— Ведь вы видели меня тогда в первый раз!
— До этого мне не представилась возможность заметить, как вы прелестны.
— И вы думаете, что я вам поверю? — спросила она, но так мягко, как никогда ещё с ним не говорила.
— Значит, вы не поверите, если я признаюсь, что в тот день именно ваша красота решила мою судьбу? Ведь это из-за неё я вступил в труппу вашего отца.
Климена задохнулась. Куда девалась её неприязнь к Андре-Луи?
— А зачем вы это сделали?
— Чтобы когда-нибудь предложить вам стать моей женой.
От изумления Климена остановилась, чтобы взглянуть Андре-Луи в лицо. Теперь в её взгляде не было и тени застенчивости, глаза холодно сверкали, на щеках появился лёгкий румянец. Она заподозрила в его словах непростительную насмешку.
— А вы не теряете времени даром, не так ли?
— Да. Разве вы ещё не заметили? Я поддаюсь внезапным порывам. Вы же видели, что я сделал из труппы Бине за каких-нибудь пару месяцев — другой не добился бы и половины за целый год. Так почему же я должен быть медлительней в любви, чем в работе? Я сдерживался, вопреки своим чувствам, чтобы не напугать вас стремительностью. Видя ваше холодное безразличие, я вынужден был платить той же монетой, и это было тяжелее всего. Я ждал — о, как терпеливо! — когда вам надоест быть жестокой.
— Вы удивительный человек, — произнесла она без всякого выражения.
— Да, — согласился он. — Не будь у меня уверенности, что я не совсем обычен, я бы не смел ни на что надеяться.
Они машинально продолжили свой путь.
— Вы жалуетесь на мою стремительность, — сказал он, — однако заметьте, пока что я ничего вам не предложил.
— Как? — промолвила она, нахмурившись.
— Я просто поведал вам о своих надеждах. Я не так безрассуден, чтобы сразу же спрашивать, суждено ли им сбыться.
— Клянусь честью, вы поступили благоразумно, — резко ответила она.
— Не сомневаюсь в этом.
Климену так раздражало его самообладание, что остаток пути она проделала в молчании.
Случилось так, что, когда в тот вечер Климена собиралась уйти к себе после ужина, они с Андре-Луи оказались одни в комнате, которую господин Бине снял для своей труппы (как видите, дела труппы Бине шли в гору).
Климена встала, и Скарамуш тоже поднялся, чтобы зажечь ей свечу. Держа свечу в левой руке, правую она протянула ему. Белая округлая рука была обнажена до локтя.
— Спокойной ночи, Скарамуш, — сказала она так мягко и нежно, что он затаил дыхание и стоял, не сводя с неё сверкающих чёрных глаз, затем схватил кончики длинных тонких пальцев и, склонившись, прижался губами. Снова взглянул на Климену, женственность которой притягивала и манила. Её лицо побледнело, на приоткрытых губах бродила странная улыбка, грудь под кружевной косынкой вздымалась.
Не выпуская руки Климены, Андре-Луи притянул её к себе. Она не сопротивлялась. Он взял у неё из рук свечу и поставил на буфет, и в следующую секунду её гибкое тело оказалось у него в объятиях. Он целовал Климену, шепча её имя, как молитву.
— А сейчас я жестока? — спросила она, тяжело дыша. Он ответил поцелуем. — Я была жестокой, потому что вы ничего не хотели замечать, — прошептала она.
И тут отворилась дверь, и вошёл господин Бине, отцовский взор которого оскорбило неблагопристойное поведение родной дочери.
Он стоял разинув рот, а Климена и Андре-Луи оторвались друг от друга нарочито неспешно и с притворным спокойствием.
— Что это значит? — возмутился сбитый с толку господин Бине.
— А разве тут нужны объяснения? Разве они будут красноречивее того, что вы видели? Просто нам с Клименой пришло в голову пожениться.
— А разве не важно, что придёт в голову мне?
— Конечно, важно, но у вас слишком хороший вкус и доброе сердце, чтобы чинить нам препятствия.
— Вы считаете, что это само собой разумеется. Ну конечно, ведь у вас всё само собой разумеется, это ваша манера. Так вот моя дочь — это не само собой разумеется! У меня насчёт неё вполне определённые планы. Вы вели себя недостойно, Скарамуш, вы обманули моё доверие. Я очень сердит на вас.
Он выступил вперёд враскачку своей тяжёлой, но удивительно бесшумной походкой. Скарамуш повернулся к Климене и с улыбкой подал ей свечу.
— Если вы оставите нас вдвоём, Климена, я по всей форме попрошу вашей руки у вашего отца.
Она удалилась, слегка взволнованная и ещё более похорошевшая от смущения. Скарамуш закрыл за ней дверь и, повернувшись к разгневанному господину Бине, который бросился в кресло во главе короткого стола, попросил руки Климены по всей форме, как он выразился. Вот как он это сделал:
— Милый тесть, я вас поздравляю. Наш брак означает Комеди Франсез для Климены, и очень скоро. Вы же будете купаться в лучах её славы. Да, вы ещё сможете прославиться как отец госпожи Скарамуш.
Бине, лицо которого медленно багровело, свирепо смотрел на Андре-Луи. Да, что бы он ни сказал и что бы ни сделал, этот мальчишка, с которым бесполезно бороться, всё равно поставит на своём. От унижения ярость Бине усиливалась. Наконец он вновь обрёл дар речи.
— Проклятый разбойник! — вскричал он в приступе гнева, стукнув по столу кулаком, похожим на окорок. — Разбойник! Сначала ты забираешь половину моих законных барышей, а теперь хочешь похитить и мою дочь! Нет, будь я проклят, если отдам её бессовестному негодяю без имени, которого ждёт виселица!
