И вот сичас Аничка сказала што я толстенький. И меньше мне вкусиньково давать стала. И што же? Не кусь я Аничку! Обнял ее и приулегся на ногах у нее.
Нидастатачна миня Аничка любит. Такова чюдесново кота надо ищо больше, любить очинь сильно.
Сиводня день котиков, тоисть, праздник у меня кота такова хорошево, чюдесново. Но Аничка миня поздравила нидастатачна. Вапервых Аничка решила пахудеть, хотя пузичко у Анички совсем не виликалепное. Только окорочка у Анички ничевотак. Но я виликалепнее и окорочками и асобина пузичком. Но пахудеть решыла Аничка, оттово она не кушает. А пахудеть одной ей скучно. А Скрипач ниможыт пахудеть патамушта у нево совсем ничево нет. Ни пузичка. Ни окорочков. Ни щок. Такой Скрипач. Он ниможыт кушать меньше патамушта он и так никада не кушает. Если ищо сильнее пахудеет, то винтовку носить нисможыт. И даже меня такова кота раскошново носить нисможыт. И оттово што Скрипач паху-деть ниможыт, Аничка решыла со мной худеть. Так и сказала, што это патамушта я тожы толстинький! А я не толстинький, а раскошный!
И оттово целое утро я мучился очинь сильна. Патом Аничка мне вкусинькое дала. Но не вкусинький паштетик, а другое нитакое вкусинькое, пауч называитца. И за это я ее кусь.
Патом Аничка дверь открывала, и я нимедлино выбижал на лестницу, штобы урониться там и этим показать, што я вазмущен. Аничка сказала: «А если большая собака тоже на лестницу выбежит и тебя кусь?» И тут РАЗДАЛСЯ УЖАСТНЫЙ ГРОМОПАДОБНЫЙ ГОЛОС: «Я УЖЕ ИДУ». И па лестнице стал спускаца дядька в комуфляжэ. Оттово я в ужасе кусь Аничку и убижал под кровать! А Аничка ищо улыбалась тому страшному дядьке и знакомилась с ним безсердечно. Такая Аничка.
Типерь лежу утомленный пережываниями на ногах Аничкиных. Мою свое харошее пузичко. Штобы не так сильно пахудело.
Я кот по утрам бисканечна игривый становлюсь. Вапервых потомушто я долго спал и весь наспался. И чюствую я от этово игривость и радосность в себе! Напрыгиваю на Аничку мою и кусь ее нежно. Или ищо прихожу и лизь ей литсо. От лизания литса она тожы просыпается всегда, и тогда я зову ее играца.
А ищо, конешно, я игривлюсь, потомушто я ни-только спал целую ночь, но и не кушал. От тово па-худел за ночь сильно. Но я нимагу громко мякать, как всякие кошычки нивежливые. Я намикаю. Штобы сама Аничка падумала харашо. И поняла, што миня такова кота пакармить надо сильна сильна. И тогда я игриво визде прыгаю. Штобы Аничка поняла, што когда в котике нет еды, то котик очинь легкий. От этово прыгательный, игривый бисканечна. А если в котике много вкусиньково, то котик сразу тижоленький. И не будет сильно прыгать со шкафа Аничке на пузичко. Будет лежать ласковый и мурмурмур гаварить.
И Аничка догадалась.
Про належание хачу сказать я Феликс такой разумный кот Эдмундович. Належание ето искусство. Належать нужно харашо всем котом. Штобы очень мягким котом. Штобы лапоньки были мяконькие. И ффостик. И весь кот штобы был мяконький и кабута шырстяная колбаса, так лижал штобы.
Когда належыш, нужно ищо в любой момент быть готовым призаснуть. Если при належани ты ниможыш призаснуть, то ето ниправильное належани.
Кусь гладящую руку надо незлобно, игриво только нимножычко. Пузичко такжы давать для поглажываний. И беленькое горлышко.
Потянуцца хорошо иногда надо всеми лапоньками и такжы зивнуть. Когда я зиваю, то Аничка мне всигда палец сувает в рот. Нипанимайу. Пачиму Аничка кусь нелюбит, а когда зиваю, то сама палец для куся сувает. Такая Аничка.
