– Давай бегать игриво!
Но ето очинь странная игра оказалась! Нипанимал я, зачем он бегает. И тогда я стал на нево напрыгивать. Сверху прыгал на фостик ево игривый! Но от етово сильно пугался кот Симба и сразу пузичко начинал показывать.
Патом согласился я, штобы бегать. И мы стали бегать. И кошычка красивая Шуша гаварила, што мы два дурака. И шыпела асуждающе.
Такая вот кошычка! Нихочит она со мной дружыть.
Зато очинь мы весело бегаем с Симбой красивым котом. А когда устаем, то пузичко друг другу показываем.
Сиводня на столе сидели, пузички показывали. Тут Аничка моя зашла. Симба сразу трусливо спрыгнул и убижал. А я лежал харашо.
Патом гаварю я Симбе трусливому коту:
– Ты штожы Аничку боишься?!
Симба атвичаит:
– Ты што ниужели не знаешь, что на столе належать заприщаица? За ето дажы напшыкать могут!
Разсмеялся я на ети слова.
– Гвупый ты кот Симба! Никогда Аничка на миня не напшыкает. Аничка у меня жэнщина харашо васпитана!
Но Симба всиравно трусливый кот. Зато добрый он, харошый! Дружочек мой.
А любовь у меня зделалась к кошичке Шуше. Никак я не мог понять, штожы мне делать такому Феликсу чюдесному коту, штобы подружылась со мной красивая кошычка Шуша такая la belle dame sans murrrrci!
Што я только ей ни делал! Напрыгивал игриво, штобы носик ей нанюхать! Изо всех сил пузичко показывал. Но шыпит на миня такова хорошево кота Шуша бизжалосная!
И вот когда мне Аничка кусинькое дает, я не сам ем, а нимножко поем, потом все другим даю. И Симбе доброму коту, и Пуханчику кошычке, и асобина Шуше красивой кошычке. Я гаварю: «Вот мое кусинькое, ничево мне для вас нижалко!» Симба добрый кот миня тоже угощает из миски своей. А Шуша шыпит.
Ищо вот Шуша на окошке сидела, а я под окошком. И смотрел на нее грусинько и сиренады курлыкал. Но не пришла дружыть со мной Шуша!
Иногда я только могу стримитильно напрыгнуть, нанюхать Шушу, ищо лизь нимножычко и сразу убижать. Патамушта иначе будет лапой миня строго бить такая кошычка Шуша!
От етово нищасный я очинь кот. Только мне и осталось што с Симбой добрым котом бегать сильно и еду ево есть, ато пахудею.
Но аднажды кошычка Шуша красивая la belle dame sans murrrci надо мной почти смилостивилась!
Ето так было. Я лежал на кроватке очинь харашо, мяконько. Очинь я кот искусный в належани! Замичательно лежал нипревзайденно! А кошычка Шуша такая красивая визде ходила настороженно. И вдруг она подпрыгнула ко мне на кроватку! И подошла и носик мне нанюхала стримительно. А потом дальше пошла. Я падумал, што надо, наверное, за ней побижать и тоже нанюхать, но очинь харашо лежал.
А потом уже належался я досыта и встал, к Шуше красивой кошычке пошел. Она как раз сидела очинь на верхотуре. Но когда я к ней подошел, то Шуша лишь только нашыпела на миня! И дажы строго ударила лапкой своей в жолтенькой пирчаточке. Што же ето было? Пачиму она передумала милостивиться?
Нипанимайу я невинный кот!
Нидавно я очинь коварно напрыгнул на Симбу доброво кота! Хотя Симба добрый кот мне и дружочек нежный, но нидавно я очинь строго ему пояснил, што можно, а што низя!
Ето так было. Валялась безсмысленно моя Аничка гвупая жэнщина. А Симба кот трусливый, но если кто лежит, то он тово не боится. Потому пришел Симба кот прямо к Аничке моей! И без-стыдно лег рядышком! И гладиться давался весь совиршенно безсовестно, такой разпущенный кот! Так вот прямо с Аничкой моей и лежал. И ищо га-варил ей: «Вот тут миня чисай, Аничка, а типерь тут! А типерь ищо вушки мои почишы!»
