чие для своих взятков пускались во все тяжкие. И так они умудрились утеснить котельничан, так бессовестно брали взятки, что горожане написали челобитную царевичам Ивану и Петру Алексеевичам. Те живо откликнулись, и в июне 1682 года права граждан по выбору городничего и подьячих были восстановлены специальной грамотой, в которой указывалось, что выбирать им велено только того, кого они «всем миром излюбят», а подьячим без «мирских зарученных выборов… быть никому не велеть».
В 1686 году Котельнич, которому разрешили избирать излюбленных всем миром городничих и подьячих, Котельнич с новыми крепостными стенами и башнями, запасами пороха и свинца, с пищалями, кабаком, приказной избой, Троицкой, Алексеевской и Николаевской церквями… взял да и сгорел дотла. Поскольку военного значения кремль уже не имел, то его восстанавливать не стали.
В 1718 году Котельнич был приписан в составе Вятской провинции к Сибирской губернии. Не как город, но как пригород. Не в том смысле, что пригород какого-то другого города, а в том, что для города он не вышел… Всем и не вышел – ни количеством жителей, ни количеством домов, ни промыслами, ни ремесленниками, ни мануфактурами. Соседние Орлов, Слободской, Кунгур и, понятное дело, Хлынов вышли, а Котельнич… Впрочем, как и во всех больших, в маленьком Котельниче была учреждена ратуша и выбран бургомистр, который сначала подчинялся главному магистрату Петербурга, а потом магистрату Хлынова. Новых сборов и податей стало столько… На устройство Петербурга, Ревельского порта и Ладожского канала и на генеральный провиант войск денег дай. На морской провиант тоже дай. Про рекрутов и говорить нечего. Конскую, во всех смыслах этого прилагательного, пошлину заплати, а еще банный сбор, а в довершение всего на содержание Котельнича и соседних городов был поставлен Ингерманландский полк.
Начались недоимки. Стали выборных людей, ответственных за сбор податей, публично бить батогами перед съезжей избой и ссылать на вечное поселение в Азов. Начали опечатывать лавки и открывать только после полного расчета города по долгам. Стал Котельнич вместе со всей Вятской провинцией хиреть.
Ну да ему было не привыкать хиреть. Чай, не в первый раз. Кроме двух церквей был он весь, как и прежде, деревянным. По переписи 1717 года в городе было сорок пять дворов, а в них всего сто семьдесят жителей. В середине семнадцатого века дворов в Котельниче было в три раза больше. В 1744 году мужчин в городе проживало 198 человек. Ровно на сорок человек больше, чем в 1658 году. Конечно, статус уездного города, дарованный Котельничу при Екатерине, герб в виде золотого котла на зеленом геральдическом поле, регулярная планировка75, городничий с годовым окладом триста рублей, трехгласная дума, земский суд во главе с капитаном-исправником, квартальные надзиратели, квартальные поручики, доктор с годовым окладом триста рублей, лекари, подлекари, лекарские ученики, городовой магистрат, сиротский и словесные суды, ратманы, трубочисты, подрядчики для содержания и зажигания фонарей, вывоза нечистот и, наконец, специальный столб для прибивания объявлений способствовали много к украшению города, но если бы не ярмарка…76
Поначалу, еще в конце семнадцатого века, она длилась всего три дня. Более всего торговали на ней зерном, льном и холстом. Готовой одеждой за отсутствием портных тогда торговать было некому. В Котельниче ремесленников почти не было77, а в соседних городах были и серебряники, и медники, и мыльники, и кожевенники, и красильщики, и кузнецы, и шорники. Вот их-то продукция на ярмарке и продавалась. Кроме того, на ярмарке торговали лошадьми вятской породы – маленькими, мохнатыми и чрезвычайно выносливыми. Лошадки эти могли везти по двадцать пять и больше пудов груза по семь часов кряду и работали по двадцать пять лет. К началу девятнадцатого века привозилось их на ярмарку до полутора тысяч голов, а в середине века уже в два раза больше. Лошади были таким ходким, во всех смыслах этого слова, товаром, что за ними приезжали за несколько дней до начала ярмарки и раскупали лучших заранее. Значительная часть этих лошадей продавалась в Московскую, Нижегородскую и Казанскую губернии. Специальными правилами было запрещено испытывать купленных лошадей на улицах Котельнича. Для этого отводился песчаный берег Вятки против города. К тому времени на ярмарку, которая длилась уже десять дней вместо трех, съезжались не только из окрестных сел и деревень, но из Москвы, Нижнего, Костромы, Ярославля, Уфы, Могилева, Курска, Астрахани, Казани и Устюжны. Сотни лавок торговали сукном, парчой, ситцем, коленкором, золотом, серебром, кожами, мехами, москательными товарами, посудой, чаем, сахаром, соленой и вяленой рыбой, мукой, коноплей, льняным маслом, рожью, домашней птицей, яйцами, сушеными грибами и ягодами. В 1832 году на ярмарку привозили даже хрусталь и бриллианты, правда торговля ими шла не очень успешно – купили только треть из привезенного.
