— Явился, наконец. — Под лозой, увивавшей стену, стоял отец. Сетис обернулся к нему. Юноша с удивлением обнаружил, что, оказывается, вырос; седовласый старик перед ним словно бы стал меньше ростом, его лицо побледнело от нехватки солнечных лучей.
— Отец! Ты хорошо выглядишь.
— Врешь. Зато ты выглядишь что надо, господин Сетис.
Он и сам это знал. Волосы его были завиты и умащены, новую алую тунику украшала кайма из золотого шитья. Изнурительный голод, терзавший его в пустыне, остался позади, теперь он питался хорошо. На шее висели тонкие золотые цепочки.
Он пожал плечами, ощущая за спиной твердую мраморную балюстраду.
— Где Телия?
— Спит. — На миг они встали друг напротив друга, молча вглядываясь, потом напряженное лицо старика постепенно обмякло. Он устало присел на мраморную скамью и сказал: — Надеюсь, ты понимаешь, какую опасную игру затеял, сын мой.
Сетис сел рядом.
— Нас не подслушивают?
— Нет. Когда мы переехали, я много раз обшаривал дом, искал потайные ходы и скважины в стенах. Аргелин приставил к нам рабыню, но я отослал ее обратно; она наверняка шпионила на него. С тех пор никто больше сюда не приходил. Он оставил нас в покое, только назначил стражника у дверей. Кстати, ты зря потратил деньги. Стражники меняются каждую неделю. Аргелин не хочет, чтобы они привязывались к Телии. На случай, если придется перерезать ей горло.
Сетис похолодел. Отец опустил голову.
— Та торговка колбасой на углу улицы, в грязном фартуке, работает на Шакала. За нами присматривает и кто-то еще. — И добавил: — Как мы ввязались во всё это? Та девушка…
— Бог. Это был Бог, папа, а не Мирани.
Старик приподнял бровь.
— Ты переменился. И ты, и тот толстяк, и вор. Что вы там такое видели, в пустыне? Что превратило тебя в мужчину?
Он не знал, как ответить.
— Солнце. Там больше ничего нет. Только солнце да мы.
И добавил:
— Прости. Этот план придумал я, и я не думал, что он навлечет на вас беду.
Отец невесело рассмеялся.
— Да я сам все время настаивал, чтобы ты поступил на службу к Аргелину.
Наступила тишина. Жаркие лучи солнца жгли голую руку Сетиса. Это молчание было окрашено в иные тона, нежели раньше. В нем не было холодной враждебности, на которую он ожидал натолкнуться. И тут тишину разорвал радостный визг:
— Сетис! — У него на шее повисла заспанная Телия. Она подросла, потяжелела. — Сетис, а где мой подарок? Ты обещал!
— Обещал — значит, принес. — Он положил на пол сверток и улыбнулся, глядя, как она радостно кинулась разворачивать ткань.
— Это из дворца Архона?
Дворец наверняка был обчищен до основания, но он сказал:
— Из дворца. — На самом деле он купил эту игрушку сегодня утром на рынке у женщины, одной из немногих, у кого осталось хоть что-то на продажу, и по страшно вздутой цене.
В свертке лежала цепочка из прелестных резных обезьянок. Их шарнирные лапки были причудливо переплетены; в руках у Телии обезьянки заплясали и закувыркались, то расходясь, то сцепляясь снова, как будто деревянные пальчики были живыми. На забавных мордочках двигались глаза, открывались рты, а внутри каждой шелестели крошечные погремушки.
Глядя на восторг девочки, отец спросил:
— Аргелин пойдет в гробницы?
— Скоро. У него кончились деньги. Они ушли на оплату наемников, а те хотят всё больше и больше. Налоги в гавани не собираются, а торговля прекратилась, потому что на островах стоит императорский флот. Ему нужны люди, нужны корабли. А гробницы — это неиссякаемая сокровищница.
Обезьянки растянулись в длинную цепочку, потом, как гармошка, снова собрались в кучку. Телия смеялась.
— Если пойдешь с ним — будь осторожен. — Голос отца был угрюм. — Внизу поджидает Тень.
— Я должен идти с ним, отец.
— У тебя был выбор. И ты выбрал это. — Потом, под крики чаек над террасой, он встал и посмотрел на море. Вдалеке, в жарком мареве на горизонте, грозной шеренгой стояли на якоре императорские корабли.
— Ты нашел Джамиля?
Сетис поглядел на сестру и обезьянок. И подумал: к вечеру они ей надоедят.
— Да. Но беда в том, что Ретия тоже его нашла.
Внутри шкатулки была еще одна коробочка. Потом еще и еще. Вскоре на столе лежали девять шкатулок, одна меньше другой. Под раскрашенным деревом — голубая лазурь. Потом алебастр, папирус, серебро, тонкие пластины яшмы. Внутри скрывался кубик из эбенового дерева, совершенно черный, а когда Алексос заставил его разделиться надвое, в нем обнаружилась коробочка из крокодиловой кожи, совершенно иссохшей. А последняя шкатулка, маленькая и идеально красивая, была из горного хрусталя.
— Открой ее, — прошептала Мирани.
Алексос приподнял крышку. Его лицо озарилось ослепительным светом. Шакал улыбнулся, а Орфет спросил:
— Дружище, это золото?
— Да, Орфет. Величайшее из сокровищ.