В бизканечном негодовани я смотрел на ето безстыдство. И коварно крался. А когда подкрался, то изо всех сил напрыгнул на Симбу доброво кота!
Но пока прыгал, то подумал, што Симба не виноват, што он гвупый такой. Он же дружочек мой. Низнает што Аничка ето только моя жэнщина. Што ниочинь-то законно к ней приходит належать и начесыватся! И не стал я кусь Симбу доброво кота. Только лизь ему голову нимножычко. И сказал ищо строго: «Ты, Симба добрый кот, большы так ниделай!»
А патом мы есть пошли, штобы не пахудеть от волнени.
Аднажды нивеселую вещь мне моя Аничка сказала! Што уезжаем мы с ней от Симбы доброво кота, и Шушы такой красивой кошычки, и Пуханчика кошычки!
Так и не дождался я, штобы Шуша надо мной смилостивилась и вушки мне мыла, как Симбе. Нищасный я кот адинокий! И зачем только ети кошычки нужны. Кто их придумал. Нипанимайу.
И вот мы уехали. И стали мы жыть с Дюшечкой жэнщиной и дружочком Жырным котом. Ето такой кот очинь толстинький! И дажы суровый. Но у меня с ним стала настоящая мужская дружба суровая. Нанюхивали мы носики друг другу и дажы лизь.
А когда я только приехал к Жырному коту, то сначала строго нарычал на миня Жырный кот. А я спрятался и гаварил ему: «Скавуль, скавуль, не ешь миня Жырный кот!» Ето нипатамушта я испугался! А патамушта я гость иво был очинь вежливый. Так мы с ним стали дружыть. Я иво научил игривому кусю. Он дажы нисколько раньше игривый кусь неумел такой кот!
И понял я, што мы будем мы с ним дружыть и бегать визде! И кусь игриво Аничку будем!
Я Феликс такой мудрый харошый кот научил Жырново кота своево дружочка суровово подставлять пузичко для почисани!
Ето так было. Жырный кот он очинь строгий. Патамушта взрослый и курпулентный.
Гаварит он мне:
– Я, Феликс нибальшой кот, пузичко ниочиньто даю чисать! А если кто чисает, то я иво кусь сразу же! Патамушта неприличное ето баловство
А я ему атвичаю:
– Ето ты, Жырный кот, нипанимаиш просто, как ето радосно и игриво, когда тебе чисают пузичко!
И стал я ему показывать. Какое ето счастье, когда пузичко чисают! Я вот иногда иду сирьезный кот по делам своим важным. А Аничка моя руку к пузичку моему тянет. Я тогда сразу на бочок роняюсь, штобы Аничка пузичко мое чисала нимедлино харашо, мяшкурила иво.
Жырный кот курпулентный мне гаварит:
– Феликс кот, ето же неприличие ужасное!
А я атвичаю:
– Жырный кот! А ты никому не гавари просто!
И тожы стал Жырный кот пузичко давать чисать. Не очинь сильно. Он стисняется покашто. Но уже ниплохо я иво научил! Нельзя ведь, штобы такое пузичко курпулентное ничесаное болталось!
Я кот такой Феликс Эдмундович харошый очинь, но нищасный. Ниочиньто миня любят. Шастает Аничка моя гулящая, неигривая. И Жырный дружочек мой, когда я на фостик ему напрыгиваю, гаварит: «Очинь ты уж биспакойный, Феликс нибальшой кот!» И не хочит со мной резвиться весело, бегать визде.
Потому пашол я с Дюшечкой Аничкиной дружыственной жэнщиной фильм смотреть каторый называется ТЕРРОР. Как все плавали на бальшых кораблях, и там было холодно, а котиков ни у каво не было. И они изследовали. Там ничево не было кроме воды и льда, поэтому изследовали лед и воду. Из корабля в воду наклонялись, брали и изследовали.