Все же событиями Алексеевской ярмарки, которая хоть и была главным событием в жизни города, но шла не дольше трех недель, жизнь в нем не ограничивалась. Война двенадцатого года до Котельнича дошла в виде правительственного указа о народном ополчении. От Котельнича было двадцать добровольцев. Формировали это ополчение в Вятке и Уржуме. В первых числа ноября двенадцатого года, когда Наполеон уже отступал по старой Смоленской дороге, первую партию вятских ополченцев отправили… в Казань. Там пришлось ополченцев, одетых в армяки и шаровары серого сукна, доучивать, довооружать и обмундировывать. Параллельно в Котельниче был сформирован отряд земской милиции. Собрали и шестьсот рублей на нужды обороны. Объединенные Казанское и Вятское ополчения, состоявшие из пяти пеших и двух конных сотен, на российский театр военных действий дойти не успели, но в Европе отличились при взятии Гамбурга, Виттенберга, Торгау и осаде Магдебурга. Французов жители Котельнича все же увидели, но уже в качестве пленных. Жили они в городе и уезде до 1816 года. После этого те, кто не умер от ран и болезней, смогли вернуться на родину. Захотели, правда, не все.
В сентябре 1843 года по сенатскому указу Алексеевская ярмарка получила статус государственной. Теперь для ее подготовки создавали ярмарочный комитет. Первого марта, после торжественного молебна на площади перед Троицким собором, поднимали городовой флаг, и по улицам Котельнича отправлялся ходить барабанщик, который барабанным боем оповещал всех о начале торговли. Население города на время ярмарки, которая длилась уже три недели, увеличивалось порой в десять раз. В двух старых деревянных гостиных дворах было триста тридцать торговых лавок, но всех желающих они вместить не могли. Построили новый каменный гостиный двор по проекту петербургских архитекторов. Купцы останавливались в гостиницах и на квартирах местных жителей.
Хитрые купцы умудрялись и закупать, и продавать товар по месту своего временного жительства78. Это позволяло им уклоняться от платежей в городской бюджет. Гласный городской думы, призванный следить за этими архиплутами, протобестиями и надувайлами морскими, хоть разорвись на тысячу частей – и все равно не мог с ними ничего сделать. Комиссия, ходя по одной стороне торгового ряда с проверкой, должна была иметь множество глаз, чтобы заметить, как купленные разрешения на торговлю переходят из проверенной части в непроверенную. Не говоря о возах, которые просто переезжали с места на место. Даже торговые палатки исхитрялись торговать без оплаченных разрешений. Каждый день на ярмарке толклось от девяти до тринадцати тысяч покупателей, которые одновременно были и продавцами.
Ситуация усугублялась тем, что каждый купец хотел торговать на том месте, где ему было удобно. К примеру, во фруктовом ряду были лавки с посудой и мелкой галантереей, а там, где должна была быть посуда, продавали… да все что угодно. Между продавцами из-за мест часто возникали споры, переходившие в драки79. Плана, который определял бы количество продавцов в ряду или длину и ширину балаганов, за двести лет, прошедших со времени основания ярмарки, не составили. Полиция в драки не вмешивалась. У нее, как и у городских властей, был забот полон рот. Надо было обложить дополнительными поборами купцов, утаить часть собранных налогов, уменьшить в бумагах реальный оборот ярмарочных торгов80. Жалобы купцов на поборы и утеснения местных властей были так настойчивы, что в 1858 году на ярмарку прибыл вятский губернатор, обошел всех торговцев и с каждым поговорил.
Та ярмарка надолго запомнилась купцам. Вот что они писали в благодарственном письме губернатору: «Никогда еще не было для нас такой спокойной и благоприятной ярмарки; мы торговали, как бы отдыхая, – не было ни кляуз, ни притеснений. Искренне благодарим такого справедливого и внимательного начальника губернии к торговому сословию. Его превосходительство Николай Михайлович Муравьев своим личным присутствием осчастливил нашу торговлю».
Со временем, после того как традиционный русский национальный костюм стал уходить в прошлое, на ярмарке появилось готовое платье. Оно было отечественного производства, но русские купцы, понимая про своего покупателя даже то, чего он сам про себя не понимал… на подкладке, к примеру, картузов писали французскими буквами фамилию русского фабриканта из Москвы, Казани или Нижнего. Покупателю, конечно, клялись в том, что картуз заграничный и сейчас из французских магазинов. И надпись показывали – самую что ни на есть французскую.
И ведь что удивительно – покупали все эти головные уборы на ярмарке преимущественно крестьяне и мещане Вятской губернии. Модные московские магазины на Кузнецком мосту не приезжали сюда оптом закупать картузы. Крестьянам-то с мещанами зачем французские буквы на подкладке…