной радости регента и Амвросия, который до этого случая пытался безуспешно вразумить ее несколько лет.
Ревность
День начинался прекрасно: утром Леониду сообщили, что у жены начались схватки, и в семье уже к вечеру ожидалось прибавление. Он ждал пятого ребенка, и это был сын. Леонид всегда очень нервно переживал сам процесс родов, по крайней мере, все предыдущие четыре раза он даже пил успокоительные, но только не сегодня: видимо, возраст и пережитые трудности сделали свое дело, закалив его и научив смотреть сложностям в лицо, не прячась от реальности: «Пятый так пятый, лучше больше, чем меньше, вон кавказцы рожают все время и ничего не боятся, а мы, русские, одного-то с трудом часто боимся сделать. А я – молодец, я ничего не боюсь, справлюсь и с пятым, и с шестым, если будет надо». Так Леонид настраивал себя все утро, и, надо сказать, настроение у него сильно улучшилось.
Все предыдущие четыре раза он был в Москве с женой, когда она рожала, но сегодня Леонид отбывал вахту в Ноябрьске, выполняя сервисные работы на скважине для одной нефтяной компании. Сам город Леониду не нравился. Подлетая к нему, он на сотни километров видел лишь чахлую хвойную растительность и болота, повсюду, куда ни глянь. И лишь тоненькая ниточка дороги вела к небольшому островку, как будто затерянному в тайге, – это и был Ноябрьск.
– Скажите, пожалуйста, а есть ли тут места, куда можно сходить погулять? – спросил он у таксиста, когда прилетел в аэропорт.
– Смотря что вы имеете в виду под понятием «погулять»?
– Ну, там, с ребятами посидеть, выпить, погудеть… ну, сами понимаете.
– Не знаю, есть вроде пара ресторанов, но мы дома пьем, по ним не ходим.
– А что вы по выходным делаете, ну, как развлекаетесь?
– Я же сказал, что пьем!
– Дома?
– Ну, иногда и на природе, если лето и погода позволяют.
После этого разговора Леонид сразу понял, что Ноябрьск такая же дыра, как и большинство отдаленных от цивилизации сибирских городков, где большая часть работников – вахтовики. Многие находили в такой работе романтику, но только не Леонид, его всегда тянуло обратно в Москву, к семье. Однако впереди его ждал целый месяц вахты, и надо было искать свои плюсы в новом месте.
Не сказать, чтобы Леонид уж слишком любил выпить и погулять, но при случае не упускал такой возможности, учитывая еще и то, что инженерам западных нефтесервисных компаний не всегда это дозволено, и перед каждым выходом в поле их проверяли на алкоголь. Работы же на скважинах не прекращались ни в выходные, ни в праздники.
Но сегодняшний день был относительно спокойным, последняя скважина была сдана еще вчера утром, а следующей не планировалось как минимум дня два. Это очень радовало Леню – представлялась возможность «обмыть» сына и проставиться по этому случаю перед коллективом.
– Ребята, я бы хотел вам рассказать об одном очень важном для меня деле, которое произойдет уже сегодня. Вы готовы? – начал Леонид во время обеда в столовой.
– Неужели опять пополнение? – сказал кто-то из коллег Леонида. И толпа сидящих за столом залилась громким смехом.
– Я бы тебе в другой раз ответил как надо, но сегодня вот удержусь, так как настроение хорошее. В общем, да. Ожидается пополнение! Сегодня!
Все немного притихли и переглянулись между собой. Нет, не по причине праздника в семье Леонида, а потому, что понимали – представляется отличная, почти официальная возможность хорошо погулять. Тем более что ситуация с работами на скважинах была очень благоприятна по причине их отсутствия, то есть работ.
– Леня, ну так по этому делу можно бы и проставиться! – выкрикнул Михаил, старый друг Леонида.
– В общем, и я о том же, ребята. Предлагаю вечером это дело отметить! – радостно подхватил Леонид. – И лучше на природе, а то неохота в кабак идти, погода ведь сегодня просто отличная. Так что предлагаю устроить вылазку на шашлык. Всё, конечно, за мой счет. Согласны?