Скарамуш, ничуть не расстроенный, дёрнул за сонетку. Щёки у него разрумянились, глаза сияли. В этот вечер он был доволен миром. Что ни говори, а он в большом долгу перед господином де Ледигьером!
— Бине, — сказал он, — забудьте хоть на один вечер, что вы — Панталоне, и ведите себя как приветливый тесть, заполучивший зятя исключительных достоинств. Сейчас мы выпьем бутылочку бургундского за мой счёт, самое лучшее бургундское, какое только можно раздобыть во всём Редоне. Успокойтесь, иначе вы не сможете воздать этой бутылке должное — ведь избыток желчи мешает ощутить букет.
Глава VII. ПОКОРЕНИЕ НАНТА
В сохранившихся экземплярах «Нантского курьера» можно прочесть, что на Сретение[76] труппа Бине открыла свои гастроли «Проделками Скарамуша». В Нанте она появилась иначе, чем в деревнях и маленьких городах, где о спектаклях заранее не объявлялось и внимание публики привлекали парадом при въезде. Андре-Луи повёл дело по примеру Комеди Франсез. Он заказал в Редоне афиши, и за четыре дня до приезда труппы в Нант их расклеили у Театра Фейдо и по всему городу. Афиши тогда ещё были в новинку, и, естественно, они привлекли всеобщее внимание. Андре-Луи поручил это дело одному из новых членов труппы — смышлёному молодому человеку по имени Баск, которого выслал вперёд.
Вы можете ознакомиться с такой афишей в Музее Карнавале[77]. Актёры в ней названы сценическими именами — все, кроме Бине с дочерью, — и поскольку не сказано, что актёр, играющий в одной пьесе Тривелена, в другой играет Тарбарена, создаётся впечатление, что труппа вдвое больше, чем на самом деле. Афиша гласит, что вслед за «Проделками Скарамуша», открывающими гастроли, будут сыграны ещё пять пьес, названия которых перечисляются. Почтенная публика увидит и другие пьесы, если благосклонный приём просвещённого города Нанта заставит труппу Бине продлить своё пребывание в Театре Фейдо. Подчёркнуто, что это труппа импровизаторов, играющих в старой итальянской манере, и что Франция целых полвека не видала ничего подобного. Афиша призывала публику не упустить случай увидеть прославленных актёров, которые воскресят для неё великолепие комедии дель арте. Далее сообщается, что после Нанта последует Париж, где они намерены бросить вызов Комеди Франсез и показать миру, насколько искусство импровизаторов выше искусства актёров, которые полностью зависят от автора и, выходя на сцену, каждый раз произносят один и тот же текст.
Это была дерзкая афиша, и господин Бине, увидев её, со страху чуть с ума не сошёл — вернее, с того, что осталось от его ума после бургундского, которым теперь он позволял себе злоупотреблять. Он весьма красноречиво выступил против, но Андре-Луи отмёл все его доводы.
— Согласен, это дерзкая афиша, — сказал он. — Но в вашем возрасте пора знать, что ничто в мире не пользуется таким успехом, как дерзость.
— Я запрещаю её, положительно запрещаю, — настаивал господин Бине.
— Я знал, что вы будете возражать, и знаю, что очень скоро скажете спасибо за то, что я вас не послушался.
— Вы допрыгаетесь до беды.
— Я допрыгаюсь до удачи. Самое страшное, что вам грозит, — вернуться в залы деревенских рынков, из которых я вас вытащил. Нет, назло вам я повезу вас в Париж — только предоставьте всё мне.
И Андре-Луи вышел, чтобы проследить, как печатаются афиши. Его приготовления не ограничились одними афишами. Он написал эффектную статью о блеске комедии дель арте и о труппе импровизаторов великого артиста Флоримона Бине, возрождающей её. Бине звали не Флоримон, а всего-навсего Пьер, но у Андре-Луи было удивительное театральное чутьё. Статья и афиши должны были разжечь интерес публики. Андре-Луи наказал Баску, у которого были родственники в Нанте, употребить всё своё влияние и, не жалея средств, пристроить эту статью в «Нантский курьер» дня за два до приезда труппы Бине.
Так как статья была интересная и обладала несомненными литературными достоинствами, неудивительно, что Баску удалось выполнить поручение.
Таким образом, когда в первую неделю февраля Бине со своей труппой появился в Нанте, город был уже подготовлен. Господин Бине хотел, как всегда, пройти по городу в полной парадной форме под барабанный бой и грохот тарелок, но Андре-Луи был неумолим.
— Нет, так мы только обнаружим свою бедность, — сказал он. — Мы войдём в город незаметно, и пусть на нас работает воображение публики.
Как всегда, он настоял на своём. Господин Бине, который и так уже выдохся в борьбе с железной волей Скарамуша, был совершенно не в состоянии сражаться с ним теперь, когда на его стороне была Климена, вместе с ним осуждавшая отца за неповоротливость и устаревшие приёмы. В метафорическом смысле господин Бине сложил оружие к, проклиная день, когда взял в труппу этого молодчика, поплыл по течению. Он был убеждён, что в конце концов потонет, а пока что топил своё раздражение в бургундском. Слава Богу, бургундского было — хоть залейся. Никогда в жизни у него не было столько бургундского. Ну что ж, всё обстоит не так плохо, как кажется. Во всяком случае, он благодарен Скарамушу за бургундское. Итак, опасаясь худшего, господин Бине надеялся на лучшее.