пока не освободил правую руку и Уилл у. Когда друзья опустошили миску и начисто выскребли пальцами остатки со стенок миски, индеец вернулся и связал их снова, на ночь. Когда он затягивал петли на запястьях Джо, тот напряг мышцы, и в результате потом, когда он расслабил руку, между путами и кожей появился небольшой зазор. Перед тем как ложиться спать, Доусон взял собак и прошел с ними по напоминавшей грубую лестницу тропе, по которой, как он полагал, спустились незваные гости. Привязывая последнего свирепого зверя, он выразительно посмотрел на ребят.
– Вздумаете шутки шутить, эти ребятишки в полминуты порвут вас на клочки, – сообщил он.
Час за часом тянулась эта бесконечная ночь – и ночи длиннее ни у кого из двоих еще не было. Вокруг храпели бандиты, снаружи то один, то другой пес издавал тоскливый, жуткий вой. Где-то после полуночи Джо удалось вытянуть руку из ослабленных пут. После этого развязаться окончательно было делом считаных минут. Так же тихо он распустил тугие узлы на Уилле. Но им пришлось долго разминать затекшие руки и ноги. Джо ждал серого предрассветного часа, когда люди спят крепче всего. Потом, бесконечно осторожно, он принялся пробираться между спящих. Доусона, который, завернувшись в одеяло, спал поперек входа, обойти было невозможно – пришлось переступать через него. В слабом свете заходящей луны белки его глаз поблескивали из-под полуприкрытых век, и это делало его лицо совсем уж дьявольским.
Они выбрались наружу; угол скалы прикрыл их от собак. Но стоит выйти из-за скалы – собаки их учуют, увидят и поднимут тревогу. Единственная надежда – добежать до тайного прохода прежде, чем бандиты проснутся и поймут, что происходит. Мальчики присели за скалой, точно спринтеры на старте, и затем внезапно ринулись бежать – в каком-то ярде от псов. Две собаки дремали, но третья, злобная старая сука, мгновенно оказалась на ногах. Натянув цепь, она яростно клацнула зубами и тут же залаяла – звук походил скорее на рев какого-то дикого зверя, чем на собачий лай. Это разбудило всех, кто спал. Мчась сквозь ночь, мальчики слышали свирепый вопль Доусона:
– Вставайте! Знал же я, что надо было прикончить мальчишек! Ну ничего, далеко не уйдут – я спущу собак. Когда поймаем их, больше церемониться не станем!
Обезумевшие от злости псы так натягивали цепи, что бандиту не сразу удалось освободить их. Эта маленькая фора спасла ребят. Они промчались по тропе так, как не бегали еще никогда в жизни, и добрались до лаза, откуда вылезли утром на свою беду. Они голыми руками разметали песок; Джо хотел пропустить друга вперед, но Уилл отказался.
– Ты младше, и потом, это я тебя впутал, так что лезь первым, – шепнул он, подталкивая Джо вперед.
Уиллу казалось, что Джо никогда не залезет в нору, потому что снаружи ее отверстие было у́же, чем изнутри. Джо отчаянно раскапывал песок, отбрасывая его назад, как сурок. Наконец ему удалось протиснуть плечи. Уилл слышал, как Доусон ругается, пытаясь отвязать собак.
«Если те настигнут нас раньше, чем мы завалим ход, шансов не будет. Помрем, как крысы в ловушке», – думал он.
Раздались крик бандита и собачий лай – псов спустили. В этот миг Джо наконец исчез в лазе, и Уилл ввинтился туда следом за товарищем – в последний момент. Завывая как демон, старая сука бежала по следу мальчиков, а две другие собаки следовали за ней. Но Уилл успел пролезть внутрь, и они с Джо завалили вход круглым булыжником, валявшимся поблизости. После этого мальчики помчались вниз по тоннелю, спасая свои жизни. То и дело, когда тоннель сворачивал, они налетали на стену, а иногда спотыкались о камни и падали, но о синяках, ссадинах и крови на своих лицах они, конечно, не думали, потому что понимали, что за ними по пятам во мраке гонится сама Смерть. Им было слышно, как псы лают у лаза и скребут камень; вскоре подоспели и бандиты.
– Тут спрятались! – со злобным ликованием крикнул Доусон. – Ну, только вытащу этот камень, и пусть собачки прикончат этих лисичек!
До края колодца ребята добежали в тот самый миг, когда псы один за другим забирались в лаз. Свора бежала так быстро, что когда беглецы нырнули в чернильно-черную неподвижную воду, старая сука была в каких-то десяти футах от колодца. Вниз по колодцу – потом вверх, к воздуху… Ребята отчаянно гребли руками и били ногами. Казалось, больше им под водой не продержаться – и тут они вылетели на поверхность чаши под водопадом и выкарабкались на берег. Уилл хотел было продолжить бег, но Джо его остановил:
– Погоди. Если собаки идут за нами, лучше встретить их тут.
Это было разумно. Мальчики наспех натянули одежд у, схватили каждый по увесистому камню с острыми краями и приготовились проломить череп собаке, буде та вынырнет вслед за ними. Впрочем, судя по всем у, среди предков свирепой своры не было собаки-водолаза, потому что нырнуть вслед за ребятами собаки не решились. Из-под земли доносились приглушенные голоса и поскуливание псов, отказывавшихся нырять. Потом эти звуки стали тише, потом исчезли.