Если пириварачивают при харошем належании, то надо заранее вырастить большую красивую попу. И пузичко виликалепное. Тогда належани будет мяконькое при любом гасударственном пиривароте.
Такой я Феликс Эдмундович раскошный кот искусный в належани.
Бизчеловечно Аничка с таким котом чюдесным со мной поступила! Сидел я, мыл себя хорошо, и тут низапна прямо в дверь пришла ЮЛЯ ВИТИРИНАР КОВАРНАЯ! Нимедлино я догадался, што сичас миня мучить будут изо всех сил. От етово я запрятался харашо. Аничка везде бегала и кричала: «Где же ты, Феликс мой любимый?» Но я был астарожный кот и сильно прятался. Тогда Аничка безсердечно достала мой корм кусинький мокрый, и не стерпел я.
И вот тогда она с сотонинским хохотанием схватила миня за пузичко и отнесла на мучения к Юле витиринару! И мучила миня изо всех сил Юля витиринар злокозная. И маникюр мучительный делала такому коту чюдесному. Громко я страдал и гаварил Аничке: «ЕТО НИЧЕСНО ТАК С КОТОМ ЧЮДЕСНЫМ! ШТО ЖЕ ТЫ ЗДЕЛАЛА, ЗАЧЕМ СЮДА ЮЛЮ ВИТИРИНАРА ПРИВЕЛА ДЛЯ МУЧЕНИЙ МОИХ!» И Аничка стыдилась и ничево не отвечала, только цылувала меня между ушками, но я от етово серцем не размягчался.
И типерь не друг я такой Аничке. Очинь я надменно типерь сижу и мою сибе пузичко, а Аничку совсем не мою и не лизь.
Сиводня я такой харошый кот ночью очинь строго воспитывал мою Аничку. Штобы не была Аничка жыстокая и безсердечная, я мудро и тирпеливо ей обиснял, што котиков надо сильно кормить. Но не какойто там обычной едой, а паштетиком! И от етово я напрыгивал на Аничку и на везде. Но на Аничку асобина.
Сначала Аничка нидогадливо говорила мне: «Феликс, маленький, ну давай спать». Потом Аничка стала чуть догадливее и дала мне еду. Но обычную! Невкусиньку! От етово я стал прыгать ищо сильнее. Тогда только Аничка догадалась. Такая Аничка гвупая, нидогадливая.
Штоже вы думайете сказал Аничке такой Скрипач безсердечный, когда ему Аничка разсказала про свою нидогадливость?!! Сказал Скрипач, што целую ниделю меня такова кота кормить низя! Штобы я пахудел!!! Што я толстинький, сказал Скрипач!!! Хотя я не толстинький, а чюдесный, мяконький.
«Но ты нисможыш», – сказал ищо Скрипач Аничке. И Аничка конешноже нисмогла. Потому что нитакая она безсердечная!
Нипанимайу я таких жылищ, где котикам низя везде бегать!!! Што ето вапще такое, кто придумал! Иво б я кусь.
Я Феликс очинь умный кот считаю так, што котикам надо визде бегать. Я вот очинь такой кот, каторый путешествует. И когда на новое место на-путешествовал, то сразу мне надо визде належать. Бегаю тогда сосредоточино. Везде штобы на каждом полу полежать изо всех сил. Ищо на кроватках. И штобы на лестницу побижать и там валяться. Очинь мне надо визде полежать.
А бывает так, што мне везде лежать не дают! Очинь я огорчаюсь и тогда я скавуль. Такой делаю скавуль громкий, говорю бисканечна пичально: «АНИЧКА МОЯ, ШТО ЖЕ ЕТО ЗА ЖЫЗНЬ ТАКАЯ, ПОЧИМУ НИМАГУ Я МОЛОДОЙ КОТ, ИГРИВЫЙ, ЧЮДЕСНЫЙ, БЕГАТЬ ВИЗДЕ? ПОЧИМУ НЕ НАЛЕЖУ Я ВИЗДЕ?» Очинь я громко скавуль пронзительно. Штобы догадалась Аничка.