И я падумал, што раз никто нихочит бегать со мной игриво, то буду я сам играть кабута я из-следователь. Стал на тувалет Аничкин кабута ето корабль. И стал изследовать воду в тувалете. Тут Аничка увидела и нимедлино закричала: «Феликс-кот, зачем ты пьешь воду из унитаза?» И схватила миня, штобы пузичко чисать.
Так вот Аничка нидает мне играть в изследователя, жэнщина гвупая, безсердечная!
Вчира я Феликс дикий апасный кот показал Жырному коту ухи ярости. – Очинь ужасно! – гаварит мне на ето Жырный кот. – Феликс ты гвупый кот невинный! Кто жы так делает ухи ярости? Буду я тибя сурово курощать, пока не научишься делать настоящие ухи ярости! Ухи истинной ярости!
Ищо так гаварит:
– Учись, студент, пока я жыв!
Показал он мне ухи истинной ярости и сурово так приулегся пузичком кверху.
Гаварит:
– Нимедлинно учись ухи ярости делать! Не путю никуда, пока не сделаешь очинь апасные ухи!
Показываю я ему ухи ярости. А он от ужаса дажы лапки поджымает. Гаварит:
– Нетнетнет, Феликс нибальшой кот! Очинь это смешные у тебя ухи, не апасные!
Разстроился я, опичалился. Уронился от етово нимедлино на бочок, пузичком кверху. Атвичаю:
– Зато, Жырный кот дружочек мой, ниплохо я пузичко показываю! Вот уж чему бы тибя я мог поучить!
Жырный кот тогда тоже начинаит валяться. Пузичко изо всех сил показывает. Гаварю я ему снизходительно:
– Ниплохо, Жырный кот. Буду я тибя учить пузичко показывать, а ты миня учи ухи ярости делать.
Так мы помирились и нимедлино пошли поесть.
Нипредставляйете вы, какие мучени делает со мной моя Аничка безсердечная! Если бы я какойто другой кот был, а не такой вот милостивый, тирпеливый Феликс, то уже бы накусал Аничку такую изо всех сил!
Вапервых Аничка мои пяточки любит нажмякать. Лежу я, например, рядом с Аничкой такой безстыдной, доверчиво лежу, пузичко растопырил, пяточки. И бирет она мои лапки нежные прямо за мяконькие подушечки! И жмякает их, и топырит! Штожы я могу сделать бизащитный кот?
Дажы и щикотает Аничка мои пяточки! Дажы и вот так бывайет! Как так вапще можно.
Ищо любит мне надуть в пузичко такая Аничка. Ето если я пузичко красиво выставил, то Аничка миня кота хватает и прямо в пузичко гаварит: «Пффф». Што же ето за безстыдство?
Жамкает ищо пузичко, мяшкурит. Например, другим котам она такова ниделайет! Любой кот бы ее за такое безцеременное жамканье нипременно бы кусь изо всех сил! Но коварная Аничка знает, што я кот очинь нежный, добрый.
Такая вот Аничка. Подкрадусь я к ней и кусь за ето все!
Нистерпел я кот измучинный Аничкой! Стал ее воспитывать, иногда и кусь, а то што она. Нидавно вот гостей назвала. Штобы все умилялись, какой у меня носик терракотовый и пузичко раскошное, нипавтаримое. Давал я пузичко милостиво. Но Аничке етово мало показалось! Хвать она миня такова кота и стала танцовать со мной ВАЛЬСКИЙ МАЙС! В ужасе я Аничку такую кусь! И убижал!
Аничка за мной нимедлино мириться побижала, гаварила: «Феликс хороший кот распрекрасный, прости меня, глупую!» Но я нимог. Я от нее носик атварачивал. Патом даже дерзко напрыгнул на Жырново кота, штобы показать, што я Аничку такую нихачу видеть. Дуэлировал изящно с Жырным котом.