– Если они хотят нас поймать, им придется спускаться с той стороны, а потом идти вокруг горы, – проговорил Уилл. – К тому времени мы будем далеко.
Джо не испытывал такой уверенности.
– Этот высокий, большой, он что-то придумает, – предрек он. – Он плохой, очень плохой.
Мальчики поспешили вниз тем же путем, каким поднимались накануне. Но они не знали, что собаки, от которых им еле-еле удалось улизнуть, происходили в том числе от ищеек, с которыми когда-то охотились на людей[118], и то, насколько опасно было для них идти так открыто. Миновав логово каркажу, они пошли вниз по бобровому ручью. Когда солнце поднялось так высоко, что его стало видно сквозь кроны деревьев, Джо остановился и прислушался. Со стороны горы раздался лай, и этот лай приближался.
– Они гонятся за нами, – пробормотал Уилл, бледнея. – У них был какой-то короткий ход! Эх, добраться бы только до сторожки! Мы бы позвонили, вызвали подмогу и могли бы продержаться до ее подхода!..
Джо ничего не ответил, но побежал вперед той особой рысцой, какой он научился во время многочисленных охот. Голоса псов были отчетливо слышны теперь, но все же преследователи были еще очень далеко. Мальчики со всех ног мчались вниз по склону, вдоль бобрового ручья – ведь речь шла, без всяких шуток, о самой их жизни. Тем не менее лай приближался. Наконец свора обогнула край горного склона и помчалась по прямой вдоль ручья, и ее лай стал таким громким, что мальчики приостановились и обернулись, думая, что черные псы увидели их. На самом деле звук усиливался и передавался склонами распадка словно в огромном рупоре; собак еще видно не было.
– Даже к шалашу не добежим, не то что к сторожке, – задыхаясь, сказал Уилл. – Эх, был бы у тебя твой лук, а у меня – дубина…
Джо ткнул рукой вперед.
– Мы успеем. Мы поплывем, потом будем у бобров, нырнем, спрячемся в доме бобра. Будем живы.
Уилл ничего не ответил, но понесся вперед сломя голову (Джо все время на шаг опережал его). Мальчики добежали до бобрового пруда и нырнули – собак пока еще видно не было. Но минуту спустя завывание и лай дали понять, что свора взяла свежий след. Мальчики плыли, стараясь держаться как можно ниже в воде, и, хотя собаки были уже у запруды, а ребята еще не доплыли до заветной хатки, мальчиков собаки не заметили. Без малейшего всплеска ребята нырнули и поплыли сквозь неподвижную воду ко входу в хатку Деда, вождя племени бобров, где они уже побывали несколько недель назад. Еще минута – и они оказались внутри теплого сухого купола и растянулись на постели хозяина. Забираясь внутрь, они слышали, как последний в испуге прыгает в воду, во второй выход. Снаружи сквозь плотную крышу их убежища доносился лай своры, а чуть позже послышались и хриплые голоса бандитов. Собаки остановились там, где след беглецов обрывался у воды.
– Тут они нырнули! – крикнул Доусон. – Далеко уйти не могли! Пустите собак по берегу в разные стороны – они возьмут след!
Еще пару часов мальчики слышали ругань бандитов и лай озадаченных собак – преследователи метались вокруг пруда; наконец, ближе к полудню, эти звуки затихли.
– Останемся тут дотемна, – сказал Уилл. – Потом им надоест искать, они вернутся восвояси, а мы пойдем в лагерь…
– Я стану спать, – согласился с ним Джо. Мальчики свернулись на покрывавшей помост мягкой траве и спали до вечера. Проснулись они незадолго до заката, и проснулись страшно голодными. Им казалось, что с того момента, когда им дали тушеную оленину, прошло не меньше недели. Джо поискал возле платформы – Дед приготовил тут ветки для еды, это был задел его зимних припасов. Джо порылся в них, вытянул ветку фута в четыре длиной и принялся глодать ее – ни дать ни взять голодный бобер-переросток. Уилл втянул ароматный запах черной березы, схватил ту же ветку и принялся грызть ее с другого конца. Они обгладывали ветку, пока не встретились на середине; каждый проглотил несколько футов зеленого луба. Конечно, не самая лучшая пища, но все же лучше, чем ничего, – можно как-то заполнить желудок.
Когда сквозь небольшие щели в крыше хатки перестал проникать какой-либо свет, мальчики осмелились выбраться наружу; беззвучно выбравшись на берег, они знакомой тропой пошли к лагерю. Ночь была совершенно темная, даже без звезд. Лес был полон шорохов и шепотов, в верхушках деревьев шелестел тревожный ветер. Мальчики крались тихо, понимая, что сейчас от тишины зависит сама их жизнь, поскольку враг вполне мог устроить засаду на хорошо заметной тропе. Постепенно во тьме соткались хорошо знакомые силуэты. Под большим буком в глубине чащи скрывалась их кладовая, со стенами из переплетенных сучьев и веток, где ребята держали запасы вяленой оленины, копченой рыбы и плетеные корзины с сушеными ягодами. Беззвучно, как охотящиеся змеи, они проползли через заросли, открыли заплетенную дверь и голодно потянулись к аппетитным полоскам мяса на верхних полках. Никогда еще они так не наслаждались едой. Насыщаясь, мальчики чувствовали, как силы буквально на глазах возвращаются к ним. Они не останавливались, пока не съели почти все мясо и рыбу, набив остатками карманы своих замшевых рубах, и не довершили поздний ужин обильным десертом из сушеных ягод.