Он достал из хрустальной шкатулки плоский диск кованого золота. В центре него сиял ярко-красный камень — то ли сердолик, то ли гранат необычного огня. Под камнем распростер лапки скарабей, а из середины солнечного символа расходились девять золотых лучей, и каждый лучик заканчивался иероглифом.
Вот и всё. Загадочная брошь светилась таким совершенством, что все почтительно замолчали.
— Красота какая, — проговорил Орфет.
— Больше того. — Шакал осторожно взял вещицу у мальчика. — Она уникальна. За все годы поисков в гробницах я не видел ничего подобного.
— А я видела. — Все взгляды устремились на Мирани. — Она продолжила: — В гробницах. Очень глубоко. Огромное солнце, схороненное под землей. Но где Сетис взял это?
— У меня. — Алексос сел на табуретку, подтянул колени к груди.
Поймав взгляд Шакала, Орфет осторожно произнес:
— У тебя, Архон?
— У моей статуи. Теперь это я. Он нашел ее у меня под ногами. Не помню, сколько веков назад я поставил там эту шкатулку, а сделал ее человек, которого любила Царица Дождя. Он создал ее, чтобы показать людям тайны Пути. Тот, кто владеет этой брошью, может творить удивительные чудеса.
— Какие же? — ровным голосом спросил Шакал.
— Ну, например, проходить сквозь стены. Находить дорогу в темноте. Спуститься в Сады и вернуться оттуда.
Грабитель могил с интересом смотрел на мальчика. Потом, взяв диск в руки, подошел к стене и наткнулся на нее.
— Это было бы мечтой любого вора. Но боюсь, Архон, тебя ввели в заблуждение.
Алексос бросил на него сердитый взгляд, но тут вмешалась Мирани.
— Погоди-ка. — И обернулась к мальчику: — О каких садах ты говоришь?
Он упрямо скрестил руки на груди, но она подошла и взяла его за плечи.
— Какие сады? Скажи!
— Ты знаешь эти сады, Мирани.
— Сады Царицы Дождя?
— Далеко за краем света. Там, где с деревьев капает вода.
Мирани поглядела на остальных.
— Ты хочешь сказать, старина, — произнес Орфет, осторожно подбирая слова, — что тот, кто владеет этим диском, может пройти через… то есть… умереть… и вернуться обратно?
Алексос с величайшей сосредоточенностью развязал и снова завязал сандалию. Потом сказал:
— По-моему, так оно и есть.
Шакал приподнял бровь.
— Но где найти безумца, который согласится проверить это на себе?
Мирани сказала:
— Записка Сетиса… — но закончить не успела: в комнату ворвался Лис, за ним — разгоряченная и самодовольная Крисса.
— Вожак! Она ушла!
— Кто?
— Жрица. Наговорила Морету лжи с три короба и пробралась через внешнюю стражу.
— Ретия! — ахнула Мирани. — Она пошла к Джамилю!
— Она всё погубит. — Шакал сунул золотой диск в руку Мирани и схватил плащ.
— Орфет, Лис, за мной! — И в дверях обернулся: — Пресветлая, оставайся с Архоном.
Не успела она возразить, как они ушли.
Внезапно наступила тишина, только Алексос болтал ногами под столом.
— Для этого не обязательно быть безумцем, Мирани, — задумчиво произнес он, как будто ничего не случилось. — Надо только быть очень, очень несчастным.
В палестре было тихо.
Сетис вошел. В тени сидели наемники и чистили копья. Двое боролись без особого жара. Больше никого не было видно. Он направился прямо в Покои Роз, но там никого не было. Пол был усыпан розовыми лепестками, на стене копошились несколько чудом уцелевших кузнечиков.
Сетис отступил на шаг и огляделся.
В комнате было жарко. Он вышел в коридор — мимо, задрав хвост, пробежала кошка. Интересно, почему нигде не видно стражников? Он прислушался. Из бассейна не доносится плеск воды. Куда же все подевались?
И вдруг ему стало страшно. Даже с наружной стороны дверь в жаркую комнату была теплой, позеленевшая бронзовая щеколда блестела, отполированная тысячами прикосновений. Приложив ухо к металлу, он услышал внутри густой бас Джамиля. И женский голос.
Он распахнул дверь и вошел.
У низкого окна стояла девушка. Заслышав его шаги, она обернулась и метнула на него свирепый взгляд. Она была высокая, одета как рабыня, но он узнал ее — ему не раз доводилось видеть эту высокомерную осанку под маской Виночерпицы.
— Ты Ретия.
Она нахмурилась. Принц Джамиль, замявшись, спросил:
— Он с нами?
— Очевидно, да. — Ретия пожала плечами. — Уходи отсюда, писец. Некогда объяснять. Пора действовать, и мне не нужна твоя помощь. Уходи, пока Аргелин не решил, что ты замешан в этом деле.
Ее высокомерие взбесило его.
— Значит, таковы понятия Шакала о безопасности?
— Шакал тут ни при чем, — огрызнулась она.
— Я рискую жизнью…
— Тогда уходи! Не мешкай!
Он не сдвинулся с места. Тогда она вышла за дверь, оттолкнув его, и оглядела коридор.
— Пойдемте, принц. Скорее.
Джамиль сделал шаг. Его массивное тело было облачено в расшитый халат, тяжелый от жемчуга. Он искоса бросил взгляд на Сетиса.
— Пойдем с нами, — сказал он.
— Не могу.
— Ты же сам сказал, твоя жизнь…
— … принадлежит Богу. Не доверяйте ей. Наши планы не таковы.