И когда Аничка двери открывает в мою темнитсу, то нимедлино я скачу стремительно! Мимо Анички бегу куда глазы глядят мои, дико очинь, апасна скачу! Выбегаю на свабоду на лестницу!
И нимедлино там валяюсь.
Аднажды я провел выборы среди Анички и Скрипача, штобы они выбрали миня президентом. И стал я президент шкафа и ищо диван такжы аннексировал и коебочку: пришол и навалялся изо всех сил.
Нимедлино сказал я Аничке своей пресекетарю, што типерь закон. Закон везде валяться и нихадить на работу. Асобина Аничка штобы не ходила никуда, а только мне пузичко чисала! Да. Ето типерь закон.
Ищо закон штобы кусинькой едой только кормили. Паштетиком кусиньким. Много штобы паштетика. Гвупая моя Аничка все перепутала и мясо в совусе принесла! Укоризненно я иво ку-сил все.
Ищо закон, што если видишь котика каторый важно идет, то надо иво гладить! Сразу харашо гладить! А пириварачивать гасударственно низя.
Такие я вот законы придумал, приустал очинь придумывать. Тогда призаснул только.
Аднажды Аничка сказала досвидани Скрипачу, а мне так сказала: «Сегодня, Феликс, мы с тобой едем домой!» Я падумал, што ето в тот дом в Луганске, где я жыл маиньким котом нибальшым, а типерь жывет Сеня и кошички. Но ето было совсем другое домой!
Мы ехали очень преочень долго. Даже дальше, чем в Луганск от Донецка ехать, вот так я уже ниплоха знал географию. И я скавуль нищасно, и Аничка мне чисала горлышко и пузичко. Но я скавуль. И так я сильно плакал, што призаснул. Да, я призаснул. И патом мы остановились, и Аничка сказала: «На границе тучи ходят хмуро». И какой-то дядька спросил, што ето у Анички такое на руках (а ето был мой домик). И Аничка сказала: «Это кот! Хотите погладить?» Но дядька нистал гладить. Все вещи у Анички он пасматрел, а миня сматреть нистал. Наверное, ето был извращенец. А Аничка сказала: «Так это значит в переноске можно любое золото-брильянты перевезти, будем знать!» Но она везла коишто паценнее золота-брильянтов! Миня она везла!
И патом мы приехали в аэропорт. И в аэропорту мы патирялись, и заблудились, пока искали спициального витиринара, чтобы миня пустил, и чуть не апаздали на самолет.
Как ето вапще вышло. Мне сразу сказали, што можно в салон. Потому што я красивый и нетолстый. Только нужно было очинь рано встать и показать сибя витиринару в аэропорту. Мы с Аничкой встали, и Аничка етим была очинь нидавольная. Я тожы. Мы приехали. А витиринара не было ха-хаха! Все стали бегать и искать витиринара. Аказалось, что витиринар призаснул и выключил телефон. Так иво и не нашли! Аничке сказали: «Летите так, а то регистрация заканчивается». И мы как па-летели! Бизнес-классом.
В самолете я сначала скавуль, а патом призаснул.
И когда мы вышли, вокруг было очинь холодно, а Аничка сказала: «Это, Феликс, Санкт-Петербург».
И мы пошли жыть в соседях у Оли, у каторой было много трое котиков. И там у миня случилась любовь нищасная и дружба щасливая.
У Оли я такой чюдесный Феликс Эдмундович кот подружылся с котом красивым Симбой. Симба кот красивый, но трусливый, апасливый.
Мы с ним когда знакомиться стали, он сразу уронился и мне пузичко показал. Гаварит такой:
– Не ешь миня такова бизащитново кота!
Я тогда рядом нимедлино уронился и тожы ему пузичко показал. Гаварю:
– Ниплахое у тебя, кот Симба, пузичко! Но мое ищо прикраснее! Давай дружыть.
И кот Симба атвичаит радосно: